Золотая свирель. Том 1 - Ярослава Анатольевна Кузнецова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну-ну. Не бойся, дорогая. Не ведьма так не ведьма. – Она довольно холодно усмехнулась и откинула голову, внимательно меня рассматривая, словно собиралась покупать. – Ты чья? Где живешь?
Я сказала. Скрывать мне было нечего. Когда дама узнала, что я грамотная и неплохо читаю на старом андалате, подняла бровь. Каланда снова что-то произнесла. Женщина кивнула, не сводя с меня испытующего взгляда. И вдруг улыбнулась – словно приняла какое-то решение.
– Принцесса желает, чтобы ты сопровождала ее, араньика. Сейчас ты поможешь нам привести себя в порядок, а потом будешь прислуживать за обедом. Это желание Каланды Аракарны. А меня можешь называть госпожой Райнарой.
* * *
280 год от объединения Дареных Земель под рукой короля Лавена (сейчас)
И снова панцирь льда. Нет, не панцирь – я впаяна в льдину, в ледовый монолит, где нет ни света, ни воздуха, а эта мерцающая зелень – вовсе не свет, это обманка, насмешка… подделка. Можно ли верить тому, что я вижу в этой зеленой мгле? Существуют ли на самом деле эти скалы в натеках каменного воска, эта тлеющая фосфором вода, эти своды, уходящие во мрак, сам этот мрак…
Мрак существует. Я точно знаю. Он здесь. Вокруг. Во мне. Во мне его даже, кажется, больше, чем вокруг. Он свернулся, тяжелый, словно цепь, его кольца бухтой уложены в животе, его щупальца распяли мои руки над плоскостью небытия. Он сосет и лижет сердце у меня в груди. Он питается мною.
Мне не больно. Просто я кончаюсь. Я прекращаю быть.
Я кончаюсь, слышишь?!
Слышу.
Высокое небо, я слышу! Дракон, пленник, это ты?!
Судорога!
Меня выгибает, дребезг натянутых цепей, в глазах мечется зелень. Волосы ливнем лезвий хлещут по плечам, расчерчивая фосфор кожи черным пунктиром царапин. Вдох! В легкие льется пустота. Крик! Пустота множится эхом. Внутри обеспокоенно ворочается мрак, поднимает змеиную голову. Стискиваю кулаки. Металл браслетов полосует запястья. Скалюсь. Рву зубами соленый бок пустоты. Она черна и ядовита.
Помрачение.
– Ишь ты, – ворчливо бормочет Амаргин, – развоевался. Чуть не затоптал девчонку. Под ноги смотреть надо, э?
Обморок выравнивает дыхание. Я гляжу сквозь полусомкнутые ресницы – он. В мокром балахоне, лицо его в бесцветном гнилушечном освещении неприятное и плоское. Стоит передо мной по щиколотку в воде. У ног – тело женщины в белом платье.
Мое, между прочим, тело.
Амаргин! – зову я.
Нет голоса. Не могу пошевелиться. Только подглядывать могу в щелку оледеневших век. Амаргин смотрит на меня, подняв брови.
– Угу, – кивает он и оборачивается куда-то в темноту. – Скоренько, говоришь? А скоро только мыши плодятся. И почему я не удивлен? Как ты думаешь, Чернокрылый?
Тьма расступается завесой, рождая силуэт божества. Патина древней бронзы лепит надменное неподвижно-неистовое лицо. Черные глаза нетопырями летят ко мне (эй, мрак, отступись, эта тьма – не просто тьма, это обратная сторона пламени). И снова – проникновение. Туда, в застывшие мои недра скользнула – не змея, нет – струйка расплавленного металла. Пламя узким ланцетом разъяло меня – на меня и не меня. И еще раз не на меня. И, рассмотрев, сомкнуло наши опаленные края, объединив в прежнее целое. Больно, но аккуратно. Заражения не будет.
– Дракон побеждает, – глухо говорит Вран, и голос его вместо воздуха заполняет собою пространство.
Пустота радуется, пустота катает в ладонях тихий громовый раскат: когда еще ей доведется наполнить себя ни стоном каким-нибудь, ни кашлем, не бормотанием – благородным звуком истинной речи!
– Дракон побеждает, а малыш не замечает этого. У него нет шансов.
– Есть, – возразил невзрачный Амаргин. – Вот он валяется в воде, его шанс.
– