Моя жизнь под землей (воспоминания спелеолога) - Норбер Кастере

Служба музея поблагодарила его и написала, что данная летучая мышь не беглянка из музея, а что ее окольцевал Норбер Кастере в феврале этого же, 1938 года в Сен-Годенсе, в пещере Тибиран (Верхние Пиренеи). Этот случай повторного отлова не представлял особого интереса: расстояние от места кольцевания всего тридцать три километра, время от момента кольцевания только три месяца.

Через шесть лет, 24 января 1944 года, в пещере Тибиран я обнаружил в своем сачке эту же летучую мышь, которая зимовала здесь же, как в 1938 году. Но представьте себе, что 5 мая этого же года тот же самый штукатур Бонмезон, ремонтируя стену церкви, опять нашел эту же летучую мышь! Она лежала в трещине мертвая, он без труда достал ее, снял кольцо с меткой Н 149 и отправил его мне. Как без кольцевания можно было бы узнать, что эта летучая мышь семейства подковоносов, зимовавшая в пещере Тибиран, имела обыкновение летом "посещать" мэрию и церковь в Эсканекрабе!

И кто знает, сколько раз она проделала этот путь! По меньшей мере в течение семи лет, как можно установить на основании этого интересного эксперимента, в котором главную роль сыграло самое невероятное совпадение — двукратная поимка животного одним и тем же человеком.

В настоящее время на основании своих наблюдений я могу составить некоторое представление о продолжительности жизни летучих мышей. Как помнит читатель, профессор Бурдель, вручая мне первые кольца, сказал, что эти животные живут примерно три-четыре года.

Я начал кольцевать летучих мышей с 1936 года и мог сообщать музею об отлове своих "подопечных", окольцованных пять, десять, пятнадцать лет тому назад.

В настоящее время рекорд (можно говорить о мировом рекорде, поскольку кольцевание проводится во многих странах и специальные публикации помещают результаты отловов для сведения кольцевателей) принадлежит особи семейства подковоносов, которую я повторно отловил 2 января 1960 года в пещере Лябастид (грот Рычащего Льва). Эта самка летучей мыши (кольцо G 106) — моя старая знакомая, так как я уже пять раз отлавливал ее в этой пещере, где она входит в колонию примерно из ста пятидесяти особей.

Я окольцевал ее 30 декабря 1938 года, то есть двадцать три года назад! Но поскольку к моменту кольцевания она была уже взрослым животным, можно считать, что этой летучей мыши по меньшей мере двадцать пять лет, а может быть, и гораздо больше.

Я внимательно осмотрел эту "старейшину" и не обнаружил никаких характерных признаков старости. Ее клыки стерты только наполовину, в то время как мне приходилось видеть животных с совершенно стертыми клыками. Сколько же лет в таком случае живут летучие мыши? Вопрос остается открытым.

Заканчивая главу, мне хочется сказать, что мы лишь слегка коснулись многих удивительных аспектов жизни рукокрылых, обитающих в небольшом уголке Пиренеев, тогда как эти животные обитают во всем мире: от экватора до полярного круга — и сильно различаются как повадками, так и размерами (крыланы или летучая лисица тропиков величиной с кошку, а нетопырь — карлик наших чердаков — весит всего четыре грамма!).

Мы ничего не рассказали, например, о знаменитом природном радаре (или, точнее, сонаре), позволяющем животным летать и находить направление в полной темноте самых глубоких пещер, так как это увело бы нас слишком далеко за рамки наших воспоминаний. И все же мы с сожалением покидаем этих робких и привлекательных созданий, совершенно безобидных и очень полезных. Они, кроме прочих заслуг, вдохновили французского изобретателя Клемента Адера, "отца авиации", который точнейшим образом скопировал строение крыла летучей мыши, когда создавал свою знаменитую "Летучую мышь", поднявшуюся 9 октября 1890 года над парком замка Арменвилье в департаменте Сена и Уаза.

XXIV

Пещеры и молния

Это произошло незадолго до моей женитьбы. Мы с матерью и братьями Жаном и Марсиалем поднялись на пик дю-Миди-де-Бигор. Это был наш первый поход в горы и наше первое восхождение.

В то время еще не было дороги, соединяющей перевал Турмалет с вершиной пика, и подъемника, конечно, тоже еще не существовало. Восхождение на пик дю Миди занимало тогда очень много времени. Мы вышли из селения Грип и шли ночью, чтобы до наступления дня добраться до вершины. Тогда было принято — отголоски эпохи романтизма — подниматься на горы и там встречать восход солнца. Мы еще принадлежали к этой школе и были очень рады, что достигли вершины до зари.

