Записки опального директора - Натан Гимельфарб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наша семёрка шла в одной шеренге. В ней же был и Василий Степанович. За эти дни мы очень привязались к нему. Хоть командиром он был не для всех из нас, все мы ему бесприкословно подчинялись. Он стал для нас и учителем, и старшим другом. Чувствовалось, что наша тяга к нему была ему по душе и он не только не пытался её ограничивать, а наоборот всем своим видом и поведением способствовал нашему с ним сближению.
Женя заметил, что ритм нашего движения небольшой и, что в нашем пешем марше на Ворошиловград мы двигались быстрее, на что Василий Степанович ответил, что быстрее двигаться нельзя и что эта скорость является предельной при полной солдатской экипировке. Кроме вещмешка с запасом продуктов и личной утварью, шинели, скатанной в рулон, и накинутой через плечо, лопатки, котелка, баклажки и ружья, нам ещё приходилось тащить на себе пулемёт в разобранном на части виде.
Вскоре мы убедились, что командир был прав. Когда прошли первые десять километров и был объявлен привал, мы почувствовали не только предельную усталость, но и ощутимую боль в плечах и суставах, от которой не полностью отошли даже после получасового отдыха.
Ещё труднее было идти днём, когда стало припекать солнце. Хоть мы и имели двухчасовой обеденный отдых у реки, смогли искупаться, поесть концентратной каши, попить чайку и даже подремать в сосновой роще, во второй половине дня мы смогли пройти только десять километров и почувствовали, что это предел наших возможностей. Благо, что это и был финал намеченного дневного маршрута и полк остановился на отдых в лесу, у небольшого озера.
Всего за день мы прошли около тридцати километров, а устали больше, чем после 45 километровых дневных переходов в колонне допризывников.
Под руководством Василия Степановича построили удобный шалаш из веток, развели небольшой костёр, собрали на колхозном поле кукурузы и картошки и соорудили роскошный ужин с зажаренным на огне салом из нашего сухого пайка, печённой картошкой, сваренной в котелках кукурузой и горячим чаем с привкусом дыма.
После ужина Наум играл на гармошке и гитаре, с которыми не расставался всё это время. Пели довоенные русские и мелодичные украинские песни. К нашему костру пришли командир полка и комиссар, которые оказались большими любителями музыки. Майор Кийков обладал прекрасным басом, а у комиссара Белкина был неплохой тенор. Вместе с баритоном Иосифа и нашей негромкой поддержкой, песни звучали очень мило и задушевно. Несмотря на усталость, никому не хотелось спать и общение с музыкой продолжалось до позднего вечера, пока не раздалась команда отбоя и отхода ко сну.
Долго ещё, лежа на свежем сене в своём шалаше, говорили мы о войне, о жизни солдатской, оснащении и вооружении нашей армии и ее возможностях противостоять наступающим немецким войскам, вооружённым по последнему слову военной техники.
Теперь, уже на примере нашей дивизии, мы поняли реальное положение в «легендарной и непобедимой» Красной Армии. В то время как солдаты немецких мотострелковых частей были вооружены лёгкими автоматами новейшей конструкции, наши красноармейцы в пехотных частях, в основном, пользовались устаревшей тяжёлой винтовкой со штыком. Если немцы практически не совершали пешеходных маршей, а перемещались на совремённых транспортных средствах, то наши бойцы и командиры преодолевали многокилометровые переходы пешком, таская на себе полуторапудовый груз оружия, боеприпасов, снаряжения, солдатской амуниции и продуктов питания. Тогда как немецкие мотострелковые части имели постоянную поддержку и прикрытие танковыми и авиационными подразделениями, не говоря уже об артиллерийской и миномётной подготовке каждой их операции, наши пехотные полки и дивизии могли рассчитывать, обычно, только на себя и свои собственные небольшие и слабо оснащённые миномётные и пулемётные части, неспособные противостоять танкам и артиллерии противника.
Ни в какое сравнение с немецким было и наше обмундирование. Даже кирзовые сапоги мало кому доставались. Основной обувью были тяжёлые, как кандалы, ботинки и обмотки. Несравнимым было и солдатское питание. Немцы получали калорийные и вкусные концентраты, галеты, мясные и рыбные консервы, сухое молоко и кофе, а наши сухие пайки состояли, в основном, из концентратов перловой или пшённой каши, пожелтевшего сала с прогорклым привкусом от долгого хранения или селёдки не первой свежести.
Вот и сейчас, на передислокацию нашей дивизии на фронт не нашлось автомобилей, и мы должны были пройти несколько сот километров пешком, гружённые, как лошади, оружием, боеприпасами и амуницией.
И вновь кощунственно звучали в ушах слова из той популярной довоенной песни: «Если завтра война, если завтра в поход, мы сегодня к походу готовы.»
Какое бахвальство?! Какая бессовестная ложь, и как легко мы ей верили!
32
По мере приближения к Днепропетровску чувствовалось, что фронт уже совсем рядом. Немецкие самолёты большими группами почти непрерывно находились в воздухе то ли на пути к объектам бомбёжек, то ли возвращаясь на свои базы. Нередко и одиночные самолёты совершали разведывательные полёты на небольшой высоте с целью поиска объектов бомбёжки.
Полк двигался на северо-запад, соблюдая меры предосторожности и маскировки. Шли просёлочными дорогами, предпочитая лесистую местность, вдоль неубранных ещё посевов кукурузы, используя для маскировки рельеф местности.
И всё же на второй день марша мы подверглись бомбёжке.
Василий Степанович первым услышал характерный звук, появившихся из-за горизонта немецких самолётов и скомандовал бежать в придорожный кустарник. Пока самолёты разворачивались для бомбёжки, мы успели рассредоточиться, укрыться в зарослях и прижаться к земле. Бомбы рвались рядом, но никто из нашего взвода не пострадал. В полку же были убитые и раненые.
Чтобы избежать бомбёжек и обстрелов с воздуха, мы теперь шли, в основном, в тёмное время суток, а отдыхали днём, тщательно маскируясь в зелёных массивах. Но даже такие меры предосторожности не уберегли нас полностью от налётов немецкой авиации. Складывалось впечатление, что немцы постоянно следят за нами и что им сверху видно всё, как бы мы не прятались и не маскировались.
Лейтенант Скиба требовал от нас окапывания на каждом привале, даже при отсутствии немецких самолётов. Отдыхать, даже днём, мы теперь могли только приготовив себе индивидуальный окопчик.
Как мы потом убедились, такая мера оказалась совсем не лишней и сберегла многим из нас жизнь при очередных налётах. Пригодились нам сейчас и учебные занятия в Гуляй-Поле, когда Василий Степанович обучал нас быстрому и надёжному окапыванию. Мы это делали теперь быстрее и лучше других и, может быть, только поэтому в нашем отделении никто пока не пострадал при бомбёжках.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});