Дина Верни: История моей жизни, рассказанная Алену Жоберу - Ален Жобер

проникал в скульптуру на уровне живота. С этой идеей ожесточенно боролись все, к кому я обращалась, но Мальро позволил мне действовать по своему вкусу. И сегодня так делают все!

(АЖ) Существуют фотографии Дуано, на которых видна установка статуй, сильные руки, подхватывающие этих пухленьких женщин…

(ДВ) Да. Но это случайность. Дуано проходил мимо. Шел то ли на встречу, то ли со встречи, я уже не помню. Он любил бродить по Парижу. Как-то он шел через Тюильри и увидел установку скульптур. Тут же выхватил свой фотоаппарат. А потом вернулся: ему понравились эти пышные дамы на фоне неба.

(АЖ) Кто отбирал статуи?

(ДВ) Мы выставили основные монументальные скульптуры – их все-таки было восемнадцать. А самые нежные, самые хрупкие экспонировать не стали – им было не место под открытым небом. Отбор был легким, а работать с Мальро было просто замечательно.

(АЖ) А расположение?

(ДВ) Каждое произведение несет свой смысл, будь то работа Майоля, Лорана или другого скульптора. Нужно знать, чувствовать дух произведения. Майоль говорил: «Как бы я был рад, если бы какая-то моя безделица оказалась в Тюильри!» А в итоге там, в общественном пространстве, под открытым небом были выставлены все его основные статуи. Поместить что-либо в Тюильри – это было табу. Срабатывала старая идея монархии, это все же бывший королевский дворец. А мы сделали это эмпирически. Прежде чем были получены окончательные разрешения, все уже было продумано и практически осуществлено.

Статуи получили необходимое им пространство – скульптуре требуется много места. Ей нужна перспектива, нужен воздух. Должна быть возможность обойти ее со всех сторон, увидеть разные ракурсы. Все эти условия должны быть соблюдены. Это особое искусство, которым Майоль прекрасно владел и которое он передал мне.

(АЖ) Да, но сад Тюильри теперь выглядит совсем иначе.

(ДВ) Это правда, там многое изменилось. Был перестроен Большой Лувр, добавлены подземные сооружения, а много позже был перепланирован и сам сад. Вся эта территория на несколько лет превратилась в пустырь. Тем временем статуи были вывезены и укрыты в помещении. Парень, получивший приз за проект перепланировки парка, – это потрясающий человек. Но когда ему вручили техзадание, ему даже не намекнули, что там стоят статуи Майоля. Он вообще понятия не имел, что там есть какие-то скульптуры! И повсюду расположил в парке живые изгороди в стиле Людовика XIV. Но все же мы с ним нашли общий язык. Статуи были помещены между изгородями. Работы в саду не закончены. Возможно, придется еще переставлять скульптуры.

(АЖ) Раньше статуи прекрасно смотрелись на фоне лужаек и фасадов Лувра…

(ДВ) А теперь они стоят между изгородями, и их обнаруживают неожиданно, с более короткой перспективой. Но нужно дождаться окончания перепланировки. Я просто надеюсь, что изгороди подстригут покороче.

(12)

Искусство коллекционирования

(АЖ) На этот раз мы с вами за городом, в вашем самом близком окружении, на краю леса Рамбуйе. Это очень личная, действительно приватная территория. Как вы ее нашли?

(ДВ) Случайно. Мы искали небольшую ферму под ремонт и наткнулись на какие-то развалины. Но у этих развалин было четырнадцать крыш! Все в дырах, разумеется, зато места было много. Одна из моих подруг позднее обнаружила, что это было дворянское поместье, то есть не что-нибудь там! Я почувствовала некоторое благородство в пропорциях, в постройках и максимально эти пропорции сохранила. Но чтобы все отремонтировать, потребовались годы. Где-то лет тридцать, чтобы привести все в приличный вид, и это еще не конец. Поначалу мы жили в единственной комнате – это был бывший хлев.

(АЖ) Зато теперь, когда гуляешь здесь, помимо прекрасной архитектуры, поражает присутствие самых разных животных. Уже на фотографиях Пьера Жаме где-то в 35-м году вас видишь то с птичкой, то с козленком. Позднее у вас были собаки, попугай, лошади…

(ДВ) Я очень люблю животных. Умею с ними говорить, понимаю их, и они прекрасно понимают меня. Я пришла к настоящему диалогу с животными – поверьте, такое стоит испытать. Наши жизни пересекаются. У меня были не только лошади. У меня были лани, коровы, овцы, и все они меня прекрасно узнавали. Была у меня и обезьянка, Рокки.

(АЖ) Здесь у вас экипажи. Я слышал, что вы устраиваете гонки и что даже герцог Эдинбургский сюда заглядывал…

(ДВ) Это все произошло не в одночасье. Однажды мне попалась на глаза повозка, гужевая повозка. У торговца железным ломом. Когда он мне назвал цену, я сначала не поняла. Он сказал: «Шестьдесят франков». Каких франков? Это было в момент, когда проходила деноминация, старые франки меняли на новые. Я так поняла, что он хочет шестьдесят тысяч, а это было слишком дорого. «Нет, – он говорит, – шестьдесят франков. Ну ладно, уступлю вам за пятьдесят!» И я купила свое первое купе, которое мне приволок на буксире джип. В мою жизнь вошел экипаж, окруженный грезами. И когда я на него нагляделась, нагладилась, потребовалась лошадь. Сначала я нашла соседнего фермера, месье Бретона, бывшего драгуна и перекупщика лошадей, который в них прекрасно разбирался. Он продал мне коня и осла. Ослик продавался с маленькой тележкой. Поначалу это была прогулка двух упрямцев: они не хотели никуда идти. Но потом мы подружились. Вот так все началось.

(АЖ) А потом добавились и другие экипажи…

(ДВ) Я поняла, что их можно покупать. Я думала, что экипажи встречаются только у Бальзака. Но тут же, в Рамбуйе, мы нашли две коляски – и тоже по смешной цене. В те времена их сжигали, чтобы они не занимали место на фермах и в замках. Однажды во время прогулки я видела, как в поле жгли роскошный парижский экипаж. У меня был шок. Я очень внимательно следила за участью этих старых повозок. Никто, кроме одного-двух человек во Франции, не знал ценности этих вещей. И вдруг все поменялось: экипажи стали предметом приобретения, чем-то ценным. Они стали даже очень дорогими, но я все равно продолжала их покупать. Потому что у меня не хватало каких-то разновидностей: карет, бричек, фаэтонов, почтовых карет, двуколок, догкартов[49], саней, портшезов… У меня есть выезд Шатобриана, которым он пользовался, когда был послом!

(АЖ) Коллекционировать табакерки – это роскошь. Но коллекционировать экипажи – это двойная роскошь, потому что для них нужны ангары и лошади.

(ДВ) Это тройная роскошь! Как только увлекаешься повозками, увлекаешься и лошадьми. А я открыла в себе безграничную любовь к лошадям. Тот мой сосед, месье Бретон, изменил мою жизнь. Я открыла для себя мир лошадей. И решила, что смогу делать, как он. У меня оказалось тридцать пять лошадей, и их всех нужно было кормить, выгуливать, покупать пастбища, строить конюшни. И я сказала себе: