Муля не нервируй… Книга 6 - А. Фонд

— Муля! — возмутилась Лёля, — мы же друзья. А друзья помогают друг другу бескорыстно!

— Согласен. Убедила, — сказал я, — друзья именно так и поступают. А теперь скажи мне, Лёля, в чём ты мне хоть раз помогла?

Лёля вспыхнула, а я безжалостно продолжил:

— Наоборот, если мне не изменяет память, ты постоянно старалась использовать и утопить меня. То с Барышниковым пыталась вывести меня на чистую воду, но госконтрактом каким-то угрожала и шантажировала. Друзья разве так поступают?

Лёля насупилась и низко-низко опустила голову.

— Поэтому я и говорю — раз нет дружбы, значит должна быть выгода. Для тебя выгоду я вижу — жить в Югославии, быть хозяйкой поместья и родить наследников всех этих трактиров, магазинов и заводов. А вот в чём выгода для меня? Что мне за это будет?

— Моя благодарность, — пискнула Лёля.

— А в чём измеряется твоя благодарность? — спросил я.

Лёля замялась, а я довольно жёстко сказал:

— Иди, Лёля, и думай. Я могу тебе помочь сделать так, что ты очень даже быстренько уедешь к своему Пете. Но я должен быть заинтересован в этом. Иначе никакой помощи от меня не будет.

Я развернулся и ушёл, оставив за спиной ошеломлённую и полностью деморализованную Лёлю.

Честно говоря, я не знал, что она может мне предложить. Да и, по правде говоря, мне от неё ничего и не надо было (разве только, чтобы она навсегда оставила меня в покое). Но Лёля — очень эгоистичный человек. Она считает, что Земля вертится вокруг её желаний и все должны танцевать только под её дудку по малейшему взмаху руки. А так быть не должно. И сейчас это был некий воспитательный момент. Она должна понять и осознать, что не всегда все бросаются исполнять её хотелки по малейшему зову. Что человек должен быть заинтересован, чтобы помочь ей.

Вот пусть и думает.

Мне даже самому интересно, до чего она в результате додумается.

Изольда Мстиславовна, как обычно, была на высоте: строга, собрана и в курсе всего, что происходит в Комитете, и вообще в искусстве СССР.

— Муля! — обрадовалась она мне, когда я вошёл и выставил перед ней коробку с духами «Чёрный доктор» и два кашпо из кокосовых волокон. — Почему ты только зашёл?! Ты уже давно приехал, а зайти ко мне не удосужился…

Она алчно схватилась за кашпо, скользнув невнимательным взглядом по духам.

— Ох, Муля! Какая прелесть! Где ты это взял?

— Там, в Белграде, был магазинчик для цветов. Вот там и взял, — ответил я, — очень полезная для цветов вещь. Туда можно высаживать растения и корни у них никогда не будут загнивать. А ещё кокосовое волокно хорошо впитывает влагу. Можно один раз полить и уехать в отпуск. А вазон не пропадёт.

— Чудеса, — покачала головой Изольда Мстиславовна и решительно сказала, — высажу туда пуансеттию!

Я не знал (и знать не хотел), что такое пуансеттия, но глубокомысленно покивал.

Изольда Мстиславовна ещё немного полюбовалась кашпо, погладила его, потрогала, а потом прищурилась и тихо сказала:

— Будь осторожен, Муля. Там тебе Завадский сюрприз подготовил.

— Что за сюрприз? — нахмурился я.

Терпеть не могу сюрпризы. Особенно от таких, как Завадский.

— Точно не знаю. Слышала, Ваня с ним по телефону разговаривал и ругался. Так что будь осторожен, Муля. Через два дня большое собрание на базе Центральной студии телевиденья. Будут твой проект обсуждать и поточные мероприятия с югославами. Ты приглашён, но, насколько я знаю, без права голоса.

Я призадумался. Интуиции Изольды Мстиславовны я всецело доверял.

Нужно выяснить, что задумал Завадский. И Капралов-Башинский может это знать. Или знать, кто знает. Но идти к нему было неохота. Сейчас начнёт опять роли клянчить. Лучше сначала спрошу у Раневской. Уж она точно такое не пропустит. Какая-нибудь Любочка ей точно последние слухи передаст.

Когда я подошёл к высотке, Фаина Георгиевна как раз выгуливала Букета на поводке. Точнее на верёвочке. При этом сегодня Букет был своей самой обычной окраски (если не считать кончика хвоста, выкрашенного в зелёный цвет, но это уже мелочи).

— Я смотрю, Фаина Георгиевна, Букет вернулся к натуральному окрасу? — поприветствовал актрису я. — Новая мода?

— Да Ярослав переселился сейчас в общежитие интерната, — ответила Фаина Георгиевна.

— А что, разве занятия уже начались? — удивился я. — Там не с первого сентября разве занятия начинаются?

— Насколько мне объясняла Глаша, он упросил коменданта общежития пустить его, как сироту, прямо сейчас.

— Ничего не понимаю, — нахмурился я. — Зачем ему жить сейчас в общежитии?

— Да что-то они с Машенькой там не поделили, — вздохнула Фаина Георгиевна и тут же наябедничала. — Беременные женщины становятся такими капризными. Вот она вчера и ко мне прибегала ругаться.

— Ругаться? — удивился я. — Маша?

— Да, хотела обратно квартирами меняться, — сконфуженно сказала Злая Фуфа, — я-то понимаю, что она права. Но это же ты всё решал. И я ей сказала, что нужно сначала с тобой поговорить. И будет, как ты скажешь. Но на всякий случай мы с Глашей стали собирать вещи…

— Ещё чего! — возмутился я, — мы с вами честно обменялись. Документы переоформили. Всё по-честному. Это — моя квартира. И я просто пустил туда жить отчима с женой. Если Марии что-то не нравится — она всегда может вернуться обратно к себе в общежитие. Там у неё, если не ошибаюсь, койко-место есть.

От такой моей отповеди Фаина Георгиевна смутилась.

— Не сердись, Муля, я её очень понимаю — жить над хлебом и зрелищами в этой квартире — удовольствие на самое большое.

— Фаина Георгиевна, — вздохнул я, — вся страна живёт в бараках и коммуналках. Маша, по сравнению с остальными, роскошует в отдельной комфортабельной двухкомнатной квартире в центре Москвы. Да ещё и дом — высотка. Нужно жить и радоваться, что санузел ни с кем делить не надо. И на кухне можно готовить в любое время, без графика.

— Готовить она не любит, — хмыкнула Фаина Георгиевна, — просила на сегодня мою Глашу дать. Завтра же Модест Фёдорович приезжает с конференции. А Дусю ты себе забрал.

— Фаина Георгиевна! — возмутился я, — Дуся — не прислуга. Она — член семьи. Она и меня, и мою мать, и тётю Лизу вырастила и воспитала. И это именно она решает с кем ей хочется жить. Неужели вы не думаете, что мать не звала её к себе? Но она хочет жить только со мной. И это её выбор.

— Да, я знаю. Она с тобой даже в коммуналке жила, — кивнула Фаина Георгиевна, — хоть Модест Фёдорович её в квартиру звал.

— Ну вот видите, — сказал я, — а Маше нужно учиться нормально общаться со всеми. Чтобы