Изумрудная муха - Ольга Львовна Никулина

кладбищенской конторой, о чём гласила короткая надпись над входом. Прижав к внушительной груди бумажник Степана Кузьмича и пластиковый пакет с документами, Капитолина Семёновна направилась в контору. Вскоре она вернулась в сопровождении рослых румяных молодцов, одетых в спортивные костюмы наподобие тех, в которых щеголяют горнолыжники. Их «фирменный» вид произвёл впечатление на Степана Кузьмича. Он что-то шепнул Капитолине Семёновне, и та, поколебавшись, полезла в бумажник. Дальше всё пошло как по маслу. Молодцы ловко закинули гроб на плечи и лёгкой рысцой потопали по узкой дорожке вглубь кладбища. За ними, еле поспевая, трусил Степан Кузьмич. С двух сторон его поддерживали Анжела и Кристина. То одна, то другая проваливалась по колено в снег, не умещаясь на узкой тропе, наскоро прорубленной лопатой в глубоком снегу. Но старика они не отпускали. Могила была готова. Повычерпав мёрзлую землю со дна, могильщики жестом пригласили присутствовавших попрощаться с покойной. Люба поцеловала тётю Муру, новопреставленную рабу Божию Матрёну, в венчик. Степан стоял столбом над гробом и плакал, вытирая слёзы носовым платочком тёти Муры, но покойницу не поцеловал. Больше никто к гробу не подошёл. Могильщики быстро заколотили гроб и опустили его в яму. Люба кинула вниз горсть мёрзлой земли, остальные сделали то же самое. Быстро насыпали холмик, сверху бросили успевшие замёрзнуть гвоздики. Могильщики спросили, есть ли крест, Капитолина Семёновна им тихо сообщила, что вдовец партийный. Они понимающе кивнули, но попросили ещё денег – на помин души и за тяжёлую работу: им пришлось жечь костры – оттаивать землю. Оглянувшись на Степана Кузьмича, Капитолина Семёновна подчинилась его выразительному взгляду и выдала им две небольшие купюры из бумажника.

Дома у старика женщины решительно принялись за дело. Сняли с зеркал простыни, перевернули стол, вернули в комнату стулья и перенесли с кухни и из холодильника закуски, уже разложенные на блюдах, выложили столовые приборы, поставили тарелки, рюмки, бутылку грузинского вина, бутылку дорогой водки и боржоми. В центре поставили в суповой миске кутью и рядом на блюде блины с мёдом. Поминальная трапеза получилась богатая: с дорогими колбасами, бужениной и даже с красной икрой и рыбкой.

– Вчера спецзаказ для Степана Кузьмича через магазин оформила со скидкой, как для партийного руководства, у меня в обкоме области были хорошие знакомые, все свои. Задним числом, конечно, вы же понимаете, – шепнула Любе Капитолина Семёновна. – С базы, что осталось… В продажу не пускаем, нет распоряжения… Кутья и блины с нашей кухни. У нас повариха опытная. На горячее отбивные с горошком и мочёными яблоками. Всё честь по чести.

Степана Кузьмича посадили во главе стола, где обычно сидела тётя Мура, в её кресло, подложив пару диванных подушек. По обе стороны от него сели Анжела и Кристина, напротив – Капитолина Семёновна, Люба села сбоку, ближе к выходу. Она не собиралась здесь засиживаться. На туалетном столике перед фотографией тёти Муры со Степаном Кузьмичом поставили рюмочку с вином и на блюдце блинок. Свечку Люба привезла из Москвы. Выпили за упокой. Степан Кузьмич чуть отхлебнул, ему тотчас долили. Разложили по тарелкам кутью с блинами, хлеб, закуски. Анжела и Кристина раскраснелись, похорошели. Обе были, что называется, женщины «в соку», лет сорока, пухленькие, ладные. Обе крашеные блондинки с начёсанными наверх копнами волос и симметричными завитками по щекам. Такие причёски когда-то назывались «бабеттами». В ярких тёплых кофтах из мохера, подчёркивающих их аппетитные формы. Густо подведённые глаза со стрелками по моде, губы малинового цвета и маникюр в тон помады. Фасон взят из польского журнала, решила Люба. Смотреть приятно. Куколки. Капитолина Семёновна осталась в серой норковой шапке. На ней был темно-синий костюм джерси, какие доставали за бешеные деньги у спекулянток. Чиновницы и высокая торговая каста – женская её часть – сидели в театрах на премьерах точно в таких костюмах разных некричащих расцветок. Это был импорт из Великобритании. Спецраспределители были забиты этим товаром. Высшая знать понимала, что это уже «де-моде», в лучшем случае – стандарт, в Англии такие костюмы носят только девушки-клерки. Практичные жёны госчиновников покупали их со скидкой в закрытых распределителях, чтобы перепродать их вдвое дороже знакомым спекулянткам. (Деньги нужны были всем.) А те сбывали их богатеньким торговкам, жёнам и любовницам цеховиков и подпольных финансистов по немыслимым ценам, впрочем, не столь разорительным для данного слоя общества. Выпили ещё по одной, теперь за здоровье Степана Кузьмича. Анжела и Кристина старательно утешали старика, то припадая головой к нему на плечо, то поглаживая по колену, при этом не забывая подливать ему водочку и подкладывать закуску. Наперебой вытирали ему подбородок салфеткой.

– Степан, ты бы лучше винца выпил. Полезно для здоровья. Чего водку-то хлестать, – сказала Капитолина Семёновна. – Анжелка, возьми рюмку побольше из серванта и фужеры для воды. Вы с Кристинкой забыли их поставить. Поешь икорки, Стёпушка. Тоже полезно. Колбаски телячьей ему положите и сальца. К нему хренка и горчички. Ты же это любишь, Стёпушка.

Похоже, в доме Степана Кузьмича она была своим человеком. Тёплые интонации и ласковое обращение могли навести на более смелые мысли.

– Ладно, надо всё-таки сказать о покойной Марии Михайловне. Или Матрёне, я уж не знаю. Как они сюда переехали после войны, я ещё девчонкой была. Но понимала, что ваша тётя Мура, Любочка, не простая женщина. Видно было, что из благородных. Выйдут они летом со Степаном под ручку на наш бульвар – загляденье одно. Она в шляпке, завивка модная, глазки подкрашены, губки алые – артистка! Платья модные, лаковые лодочки на высоком каблучке. Сумочка тоже лаковая. Перчатки даже летом, как до революции. В ушах серёжки, на шейке бусы, на пальчиках колечки – всё старинное, настоящее. Выступает как лебёдушка. И духи «Красная Москва», а иногда «Ландыш». Со всеми здоровается, кивает. Моему сыночку однажды мороженое купила. Так всё культурно, интеллигентно. Зимой как Снегурочка. Шубка беличья и муфточка обязательно. Залюбуешься. И Степан рядом, красавец. Герой. В кино придут, сядут – аромат «Красной Москвы» на весь зал. Первое время на танцплощадку в клуб ходили. Пара прямо как в кино! Все наши глазели и гадали: кто такая? Может, артистка? Теперь я гляжу на вон те портреты её родных предков и понимаю, – Капитолина Семёновна устремила взор на старинные портреты на стене, и все повернули головы в ту сторону, – вон какого она происхождения! И Степан мне рассказывал… А скромная была, вежливая. Украшала собой наш посёлок… Царство ей небесное, как говорится. Не чокаемся. Любочка, не хотите побольше нам рассказать о вашей тёте Муре?

Люба не хотела. Но оживились Анжела