Потому что я – отец - Михаил Калинин

свобода, не представала такой доступной девкой, как сейчас… Ловушка захлопнулась, очередной алкоголик в плену.

И пока глаза окончательно не склеились, надо встать и преодолеть несколько непростых метров до дивана. Но ничего не хочется превозмогать. Веки тяжелы, они давят. И гораздо проще капитулировать, сложив руки вместе на столе, правую на левую, как за партой в первом классе, свалить на них голову, потому что шея уже не выдерживает груз, который предписала ей нести природа; и просидеть так несколько часов, пока бесцеремонно вошедшая после работы жена не разбудит и не отправит спать на диван. Благодаря ей те самые метры преодолеваются гораздо легче, только свобода уже не переполняет.

* * *

Обычно я пил дома. Без собутыльников.

Это большое преимущество перед собратьями, которые не пьянствуют в одиночку. Если гробишь свою судьбу таким пошлым образом, дома лишь усугубляешь своё положение, уничтожая здоровье и волю, но имеешь больше шансов избежать напрасных приключений. Гораздо легче остановиться на своей дозе, безобидно лечь спать, оставаясь в подобии рамок, отделяющих от пропасти.

Однажды я оказался за ними. В город приехал знакомый сиделец, тот самый, погубивший в пьяном ДТП жену и детей. Он погостил у родни, разыскал меня в социальных сетях. Три свободных часа перед обратным поездом. Встретились недалеко от вокзала в каком-то гадюшнике. Выглядел товарищ скверно, как и окружающая обстановка. Я приехал голодный, перед выходом опрокинул граммов сто. Задали быстрый темп под печальный монолог страдальца, запоздалая закуска не выручила, и уже через пару часов я поплыл окончательно. Лед беспомощно таял в бокале виски. Время так же медленно, но методично давит наши жизни, как сорокаградусная жидкость расправляется с прозрачными кубиками.

Состояние паршивенькое. Ехать через полгорода, с трудом встаю из-за стола. Я старался не злоупотреблять помощью сына, да и в таком состоянии не очень хотелось ему показываться, но я мечтал в относительном комфорте быстро добраться до дивана. Гордость услужливо ослабила хватку. Попросил приехать за мной, спаситель без лишних проволочек собрался и уже через полчаса припарковался у вокзала.

Мы распрощались с приятелем. Он походкой подбитого поплёлся к платформе, а я на автопилоте искал «Фокус».

Он старался не смотреть мне в глаза.

– Ну что, стыдишься отца?

– Нет.

– Так в чём же дело?

– Я думал, у тебя беда…

– Может, и не беда, но положение затруднительное, и я тебе благодарен.

– Если бы…

– Знал бы, в чём дело, то не поехал бы?

– Да.

– По крайней мере, спасибо за честность. У честных всегда есть шанс на почёт.

– Отец, тебе бы остановиться.

– Яйца курицу не учат.

Мы доехали до дома. Поездка не пошла на пользу. Тошнило.

– Отец, посиди немного. Мама просила в магазин зайти за продуктами.

– Давай-ка лучше на улице постою. Надо подышать.

Он пошёл в ближайший магазин. Я стоял покачиваясь. Земля подо мной танцевала, смотреть прямо тяжело. Опустил подбородок, разглядывал асфальт, покачиваясь. Наскучило, решил походить.

Шёл я неровно по причудливой траектории, мешая прохожим. Смотрел вниз, под ноги, что не помогало лавированию. Я ощутил резкий удар в плечо. Даже не видел громилу, который шёл навстречу. Подтянутый, короткостриженый поставил корпус. Но даже когда я не в кондиции, боковых столкновений не боюсь. Толкался плечами много, тело помнит, поэтому молодежь может до посинения тягать штанги, но подвинуть меня получится не без труда. Сосунок не блеснул крепостью в этой уличной дуэли и от обиды стрелял ругательствами. Когда я повернулся, он уже шёл на меня. Решительный, злой, трезвый.

Граммов двести назад я бы его быстро уложил. Он хоть и уверен в себе, но махал кулаками примитивно и бессистемно. Я читал каждое его действие, но тело не слушалось совсем.

Несколько хороших прямых в голову, зазвенело в ушах, я на земле. Пусть мальчик не радуется, упал не от ударов, меня же ноги не держат. Встаю, замахиваюсь, но поздно, поймал меня встречным, тут же прилетела ещё парочка. Обидно, но не смертельно. Вот зачем боксёры сто лет назад между раундами выпивали по ведру виски. Кровь везде, морда разбита, а я снова поднимаюсь. Боли нет, зато злости полно.

В его глазах я разглядел неуверенность. Хуже только, когда мажешь, но всё-таки противно, когда твои удары не могут сломить. Я снова готов драться, провожу рукавом по лицу, ткань вся красная. Враг налетает добивать и уже не останавливается. Опять падаю. Снова пытаюсь подняться, но он не даёт встать. Со всей силы бьёт по руке, на которую опираюсь. Лечу рожей в асфальт. Мне действительно больно, и эта боль не злит, а ломает. Сука, бьёт ногами по телу. Пытаюсь прикрыть голову, печень. Всё правильно делает подонок, иначе я убью его. Алкоголь уже не обезболивает. Безвольно пропускаю удары, превращаясь в мешок. Ненавижу себя за слабость и собираю последние силы для решающего броска. Встаю с колен, но ботинок прилетает в лоб, и я на спине. Похоже на бездарный финал.

– Я убью тебя, гондон!

Знакомый голос. Я не сразу поворачиваю голову, слышу только возню. Наконец вижу, как сын разбивает стеклянную бутылку о голову придурка. Мне плохо, хочется лежать на пыльном асфальте. Рожа в кровище. Давно так меня не били.

Тащит меня домой, как раненого с поля боя, кряхтит.

– Прости идиота.

– Папа, забудь.

– Мне очень стыдно перед тобой.

– Давай не будем об этом.

Он раздевает меня, помогает умыться, с ужасом разглядывает синяки и раны. Нос расквашен, один глаз не открывается, физиономия болит, меня начинает тошнить. Я жалею о том, что никогда ничего не забываю после пьянки. Хочется не вспоминать эти красивые мальчишечьи глаза, полные ненависти и осуждения.

– Ты молодец, чертяка, хорошо разобрался. Лицо чистенькое, не то что у некоторых.

– Лучше бы ты сидел в машине.

Поворотный пункт. Первый случай, навеявший сомнения в безобидности моего алкогольного развлечения. Только не поздно ли?

* * *

Алкоголизм подбирается медленно. Этого соперника надо уважать. Он себя обнаружит не сразу, выйдет из укрытия, когда жертве точно сбежать не удастся. И даже в этот момент он не прыгнет, выставив когти вперёд. Нет, эта зверюга будет сближаться долго, изматывая излишним напряжением и страхом. На этом этапе жертва всё ещё верит в контроль над ситуацией. Ещё не потеряна работа, родные недовольны, но семья не разваливается. Люди не отворачиваются, приговор «Спился!» не вынесен. Хищник уже близко, но его зубы из папье-маше, а своих сил достаточно, чтобы прогнать тварь в любой момент.

Чёрт готов ждать, не любитель суровых схваток, чем меньше сопротивления, тем ему комфортнее. Он даже может развалиться