Записки опального директора - Натан Гимельфарб

Вспомнилось, как когда-то в школе, в мирное время, слушали инструктора на занятиях по военному делу. Другое дело здесь, на войне. Всё хочется лучше понять и быстрее освоить.

Командир взвода отметил наше усердие и не удержался от похвалы в наш адрес.

Первый день нашей армейской жизни подходил к концу. Хоть он и не потребовал от нас большой физической нагрузки, как это было на рытье противотанковых рвов или на недавних ежедневных 45 километровых маршах на восток, мы всё же к вечеру почувствовали усталость. Её причиной была, наверное, большая психологическая нагрузка, волнения, вызванные уходом со стройки и сомнениями относительно приёма нас в действующую армию.

Только когда мы улеглись на деревянных нарах солдатской казармы и вдохнули ароматный запах свежего сена, служившего нам постелью, мы поняли, что достигли, наконец, поставленной цели. В тот день мы начали отсчёт суток солдатской жизни в этой великой и самой ужасной войне, которую когда-нибудь знало человечество.

29

Василий Степанович Хвыля, командир отделения, в которое определили меня, Женю, Наума и Иосифа был немногословен, не любил повторять свои распоряжения и требовал их чёткого выполнения.

Во второй день нашего пребывания в пулемётном взводе мы стали свидетелями случая, когда Хвыля настаивал перед лейтенантом убрать из его отделения нерадивого и недисциплинированного бойца за небрежное выполнение его указания по смазке оружия.

-Заберить його вид мэнэ, - требовал он по украински.

Лейтенант поддержал Хвылю и предупредил солдата, что примет к нему меры по уставу и законам войны при повторном проявлении расхлябанности.

Василий Степанович был мобилизован из под Одессы, где всю свою жизнь работал в колхозе и дослужился до бригадира, Ему было уже далеко за сорок и в висках его поблескивала седина. О себе он рассказывал мало, но из отдельных фраз сложилось представление, что трудился он честно и жизнью своей колхозной был доволен. За успехи в выращивании кукурузы был удостоен медали Всесоюзной Сельскохозяйственной Выставки. О своей жене, Оксане, он говорил уважительно и тепло, но чаще с грустью вспоминал старшего сына, который ещё до войны закончил танковое училище и служил в Белорусском военном округе.

Хвыля любил во всём порядок. Он отличался редким трудолюбием и был всегда при деле. Любую работу выполнял аккуратно. Внешне казалось, что работал он не спеша, но, как рассказывали очевидцы, всегда первым во взводе успевал окопаться и его окоп был обычно глубже и безопаснее других.

Лейтенант Скиба не раз ставил в пример Василия Степановича, когда подчёркивал важность быстрого и эффективного окапывания. При этом он не упускал возможность продемонстрировать сапёрную лопатку Хвыли, лезвие которой было всегда остро заточено, за счёт чего лопатка при свободном падении могла легко рассечь яблоко, картошку или огурец и углубиться в грунт на глубину, позволяющую ей оставаться в неподвижном вертикальном положении. Редко какая другая лопатка могла бы сравниться с лопаткой командира отделения.

- Жить хочешь - не ленись окапываться, - любил повторять наш комвзвода.

Лучше других умел Василий Степанович соорудить блиндаж, землянку или шалаш. Он легко и быстро находил для этого подручные материалы, ловко устанавливал, закапывал и соединял их воедино и завершал работу быстрее других. Его временные походные жилища были удобны, практичны и годились для длительного пользования.

Никто другой так вкусно не готовил борщи или щи в походных условиях, так быстро не разжигал костёр, и так умело не готовил на нём печёную картошку.

Умел он также и постирать солдатскую одежду и залатать её после стирки. При нём всегда были иголки и разные нитки, он охотно помогал другим в мелком ремонте обмундирования. Даже обмотки он обвёртывал быстрее и аккуратнее всех нас.

В общем - золотые руки были у Василия Степановича. Бойцы уважали его за честность, заботу о подчинённых, внимание к ним и прощали ему излишнюю строгость и требовательность.

Не случайно, наверное, потери в его отделении были меньшими, чем в других отделениях нашего взвода. За прошедшие два месяца войны похоронили только одного бойца и двоих отправили в госпиталь, в то время как полк потерял больше половины своего состава.

К нам Басилий Степанович относился особенно тепло, уделяя много времени нашему обучению военному делу и армейской жизни, проявляя отеческую заботу о нас.

Кроме учёбы, которую проводил лейтенант со всеми бойцами взвода, он провёл с нами несколько дополнительных занятий по изучению материальной части пулемёта, обращая внимание на отдельные детали и тонкости, известные ему из собственного опыта, дал нам ряд важных советов по стрельбе, устранению неисправностей и уходу за оружием.

Хоть мы и имели немалый опыт окапывания из нашей походной жизни в колонне допризывников, опыт Василия Степановича в этом деле оказался для нас весьма полезным. Он научил нас, как точить лопатки, как подбирать место для окопа и как быстрее и лучше окапываться.

Многому другому мы учились у нашего командира. Женя не раз подчёркивал, что нам здорово повезло с начальством в нашей солдатской жизни. Повезло нам и в том, что полк ещё целую неделю, после нашего прибытия, не участвовал в боях и находился на отдыхе и пополнении личным составом и оружием.

Мы старались на доброе к нам отношение ответить старанием и дисциплиной. Уже к концу первой недели Женю назначили первым номером пулемётного расчета, а я стал у него вторым номером. Нам доверили совсем новенький «Максим» из тех, что взвод получил вместе с пополнением личного состава.

Боре меньше повезло с командиром отделения. Им оказался пожилой уже человек, лет под пятьдесят, который отличался дисциплинированностью и послушанием перед начальством, но не проявлял особой инициативы в организации солдатского быта и учёбы и не обладал способностями Василия Степановича.

Борю тоже назначили первым номером и выдали новый станковый пулемёт, но чувствовал он себя не так уверенно, как Женя.

Вечером, когда мы собирались вместе перед отходом ко сну, Женя подробно рассказывал ребятам чему нас научили за день и даже демонстрировал кое-что на конкретных примерах.

Вторым номером у Бори был Миша Гольдштейн. Рому Бройтмана определили в расчёт опытного пулемётчика Ковальчука. Все очень старались в ученьи и многое познали за эти несколько дней.

Мы понимали, что дни нашей «мирной» жизни сочтены, что недолго нам осталось набираться уму-разуму в Гуляй-Поле, а там, в боях, будет не до учёбы.