Леди с дурной репутацией - Тереза Ромейн

Кассандра не понимала, как относиться к себе, когда Джордж настолько серьезен, поэтому скинула туфли, следом стянула чулки и забралась в постель вместе с ним.

— Что теперь? Может, снять и сорочку, или будешь еще разглядывать меня в свете заката?

— И то и другое, — ответил Джордж. Его руки оказались не такими нежными, когда он через голову стянул с нее тонкую сорочку. — Ты сказала, что я могу делать с тобой все что захочу. Не передумала?

— Не передумала, — она встала на колени, не зная, куда девать руки. — Я тебе доверяю.

— Ты не самая многословная из женщин, но почему-то все, что говоришь, абсолютно правильно.

— Еще немного, и я начну думать, что ты неравнодушен ко мне, — беззаботно пошутила Кассандра.

Еще немного, и она начнет к себе относиться неравнодушно.

Кассандра уже испытывала страсть, и не раз, была влюблена до безумия. Ей очень нравились модно одетые мужчины в театре. Будучи совсем юной, она буквально стащила с молодого красивого офицера военную форму и с жаром и страстью отдала ему свою девственность.

И хоть она пришла в комнату к Джорджу по душевному порыву, то, что к нему испытывала, совершенно не походило на то бездумное, животное желание. Это не было и внезапной вспышкой, какая случается во время фейерверка, — скорее, это было что-то теплое, ровное и не спонтанное. Без этого мир вокруг нее уже никогда не будет прежним, таким же ярким. Без этого она уже скоро не сможет ничего делать. Уже сейчас она не могла просто стоять: ее влекло к нему, как мотылька на пламя свечи.

Так и не справившись с руками, она обернулась к нему:

— Все, что хочешь.

В его улыбке было и коварство, и очарование, и обещание неземного.

— Прекрасно. Ты уже раздета, а значит, следующее…

Он все еще оставался в брюках и сорочке, хотя уже скинул обувь и избавился от галстука и жилета. Мягко нажав на плечи, он заставил ее лечь на спину и наклонился над ней. Он хочет поцеловать ее груди? Она затаила дыхание в предчувствии… Но нет, это был поцелуй в то местечко, которое, как она поняла, оказалось следом от корсетной косточки на теле.

— Каждый отпечаток, — тихо произнес Джордж. — Ты сказала, что я смогу поцеловать каждый отпечаток на тебе.

— Да.

Хоть каждый его поцелуй и был короток, но их было так много, что, встречая их, она извивалась и желала, чтобы это не кончалось, пусть ей и хотелось гораздо большего.

Затем он нашел шрам на боку. Касс поняла это по тому, как неожиданно напряглось его тело, прервав соблазнительный ритм, который он задал.

— Это не от корсета.

— Да, это шрам.

— От чего? — Джордж погладил неровную линию отметины. Она знала, что шрам темнее остальной кожи, слега приподнят и сморщен. — Если хочешь, расскажи.

— Конечно. В этом нет ничего стыдного. Я стреляла в человека, который напал на женщину, а ему это не понравилось, поэтому он пошел на меня с ножом.

Голова Джорджа резко поднялась, глаза превратились в голубые озера, полные шока:

— Касс!.. Ты же могла умереть!

— Но ведь не умерла. А та женщина больше не испытывала боли. Я теперь в порядке.

Да, в порядке, но изменилась до неузнаваемости, а главное, лишилась большей части очарования от своей работы, поняв, что может в любой момент погибнуть.

Он провел пальцем по другому шраму — едва заметному полумесяцу на предплечье.

— А этот?

— О, этот — полный стыд. Чарлз разбил чашку, вот я и порезалась, когда подбирала осколки.

— Как символично! Похоже, у тебя столько шрамов, что все не перецеловать.

— Как хочешь.

В этот раз голос ее звучал не так твердо, а виной тому была шершавая широкая ладонь Джорджа, которая гладила ее по бедру.

— У тебя дрожат ноги. Это от желания?

Вместо ответа Кассандра раздвинула ноги пошире, открывая ему доступ к самому сокровенному, и откинулась на спину в предвкушении.

— И что это значит?

Кассандра повернула к нему голову:

— Джордж, ты всегда такой серьезный?

Судя по возне в изножье кровати, он сейчас сражался с остатками одежды. Закат заливал комнату рубиновым теплом, и его тень на стене была пурпурного цвета.

— Да, иногда, но быть серьезным чертовски трудно.

— Я знаю, — Кассандра наблюдала, как движется его тень на стене. — Потому что тогда придется допустить, что тебе действительно до чего-то есть дело.

Она предупреждала Чарлза насчет «прямо сейчас» и «я подумаю об этом потом». Но если не будет никакого «потом» — а для наследника герцога и неофициального сыщика с Боу-стрит такого и не могло быть, — тогда она будет брать прямо сейчас. Ну не могла она позволить себе упустить шанс получить удовольствие. Если дожидаться принца на белом коне, то на это может уйти вечность.

Ха! Может, поэтому Чарлз лазает по перголам и соблазняет своих нанимательниц? Может, они просто две стороны одной монеты, как всегда, и если она росла осторожной и осмотрительной, то он — безрассудным и беспечным?

Но тут Джордж улегся рядом, и все ее мысли сосредоточились на нем, на слабом запахе апельсинового масла и пороха, что означало, что он возился с одним из своих порошков, необходимых для проявления картинок, на четких линиях его мускулов, на жестких волосах у него на груди и животе. Она медленно осматривала его, словно знакомилась с ним.

— Ты мне действительно небезразлична, — проговорил Джордж, целуя ее в шею.

— Опять опередил.

— Хочешь сказать, что я тоже тебе небезразличен? Или это просто расхожая фраза?

Разумеется, она хотела сказать то, что первым пришло в голову, но теперь, когда услышала это…

— И то и другое.

— Одно слово может убить, — тихо произнес Джордж и, все так же прижимая ее себе, принялся целовать ее лицо: щеки, брови, губы.

Она отвечала, и, целуясь, они словно пили друг друга — медленно, ненасытно. Их языки встретились и завели свой танец. Он провел руками по ее талии, по бедрам, по грудям, и ей до боли захотелось большего. Их ноги переплелись, потом, наконец, он оказался у нее между ног, и она, подбадривая, закинула ногу ему на талию. Кассандра в нетерпении прижималась к нему все плотнее, ноги у нее дрожали, и уже через секунду Джордж понял намек и вошел в ее влажную глубину.

Он действовал неторопливо, каждое его движение было как подъем на гору, а потом следовал спуск по склону. Кассандра могла бы предаваться этому вечность, зачарованная движениями его стержня, ощущениями от его рук, которые играли с вершинками ее грудей, его теплым дыханием,