Из Сен-Мартори пик дю Миди кажется самой высокой точкой Пиренеев. Такое ложное впечатление создается благодаря тому, что эта вершина несколько выдвинута вперед к долине. Ее гармонично правильный купол притягивает к себе взгляды. Прекрасная гора была у нас перед глазами в течение всей нашей юности. Много раз у нас возникали и лопались планы восхождения на нее, но только сегодня нам наконец удалось осуществить эту мечту; мы ждали зарождения нового дня, дрожа и прижимаясь к триангуляционному знаку на вершине.

Наконец за гребнями Арьежа появилось солнце, и мы восторженно следили за его восходом над морем пиков и долинами Гаскони.

В те времена вершина еще не была срезана на семнадцать метров для установки на ней телевизионного пилона, и мы находились выше площадки, на которой стоит обсерватория.

Пока в этот утренний час мы дрожали от холода, на площадке появилась какая-то фигура. Это был наблюдатель. Он посмотрел на приборы, стоящие под навесом, взглянул на солнце и увидел нашу маленькую группу, сгрудившуюся у пирамидки, таким образом ища защиты от ледяного ветра, который поднялся с наступлением дня. Он нас окликнул, сказал, чтобы мы не замерзали там наверху, и пригласил погреться.

В ответ на это любезное приглашение мы двинулись вниз, стараясь рассмотреть человека, который ожидал нас на пороге своего дома. Высокий рост, немного сутулая фигура, рыжеватая борода и в особенности голос пробудили у нас с Жаном одинаковые воспоминания.

— Да ведь это Дозер! — сказали мы в один голос. За десять шагов до него всякие сомнения исчезли: мы узнали нашего бывшего учителя физики и химии в Тулузском лицее! Мы потеряли его из виду с начала войны 1914 года и не знали, что он стал директором обсерватории на пике дю Миди.

Конечно, это был Дозер. Он пригласил нас зайти, угостил обжигающим кофе в своем кабинете и наговорил маме комплиментов по поводу того, что она поднялась в горы ночью вместе со своими взрослыми сыновьями. Он добавил, что обычай ночных восхождений все больше уходит в прошлое.

Короче говоря, он был очарователен, полон внимания, и мы вновь нашли в нем любезнейшего человека, превосходного учителя, которого знали раньше. Он и не подозревал, что перед ним два его бывших ученика, но мы сказали ему об этом, и все вместе погрузились в старые довоенные воспоминания.

Дозер был очень гостеприимен и показал нам свою интереснейшую обсерваторию.

Это восхождение и посещение обсерватории не остались без последствий и не забылись.

В 1928 году я вновь поднялся на пик дю Миди с женой, на этот раз на лыжах, так как дело происходило 28 января. Снегопады были исключительно обильными (на террасе обсерватории снежный покров достигал шести метров). Из поселка Грип мы вышли ночью, и на восхождение нам понадобилось одиннадцать часов из-за большого количества снега, плохого снаряжения и наших неисправных лыж.

Хотя конец восхождения был очень мучителен из-за снежной бури, в общем это был прелестный поход и даже — я не сомневаюсь в этом — первый в своем роде: первое восхождение женщины на лыжах на пик дю Миди. Это маленькое обстоятельство занесли в журнал два сотрудника обсерватории — Убер Гарриг и Жозеф Дево.

Из-за снежной бури и лавин, которые делали невозможной любую попытку спуститься, мы три дня пользовались гостеприимством хозяев обсерватории.

Летом мы много раз поднимались на пик дю Миди и дважды нанесли визит господину и госпоже Дозер, жившим зимой в Баньер-де-Бигор.

Господин Дозер, обладавший острым умом ученого, интересовался решительно всем, даже нашими подземными исследованиями и наблюдениями, и неустанно расспрашивал о них. Здесь, наверху у пика, он начал проводить значительные строительные работы по расширению и модернизации помещений обсерватории. Это учреждение было делом всей его жизни, он отдавался ему целиком.

Проходили годы, и однажды весной 1937 года раздался телефонный звонок из Баньер-де-Бигор. Взволнованный и совершенно растерянный Дозер сообщил мне поистине удивительную новость и просил меня оказать ему большую услугу.

Положив телефонную трубку, я рассказал жене, которая в это время занималась в кабинете с нашими тремя детьми, какие неслыханные вещи произошли в обсерватории пика дю Миди и что случилось с беднягой Дозером.

В 1937 году страна переживала всевозможные потрясения. Отголоски этих событий достигли вершины пика дю Миди, где без всякого предупреждения покинули свои посты двое служащих обсерватории, обеспечивавшие работу метеорологической службы. Наверху остался только повар, который тоже не замедлил бы спуститься, не помешай ему то обстоятельство, что он плохо ходил на лыжах, а состояние снега было неблагоприятным.