И только пепел внутри… - Тата Кит

– Забудь.

– А ты забыл? – вновь заглянула мне в глаза.

Вопрос, который не относился ко вчерашнему вечеру, не относился к прожитому дню. Не относился к данному моменту.

Вновь что-то шевельнулось под слоем остывшего пепла. Подняло пыль воспоминаний, заставив её кружиться едва различимой дымкой в подсознании; наполнило горечью внезапно пересохшее горло.

– Не забыл.

– И не забудешь. Ни спустя год, ни спустя три. Никогда, – опустила она взгляд на свои пальцы. Поджала губы и едва различимо добавила. – А знаешь, как иногда хочется?…

– Знаю.

Глава 12

Чайник щелкнул в тишине квартиры, оповещая о том, что справился с возложенной на него задачей. Прозрачный, бурлящий кипяток упал на дно белой кружки и растворил сухой черный кофе. Темная жидкость вспенилась и затихла, когда чайник вернулся на своё место.

Взяв кружку, подошел к кухонному окну, подул на поднимающийся пар и пригляделся к происходящему во дворе. Но из-за того, что свет в кухне был включен, ничего не было видно. Разве что блики одиноких фонарей бледно освещали небольшой круг близ своих бетонных ног.

Ударил по выключателю и покинул кухню, чтобы снова вернуться в комнату и продолжить работу над кипой бумаг, конца которой ещё не было видно из-за сухого песка в глазах, в том числе. Пять-шесть часов работы в неправильной позе и плохом освещении наложили свой отпечаток на боль в спине и шее, и рези в глазах.

Дверь в комнату дочери была приоткрыта. Тусклый свет, вероятно, настольной лампы отбрасывал тень её силуэта на деревянное полотно. Костяшкой указательного пальца тихо постучал по косяку и приоткрыл дверь. Катя, сидевшая за своим рабочим столом, плавно обернулась и встретила меня ленивой улыбкой.

– Тоже работы накопилось? – просунул голову в комнату и слабо улыбнулся.

– Уроков много на выходные задали, – выдохнула дочка и снова подперла ладонью подбородок, уронив взгляд в тетрадь.

– Помочь?

– Да, – перелистнула страницу назад. – Как пишется: «двадцать семь помидор» или «помидоров»?

– Помидоров.

– Спасибо, – ручкой вывела слово и захлопнула тетрадь, положив её на край стола.

– Голодная?

– Давай пиццу закажем? – вопросительно заглянула в глаза.

– Пиццу? А я макароны сварил.

– А они отлипнут от кастрюли? – подавила Катя хитрую улыбку.

Да, мои кулинарные способности оставляют желать лучшего.

– Ну, если у нас получится выдернуть из них ложку, то можно попробовать поесть макароны как чупа-чупс. От ложки они тоже вряд ли отлипнут.

– Фу! – поморщилась Катя.

– Ладно. Макароны оставим Мультику. Где он, кстати?

– Вот, – дочка отъехала на компьютерном стуле немного назад и указала подбородком под стол. – Я на него ноги складываю, а он всё равно не уходит. Спит и иногда тявкает, когда что-то снится.

– Мульт! – позвал я и голова пса лениво поднялась. Туманным взглядом оглядел мои руки и, не заметив в них поводка или намёка на что-то съестное, потерял интерес, снова уснув.

– Ладно, тогда я заказываю пиццу. Тебе какую?

– В которой много сыра.

– Я заказываю, а ты пока заканчивай с уроками. Впереди два выходных, ещё успеешь сделать.

– Хорошо, – согласилась Катя и склонилась, чтобы погладить пса, который поспешил подставить ей пузо.

Звонок в дверь ударил по затылку глухой тревогой. Бросил взгляд на часы. Семь вечера.

– Ты кого-то ждешь? – спросил у Кати и направился к выходу из комнаты.

– Если только пиццу, но ты её ещё не заказал.

– Странно, – нахмурился и вышел в коридор. Кружку с горячим кофе оставил на комоде и подошел к входной двери, несмело её открыв.

– Привет, Паша, – робко улыбнулся Гена.

– Привет, – вторил ему Андрей, стоящий немного в стороне.

– Привет, – повел бровью и открыл дверь шире. Молча уставился на мужиков, ожидая объяснения их внезапного появления на пороге моей квартиры.

– Мы… это… – вздохнул Генка и вскинул руку, прочесав пятерней колючий затылок. – Мудаки, короче.

Поднял теперь оби брови, но помогать им с дальнейшим построением объяснений не стал. Хорошо, в общем-то, начали.

– Да, Паш, – подошел немного ближе Андрей. Переложил шуршащий пакет из руки в руку и, бегая взглядом от дверного звонка к моему лицу, несмело добавил. – Мы вели себя, как мудаки. Весь год мы поступали не так как друзья, а как…

Повисла пауза, во время которой Андрей поджал губы, силясь подобрать нужный эпитет.

Понимая, что ждать долго, подпёр плечом дверной косяк и скрестил руки на груди. Вопросительно посмотрел на обоих.

– Ссыкуны, – выдавил, наконец, Генка. – Мы зассали! Спрятались в свои ракушки и… – тяжело вздохнул, нервно провел широкой ладонью по лицу. – В общем, Паш! Давай, мы скажем тебе всё, как есть, а потом можешь нас хоть с лестницы спустить. Заслужили.

– Слушаю, – дернул я плечом и склонил голову набок, поочередно глядя на обоих.

– Давай, я всё скажу, потому что наш профессор, пока разомнет свои интеллигентные яйца – день кончится, – Генка привычно подколол Андрея и сделал шаг ко мне. Гримаса слетела с его лица и уступила место редкой для него абсолютной серьёзности. – Когда умерла Маша, я впал в ступор. Такого даже врагу не пожелаешь, а уж когда у лучшего друга умирает жена, то сфинктер схлопывается так, что аж парализует. И меня парализовало. Я не представляю, Паша, как ты всё это пережил и как держишься до сих пор. Но я испугался. Ты прости нас и, конкретно, меня, но я боялся… Каким-то своим задним сраным мозгом я боялся, что это может быть заразным. Что я так же могу потерять свою жену и, вообще, тронусь головой… – серые глаза друга заполнились непрошеной влагой. Кадык нервно дернулся, прокатился по жилистой шее и вернулся на место вместе с рваным вдохом. – Ты имел право бухать, злиться на нас и ненавидеть. Это мы не имели права избегать тебя, как прокаженного, и оставлять наедине со своим горем. Маша тоже была нам дорога, мы любили её, как подругу, друга, как младшую сестру… – стиснул зубы проглатывая очередной колючий ком. – Но, какого-то хрена, вместе