Муля не нервируй… Книга 6 - А. Фонд

дверь и из коридора крикнул задорный молодой голосок:

— Это что, Муля приехал?

— Привет, Машенька! — воскликнул я, выйдя в коридор и обнял мачеху.

Маша была уже на средних сроках и начала интенсивно поправляться. Лицо её немного расплылось, но от этого она не казалась некрасивой, наоборот, очень милой и уютной.

— Как доехал? Как съемки прошли? — спросила Маша с улыбкой Джоконды. Она осторожно прошла по коридору с вошла в комнату.

— Прекрасно, — сказал я, — а как там моя сестрёнка?

— Замечательно, — расцвела Маша.

— Смотри, что я вам привёз, — сказал я и начал выгружать свёртки.

— Ох! — охнула Маша, — это всё мне?

— Посмотри, — улыбнулся я.

Маша бросилась к свёрткам и принялась торопливо разрывать их.

Дуся морщилась, ей было жаль импортную упаковку, но она молчала.

— Это что? — на кровать из свёртков выпали детские комбинезончики, красивые импортные пелёнки, какие-то пёстрые чепчики с помпончиками…

— Это всё сестрёнке, — сказал я, но тут же поправился, — мы с тётей Лизой выбирали, — она говорит, что иногда бывает, что ждёшь девочку, а получится мальчик. Поэтому мы не брали розовое и голубое. А взяли салатовое и жёлтое. Будет как цыплёнок.

— А что ты мне привёз? — заинтересованно спросила Маша, отложив все детское барахло в сторону.

— А это тебе, — я, немножко ошарашенный, положил перед ней свёрток.

Маша разорвала его и вытащила кофту. Кофта была импортная, мохеровая, нежно-лилового цвета, а на рукавах и по бокам были вставки из вельвета, только более фиолетовые. Эту кофту можно было носить и как летнюю куртку.

— Ух! — обрадовалась Машенька и бросилась примерять. Лицо её было счастливым.

— А это отцу, — сказал я и положил на кровать ещё один свёрток.

Машенька продолжала вертеться у зеркала. Поэтому Дуся подошла, аккуратно раскрыла свёрток и вытащила тоже плащ. Только тёмно-синий с коричневыми вставками:

— Красота какая! — ахнула она, — и мне плащ привёз, и отцу. Сколько денег, Муля, потратил…

— А мне почему не привёз? — спросила Машенька. — почему им плащи, а мне — только кофту?!

Она нахмурилась, губы её задрожали и, судя по выражению лица, она вот-вот расплачется.

— Извини, Маша, — растерялся я, — я думал, кофта лучше, чем плащ. И она в два раза дороже стоит. Это даже не кофта, а как-то оно по-другому называется. Я забыл, как тётя Лиза говорила — вроде блейзер, что ли…

— Но я хочу плащ! — на глазах Маши показались слёзы.

— Я подумал, что ты сейчас в положении, тебе именно тёплая кофта нужна, причём ты будешь расти и кофта немного тянется. А плащ ты уже через месяц-полтора носить не сможешь. А я потом снова поеду в Югославию и после родов тебе ещё привезу. Мода-то меняется. Через год другой фасон будет. Вот и привезу.

— Так что я сейчас буду без плаща ходить?! — казалось, Маша меня не слышит. — Ты даже ей и то плащ привёз!

Её палец обличительно уставился на Дусю. И она горько заплакала, плечи её аж тряслись от рыданий.

— Я могу отдать тебе свой, — пролепетала деморализованная Дуся.

— А у тебя какой? — отеняла ладони от зарёванного лица Маша.

— Голубой, — ответила Дуся.

— Это мой любимый цвет!

Я смотрел на это все и обалдевал.

— А это Ярославу, — сказал я Дусе и положил ещё один пакет на стол.

— А что там?

— Пиджак ему купил, вельветовый, — пояснил я, — как раз ему в школу будет.

Дуся осторожно развернула и вытащила вельветовый пиджак тёмно-зелёного цвета.

Маша не проявила никакого интереса, она крутилась перед зеркалом в Дусином плаще.

И тут из кармана выпал люрексовый платочек.

— Ой, что это? — глаза Маши лучились восторгом, Она примерила платочек к плащу. Получилось очень красиво.

А вот Дуся осталась без гостинца.

Следующий визит был к Адияковым.

Еле-еле я вырвался от хлебосольной Дуси (закормила меня) и отправился дальше. Планировал за сегодня обойти всех своих и раздать подарки. А то потом суета начнётся и будет некогда. Да и обидятся, если узнают, что я кому-то подарок уже подарил, а к кому-то ещё не дошел.

Адияковы были оба дома.

При виде меня, разразились бурные восторги, обнимашки-поцелуи и прочие телячьи нежности. Причём не только Надежда Петровна, но и Павел Григорьевич, оба меня обнимали и тискали. А Мулин отец даже аж прослезился.

— Ну как ты? Как съездил? Ты хорошо кушал? С Лизой виделся? Как там она? Сильнее меня потолстела? А ты Тито видел? А что там в городе носят? — вопросы посыпались, словно из пулемёта.

— Стой! — Рассмеялся я, — давай я обстоятельно всё расскажу. Но сначала подарки. И да, с тётей Лизой я виделся и очень подружился. Она на тебя, мама, похожа, такая же молодая и красивая. И нет, не толстая. Ты тоже не толстая.

Надежда Петровна зарделась от удовольствия.

— А ей наши подарки понравились? — осторожно спросил Адлияков, — поди в заграницах этих уже ничем не удивишь.

— Соболя её потрясли. — Сказал я и Павел Григорьевич победно, с триумфом взглянул на жену.

— Вот видишь, Надя!

— Ну, может, она такой вид сделала, — покачала головой Мулина мать.

— Нет, мама, — сказал я, — она казала, что закажет из соболей пошить манто. В театр будет ходить в нём.

— Лизка всегда была такая! Взбалмошная! — фыркнула Надежда Петровна. Хотела неодобрительно, но получилось с любовью.

— А теперь подарки! — заявил я и начал доставать свёртки.

— Это тебе, отец, — я вытащил свёрток сверху и отдал Адиякова.

— Посмотрим, посмотрим, — усмехнулся тот и вытащил из свёртка тоже плащ. Только не синий, как у Модеста Фёдоровича, а тёмно-коричневый с серой отделкой.

Пока Адияков восторгался плащом и примерял его у зеркала, я дал матери свёрток:

— Это от тёти Лизы.

— Что это? — тихо прошептала она и вытащила изумрудно-зелёное люрексовое платье с длинным рукавами и цветами (тожде блестящими) по вороту. — Ах!

Надежда Петровна издала полный восторга стон и прижала платье к себе:

— Какая красота! — пролепетала она умирающим от восторга голосом.

— Это ещё не всё, — сказал я и вытащил ещё свёрток:

— А это — от меня.

Надежда Петровна достала велюровое пальто. Белое.

— Оооо! — только и смогла произнести она, потрясённо глядя на невиданный в послевоенной Москве шик.

— А это тоже от тёти Лизы, — я аккуратно достал круглую плотную коробку из картона.

— Это же шляпка! — ахнула Надежда Петровна и бросилась примерять шляпку вместе с пальто. Шляпка была легкомысленного нежно-кремового цвета и очень ей шла.

— И в заключение — от благодарного сына самой лучшей в мире матери, — громко и торжественно объявил я и вытащил маленькую коробочку.

Когда Надежда Петровна увидела золотую цепочку с кулоном, она разрыдалась от счастья. Я был опять зацелован до смерти и