Потому что я – отец - Михаил Калинин

не улыбнёшься в ответ. Не услышишь первые слова. Я не пытаюсь тебя напугать или заставить поменять решение, но цену этого решения ты должен осознавать, как и то, что ребёнок эту разлуку не запомнит.

– Я тебя разочаровал?

– Эх, не об этом тебе надо думать…Что тобой движет? Если этот переезд обернётся благом для всей семьи и на дистанции каждый из вас выиграет, значит, всё оправданно. Помни: ключевое слово здесь «каждый». Что-то вы утратите безвозвратно, но впереди долгая жизнь, и вы сможете нивелировать эту разлуку. Если же под благовидным предлогом вы убегаете от обязанностей и ответственности, надеюсь, этот год поможет осознать ценность родительства.

* * *

Придавленная бутылкой со смесью бесполезная трудовая книжка лежит рядом с соской. Извилистый путь соединил пять профессий и привёл меня в нянечки. Прорвёмся!

Цветастые чемоданы на колёсиках жмутся к двери, предвкушают долгое путешествие. Невестка фотографирует модельку двухэтажного лондонского автобуса и тут же обновляет историю в «Инстаграме». Глава семьи суетится, проверяет паспорта, списки. Отмечает галочками брошенные только что в рюкзак вещи. Зарядки от телефонов и зубные щётки убраны, значит, багаж готов.

Я наблюдаю лишь краем глаза за их дёрганными сборами. Внук играет с любимой игрушкой – красной лошадью. Что он в ней нашёл? Обычный кусок пластика. Но хулиган смеётся. Заливается. Он счастлив. Я тоже. Нам некуда торопиться.

– Ты вызвал такси?

– Да, через четыре минуты, белая «Шкода».

– Паспорта взял?

– Само собой.

– Ну что, молодёжь, присядем на дорожку?

– Это как?

– Ладно, проехали.

– Пока, отец.

– Спасибо вам большое!

– Напишите, как доехали. Доброго пути!

Бросились с сыном в объятия. Застыли как камень. Такого прощания я жаждал с отцом двадцать с лишним лет назад, покидая родительский дом. Я отстранился немного, не отпуская его. Пытался с фотографической точностью зафиксировать в памяти самое дорогое лицо в столь важный момент. Всё та же наивная улыбка. Во взгляде различаю оттенки признательности, счастья, меланхолии. Когда увидимся в следующий раз? В скайпе – сегодня. А вот так, без виртуального искажения, с проступившими эмоциями и кучей подтекстов?…

В квартиру снова вернулось тихое умиротворение. Иногда оно разбавляется детским смехом, требованиями или плачем. Это будет хороший год.

Через двадцать минут дверь снова заговорила. Вошла жена.

– Всё? Птенчики сбросили нам кукушонка?

– Оставь их в покое.

– Всё-таки правильно, что я ушла; мало никому не показалось бы.

– Пусть едут спокойно. У них впереди достаточно испытаний.

– Думаешь, тебе легче будет?

– Уверен.

– Хватит уже спасать всех.

– Кто-то должен спасать этот мир. Не одному же Супермену этим заниматься?

– Даже суперменам надо заботиться о себе.

– А-а-а-а-а.

– Вот видишь, некогда о себе заботиться, есть нам пора.

– Приятного аппетита.

– Год пройдёт быстро, правда, малыш? Приедут родители за тобой, тогда дед и позаботится о себе.

– Конечно-конечно. Не успеешь попрощаться и снова начнёшь искать нуждающихся в помощи.

– Всё нормально. Не закипай. Они сделали выбор, надеюсь, правильный. Поздно его обсуждать. Тем более осуждать.

– Ты так легко к нему отнёсся.

– Когда я делал свой выбор, меня не поддержал тот, на кого я рассчитывал. Тогда я пообещал себе: мои дети точно не останутся в такой сложный момент без поддержки.

– Слишком много патетики. Хотя мне пора уже привыкнуть.

– Я верю, что эта пауза поможет ему вырваться на новый уровень в танцах.

– С каких пор ты поддерживаешь, как сам выражаешься, танцульки?

– Я не поддерживаю танцульки. Я поддерживаю танцора…

Жена ушла в другую комнату, прикрыв за собой плотно дверь. Снова мы один на один с внуком. У него хитрые глаза. На мгновение почудилось сходство с биологическим дедом. Та же простодушная физиономия человека, уверенного, что всё достанется легко. Переношусь мысленно на месяц назад в наш разговор с сыном и вижу такую же мимолетную улыбку, когда он упомянул о планах танцевать в Лондоне. На секунду она озарила лицо, прежде чем молодой отец снова погрузился в сомнения. Все тот же раздолбайский взгляд. Нет, ребятки, ничего в этой жизни не достаётся легко.

* * *

Внук улыбается, корчит гримасы, успокаивается и тут же взрывается новой эмоцией. Прислушивается к моим интонациям, ожидая повторения понравившихся сочетаний звуков, жадно ловит каждое слово. Я могу читать вслух политические сводки, сказки, инструкции к бытовой технике и лекарствам, лишь бы речь не прерывалась. Снова улыбнулся. Я вглядываюсь в эти голубые глазищи и, словно в отражении, вижу себя молодого, склонившегося над кроваткой.

Мне казалось, всё будет проще. Я уже прошёл этой дорогой, испил успех на финише. Только почему-то упустил из вида, что существенную часть времени пропадал на работе. Вложил много сил в воспитание ребёнка, но никогда не сражался один на линии фронта.

Сорванец ползает везде. Когда моё внимание ослабевает, он тут же находит очередной острый угол в квартире и штурмует его лбом. Спит хорошо, спасибо и на этом, я не готов повторить те сумасшедшие прогулки. В ночи я не бегу к нему с той же скоростью. Рядом со вторым не горишь, как с первым.

Да и организм подавляет мои стремления всё успевать, побаивается перенапряжения. Двадцать лет назад меня поддерживали постоянные выбросы энергии. Сейчас такого нет, мозг борется с моим перфекционизмом: «Не торопись никуда! Его родители в Лондоне, твой темп – их ответственность, а ты и так делаешь всё, что следует. Береги себя, тебе не двадцать пять». Прогулка с коляской на улице спасает. Он вырубается сразу, и я брожу, толкая перед собой его первое средство передвижения. Пытаясь ни о чём не думать, я сбрасываю усталость первой половины дня. Иногда к нам присоединяется мой полноватый друг, и мы непринуждённо болтаем о том, как беспардонно пролетает жизнь. С ним нескучно. Не очень ответственный, эгоистичный, самовлюблённый. Но подкупает в нём доброта. Не удивляюсь, что жена простила ему загулы и любовниц.

После моциона дома всё начинается вновь: сбор пирамидок, музыкальные книжки, погремушки. Мы много смеемся, и этот простецкий хохот мне нравится больше всего в наших отношениях.

Я вспоминанию любимые песенки сына в этом же возрасте и пробую их на мальчугане. Мир меняется, но он не в силах сровнять с землёй всё старое. Почему все дети любят «агу-агу»? Чёрт их разберёт. Мне нравится эта узнаваемость мира, и я снова пою любимые строчки Цоя. Единственному слушателю плевать на посредственность моих вокальных способностей, он радуется концерту.

К четырём вечера я уже порядочно измотан, к пяти опустошён. В шесть появляются силы – очередной рабочий день нянечки близится к концу.

Иногда меня мучает совесть. Если силы иссякли, я включаю пацанчику мультик