Пещерные девы - Ллойд Деверо Ричардс

Отношения Фергюсона и Крейтона более всего походили на отношения двух тиранов-шизофреников: оба претендовали на ограниченные средства, которые выделялись на исследования из одних и тех же источников, оба были прямыми конкурентами друг друга, как в свое время Уотсон с Криком отчаянно боролись за первенство в определении структуры ДНК с другими генетиками. Только в случае с Фергюсоном и Крейтоном гонка шла за первенство в изучении батрахотоксина. Этот редкий сильнодействующий яд стал для них своего рода аналогом двойной спирали. Многие считали, что он станет тем недостающим звеном, которое приведет к прорыву в получении более эффективных лекарств от сердечно-сосудистых заболеваний, инсультов, рассеянного склероза и даже рака, однако пока было понятно лишь одно: не исключено, что яд древесных лягушек можно будет использовать для получения новых обезболивающих. Но и этого оказалось достаточно, чтобы токсин на долгие годы занял место приоритетного объекта исследований. А значит, и деньги на них тоже будут поступать долгие годы.

И вот этот денежный поток грозил иссякнуть в одночасье, если один из них сделает глупость и спугнет грантодателя – Национальный институт здравоохранения, главный двигатель фундаментальных исследований в области фармакологии и медицины в стране. Роль НИЗа была тем более важна, что он был признан самым престижным и крупным агентством по биомедицинским исследованиям в мире. Оба ученых знали, что для осуществления молекулярного прорыва века нужно много денег. Очень много денег. И еще им предстояло определить, кто из них прославится как главный первооткрыватель живительных свойств батрахотоксина.

То, что Фергюсон два года назад скрыл смерть Питера Франклина, сказалось на его личной жизни. Он прекрасно понимал, что его престиж ученого во многом зависит от того, как его видят окружающие. Общественным мнением нельзя пренебрегать, а любой намек на подозрительную смерть, связанную с исследованиями батрахотоксина в его научном центре, подорвет доверие и к нему лично, и ко всему, ради чего он упорно трудился всю жизнь. Даже ему не хватит политического веса, если вся правда о смерти Питера Франклина выплывет наружу.

– Я ценю то, что ты сделал, Шеймас. И не собираюсь мстить, у меня нет никаких претензий к тебе или ФБР. – Непоколебимая уверенность Крейтона только усилила беспокойство Фергюсона.

– Все просто, Рэнди, – сказал Фергюсон, повысив голос. – Ты прикрываешь спину мне, я – тебе. Я не стал бы наводить на тебя федералов, чтобы они дышали тебе в затылок, из-за нескольких жалких миллионов, которые ты наверняка можешь заработать сам месяцев за шесть, если свяжешься с опытными инвесторами.

– Эта дверь открыта для всех, Шеймас. Частный капитал имеет свои преимущества.

– Ты о краже со взломом? Если так, то чище надо было работать, вот что я тебе скажу.

– Опять за старое, да, Шеймас? Брось уже. Это было давно и быльем поросло. Я не имею никакого отношения ни к исчезновению ваших шкурок, ни к смерти Питера Франклина.

– А вот я подозреваю, что и за той кражей, а может, и за смертью Франклина стоит твоя лаборатория, и вижу в этом определенную логику. Насколько я знаю, все древесные лягушки теперь занесены в список исчезающих видов. СИТЕС полностью запретила международную торговлю ими.

СИТЕС, или Конвенция о международной торговле видами дикой флоры и фауны, регулирует торговлю исчезающими животными и растениями, в том числе экваториальными ядовитыми лягушками Нового Света.

– К чему ты клонишь, Шеймас? Хочешь обвинить меня в убийстве? – В голосе Крейтона наконец-то послышалось раздражение. – Нечего строить из себя благородного дикаря. Мы все сидим на поставках необходимых нам шкурок из Казахстана. В чем дело? Тебе что, не хватает общественной любви и внимания?

– Ты что, газет не читаешь? – огрызнулся Фергюсон. – За две последних недели в нашем штате и в соседнем нашли трупы двух студенток моего университета, причем одна из них – с факультета криминалистики, опомнись! И тут в мою дверь стучится ФБР. Как ты думаешь, в чем тут, черт возьми, дело?

Или ты забыл, что Питер Франклин проходил у тебя в «Макалистер Фармасьютикалз» летнюю стажировку, Рэндалл? А потом вернулся к нам в качестве лаборанта. И, какое совпадение, той же осенью взломали наш склад! Украли целых три шкурки! А немного погодя сам Франклин умер здесь, в нашем кампусе! Так что лучше для разнообразия поставь себя на мое место, Рэндалл. Понимаешь, о чем я?

– Это что, угроза? – повысил голос Крейтон. – Прекрати уже паниковать. Заруби себе на носу – мне нет нужды нанимать бывших стажеров, чтобы они крали у тебя шкурки. Я не говорил с ФБР. НИЗ может финансировать кого захочет. Пятилетний грант получил ты, Шеймас? Поздравляю. Как ты сам говоришь, для меня это не так уж важно. У меня есть другие деньги от них же, а еще от авантюристов-инвесторов, которые торопятся вложиться в меня в надежде, что «Макалистер Фармасьютикалз» вот-вот начнет нести золотые яйца. Так что хватит уже выпендриваться, черт возьми.

Фергюсон стиснул телефон:

– Слушай, Рэндалл. Если эта сука из ФБР свяжет смерти этих бабенок с моим исследовательским центром, это будет плохой новостью для нас обоих.

– И зачем это ей, Шеймас? Что? – переспросил Крейтон куда-то в сторону. – Извини, мне сейчас нужно быть в другом месте. Спасибо, что предупредил. Если мне позвонят из ФБР, я дам тебе знать. Было приятно тебя услышать, как всегда. – И Крейтон повесил трубку.

Сам Рэндалл Крейтон-третий так и не позвонил тому парню из ФБР, как обещал. Он не верил, что их интересует его профессиональное мнение по делу, которое не имеет никакого отношения к нему лично. Скорее всего, это из-за того провального свидания в Иллинойсе. А ведь он даже своему адвокату еще не звонил, так ему хотелось верить, что тот случай сойдет ему с рук.

* * *

Над его головой рядами висели настенные стеллажи с обширной коллекцией редкостей, которые собирала бабка. Одну стену полностью занимали малоизвестные артефакты доколумбовой эпохи: мезоамериканские статуэтки из глины и камня. На другой стене помещались серебряные и золотые ожерелья, браслеты, серьги и перстни, за которые, как однажды рассказала ему сама бабка, она щедро платила дилерам черного рынка в 50-х и 60-х годах, пока правительства Центральной Америки не перекрыли поток незаконной торговли своими сокровищами и антиквариатом.

Трип потянулся к угловой полке над маленьким письменным столом – тем самым, за которым бабка обычно просматривала счета и писала ответы на запросы соцслужб много лет назад. За ним же она сидела и смеялась над Трипом, когда он только переехал к ней в дом. Именно