Муля не нервируй… Книга 6 - А. Фонд

— Муля! Что это?!

Ей на колени выпала шелковая юбка тёмно-малинового цвета в крупный тёмно-фиолетовый горох.

— А ты как думаешь? — хохотнул я.

— Юбка, — пролепетала деморализованная Дуся и с вопросительным и жалобным видом посмотрела на меня.

— Не нравится? — свирепо сказал я, но потом не выдержал и рассмеялся.

— Очень нравится, — аж задохнулась от восторга Дуся, руки её ощупывали и гладили шёлк, — но как это понимать?

— Так и понимай. Это подарок тебе, — сказал я, — раз тот, предыдущий подарок так сильно тебе не понравился. И имей в виду — это последний, больше у меня нет.

— Почему не понравился?! — аж испугалась Дуся, — очень даже понравился, просто Маша…

— Забудь ты уж про Машу, — сказал я, — я подчёркиваю, Дуся — это мой подарок тебе. Только тебе! И не надо его никому передаривать. Я весь день ходил, выбирал. Для тебя, между прочим…

— Но для меня ты выбирал плащ, — вздохнула Дуся (видно было, как ей жалко плаща), — а это ты кому? Может, не надо на меня тратить такой подарок, Муля?

— Дуся, это — тоже планировалось тебе, — вздохнул я, — просто я купил тебе два подарка. Этот я хотел дарить на твой день рождения, через месяц. Но раз ты отдала плащ, то пусть будет юбка сейчас. А на день рождения что-нибудь потом придумаю.

— С-спасибо, — пробормотала деморализованная и ошарашенная Дуся и спрятала вспыхнувшее лицо в малиновом шёлке.

А я тихонько вышел из комнаты. Ей нужно время, чтобы принять ситуацию. Слишком много для неё за последние месяцы изменилось.

Дуся — всегда была как член семьи Шушиных, Бубновых, Адияковых. Только всё равно, все понимали, что она не совсем полноправный член семьи, что она всё-таки в услужении. Так повелось ещё от Мулиного деда. Как я понимаю, он был тот ещё деспот и домостроевиц. И потом все так и продолжали потребительски к ней относиться. Что удивительно, и сама Дуся ничего необычного в этом не видела и считала, что так и надо.

Но я так не считал и не мог с этим смириться. Нет, мне было очень удобно, что Дуся взяла на себя все мои бытовые вопросы. Я прекрасно помню первые дни после попадания сюда, когда выстоять очередь на коммунальной кухне и пробиться к плите, чтобы сварить суп — это был тот ещё квест.

Но дело в том, что в той, моей жизни, у меня было довольно много наёмных работников. Была тётя Люда, которая убиралась в доме, занималась стиркой и готовкой завтраков (обедал я в офисе, в столовой, а ужинал обычно где-нибудь в ресторане или в гольф-клубе), а выходных у меня никогда не было. Был Саша, мой водитель. Был приходящий Михалыч, который занимался садом и лужайками два раза в неделю. И ещё были Витя и Толик — охранники. И я всегда относился к ним также, как к своим деловым партнёрам. И всегда, по возможности, помогал.

Как-то я оплатил супруге Михалыча дорогостоящую операцию в Германии. А Саше помог, когда его оболтус загремел в КПЗ за драку. Оболтуса, я, кстати, потом тоже к делу пристроил. Нечего ему болтаться и от безделья искать приключения на пятую точку. Тёте Люде помог с обнаглевшим зятем, который при разводе пытался отжать имущество и двух детей у её дочери.

Поэтому и к Дусе я относился с уважением. И она это чувствовала, потому что шла за мной, куда шёл и я.

Я вернулся в дедов кабинет, который теперь стал моей комнатой. Здесь был сейф, встроенный между стеллажами с книгами. Я вытащил из чемодана пачку денег (не всё я отдал тёте Лизе, себе «на мелкие расходы» оставил и плюс несколько пачек нужно было отдать Адиякову за меха). И сейчас я решил всё сложить в сейф.

Но тут в дверь позвонили. Так как Дуся была заплаканная, то пошёл открывать я, сунув деньги обратно в чемодан, от греха подальше.

На пороге стоял и мялся Миша Пуговкин:

— Муля, нам надо серьёзно поговорить, — сказал он и серьёзно посмотрел на меня.

— Разве мы с тобой в Белграде всё не обсудили? — удивился я, — зачем одно и то же сто раз обмусоливать, Михаил? Я тебе своё мнение уже давно сказал. И оно не изменится.

— Нет, Муля, не обо мне поговорить, — покачал головой Миша, огляделся и тихо добавил, — о твоих соседях по коммуналке.

Глава 15

Я посмотрел на него с немалым изумлением. Но предложить войти — не предложил. Вместо этого нахмурился:

— Михаил, а почему ты с этим вопросом ко мне пришёл? — спросил я сухо.

Лицо у того вытянулось:

— Ну… ээээ…

— Теперь там проживаешь ты. Вот сам эти проблемы и решай, — равнодушно пожал плечами я.

— Тебе разве не интересно? — удивился он.

— Ты знаешь, совершенно не интересно, — честно ответил я. — У меня столько всего, что я со своими проблемами не успеваю разобраться. У тебя всё?

Миша покраснел:

— Эммм… Да.

— Тогда всего доброго, — ответил я и закрыл перед его лицом дверь.

Представляю, что он сейчас думает. Но другого варианта воспитательного процесса я не видел. С людьми, склонными к выпивке, категорически нельзя быть мягкотелым и добреньким. Иначе они очень быстро садятся на голову.

Я считаю, что пьянство и алкоголизм — это болезнь. Очень страшная и практически неизлечимая болезнь. Примерно, как онкология или сахарный диабет. И нужно, чтобы человек сам взялся за своё лечение. В медицине достаточно случаев, когда люди со страшными диагнозами брали себя в руки, выстраивали режим питания, физических нагрузок, всей жизни, — и вполне себе нормально жили долгие годы. Но сила воли там должна быть колоссальная, по сути там всё существование человека должно быть подчинено работе с болезнью.

У меня, в той, прошлой жизни, был троюродный брат, который, как узнал, что у него диабет второго типа, полностью отказался от всех пищевых излишеств, сел на строгую сбалансированную диету, со строгим физическим сопровождением и чёткими нагрузками, и практически переборол диабет. Да, у него периодически сахар «прыгал», но это брат контролировал свой сахар, а не наоборот.

Также и с пьянством, и с алкоголизмом. Можно человека уговаривать до бесконечности, ругаться с ним, просить его, кодировать. Но как только человек не захочет и не возьмёт сам себя под собственный контроль — толку не будет.

Поэтому я так жёстко и разговаривал с Мишей. Помню его биографию в том, моём мире. Там всё могло бы закончиться более приятно, если бы он вовремя остановился.

И я решил пойти ва-банк. Вижу