Дина Верни: История моей жизни, рассказанная Алену Жоберу - Ален Жобер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
(АЖ) Это ведь тоже семья, да?
(ДВ) Это, возможно, воспоминание о двуколках моего отца. В любом случае я передала свою любовь сыновьям. Оливье и Бертран выросли среди лошадей и стали отличными наездниками.
(АЖ) А скачки?
(ДВ) Я всегда хотела участвовать в соревнованиях. Почему? Потому что Францию исключили из международных состязаний. Многие страны используют упряжки, а Франция – нет. Мне было жаль. Не только мне такие мысли пришли в голову: люди организовали соревнования, в которых я участвовала. Это тоже длилось десять лет. И мы сумели занять видное место, мы даже стали чемпионами Франции в этом виде спорта – упряжки четверкой лошадей.
(АЖ) Ваши конюшни были уже построены?
(ДВ) Там были развалины. Была замковая конюшня, которая стала основой строения, а дальше я отстроила заново конюшни, покупая материалы, сданные в утиль. Поскольку, когда мы снимались в фильмах, я много работала с республиканскими гвардейцами, они мне давали наводки: нужно купить там-то, нужно купить то-то. А чтобы обеспечить кормежку, я приобрела землю и занялась пастбищами.
(АЖ) В сараях не только повозки. Я видел и небольшое кафе.
(ДВ) Это забавная история. За свою жизнь я купила три кафе. Первым была лавка на улице Жакоб, 36, которая стала галереей. Ее хозяин торговал вином и углем. Мое второе кафе появилось, когда я выкупила «Фонтан „Времена года“», кафе-ресторан. А третье, прямо напротив музея, крошечное кафе «Башенка». Так вот, все, что там было, плюс другие вещи из антикварных магазинов я свезла сюда, в эти стены. Это настоящее деревенское кафе: посуда, раковины, реклама, пепельницы, барная стойка…
(АЖ) Что вас подталкивало к тому, чтобы выкупить кафе целиком: любовь к городской археологии или просто красота отдельных предметов?
(ДВ) Я люблю разрозненные вещи. Мне нравится их собирать, чтобы они не исчезли.
(АЖ) А нет ностальгии по тому, что исчезло?
(ДВ) У меня не бывает ностальгии. Я и слова такого не знаю. Нет, для меня есть мечта, и все всегда оптимистично.
(АЖ) Но какой смысл в кафе, которого никто не видит?
(ДВ) Это воображаемое кафе, потому что там не пьют – можно только посмотреть. Занятно! Вы видели афиши? Это настоящие афиши тех времен, я их коллекционировала. Сейчас печатают и поддельные, но в кафе они настоящие.
(АЖ) То есть это сделано для вашего удовольствия, для удовольствия ваших близких и посетителей и не предназначается для передачи в музей?
(ДВ) Пока нет. Это принадлежит моей семье и моим друзьям.
(АЖ) Кстати, а как вы начали коллекционировать?
(ДВ) О, моя первая коллекция – я была совсем маленькой девочкой – это были осколки стекла или тарелок, которые я находила на улице. Пожалуй, нет, не стекла, скорее разноцветных тарелок. Я много таких находила и выкладывала из них мозаики. Это были коллекции, коллекции мозаик, сделанных всерьез из цветных осколков. Мы тесно общались с Пикассо. Однажды он меня спросил: «Что ты делала, когда была маленькой? Как ты начинала?» – «Ну, я начинала, собирая стекляшки на улице». – «Я тоже!» Он тоже собирал стекляшки и делал мозаики.
(АЖ) Как вы познакомились с Пикассо?
(ДВ) Мы познакомились очень просто и стали друзьями за пять минут. Он мне однажды сказал: «Странно, мы знакомы не так давно, но мне кажется, что я тебя знаю столько же, сколько мадам Кюттоли». Мари Кюттоли была его большим другом и продавцом его картин. Между нами этого никогда не было – я выставляла Пикассо, но никогда не продавала его. Тем не менее мы были большими друзьями. Вокруг него всегда была куча народу: кто-то хотел подпись, кто-то предлагал сделку или какие-то невероятные вещи. Я никогда этого не делала. Как друг Пикассо был потрясающим. Как человек – здесь не все было однозначно. Потому что ему нравилось быть жестоким со своим окружением. Ему нравилось кого-то унижать, это доставляло ему удовольствие. Со мной такого никогда не было, у нас все было восхитительно. А с другими было. Я видела, как очень жестоко он обходился с разными людьми. Это меня шокировало, и раз или два я ему об этом сказала. Но он сделал вид, что не понял. Похоже, это ему нравилось.
(АЖ) У вас никогда не возникало соблазна продавать его произведения?
(ДВ) Нет, я его никогда ни о чем не просила. У Пикассо были свои маршаны высокого класса, и давно – задолго до моего рождения. Я ему была не нужна. Наша дружба была совершенно бескорыстна, и это было замечательно. Как я вам уже рассказывала, во время войны я пересекала демаркационную линию, чтобы повидаться с ним в Париже, на улице Гранз-Огюстен, и пообедать вместе. Он очень восхищался смелыми женщинами и любил, чтобы я ему рассказывала перипетии своей поездки. Я была там, когда он впервые увидел Франсуазу Жило[50]. И мне она понравилась так же, как и ему. Она была замечательной, мы с ней были подругами, и она меня ни разу не разочаровала. А Пикассо в Франсуазе Жило потрясло ее мужество. Молодость и мужество.
(АЖ) Вернемся к вашим коллекциям. Что еще вы собирали?
(ДВ) Да много всего! Лучше спросите, что я не коллекционировала. Я вам уже рассказывала, что начала совсем юной, покупая вещи у антикваров квартала Сен-Жермен-де-Пре на деньги, которые мне давали на школьный обед. Я покупала этрусское искусство, каппадокийское, месопотамское, а также африканские гири – все это тогда стоило еще очень дешево. И я хожу по антиквариатам всю жизнь. У меня есть фарфор. Предметы из Амазонии. Старинная мебель. Вещи с оптической иллюзией, венские бальные книжечки.
Вилли Мейволд: Дина и ее лошади, 1963–1964 гг.
(АЖ) А вот это, вокруг нас?
(ДВ) Ах да, у меня есть коллекция русских предметов, но старинных.
(АЖ) В саду есть еще один крошечный
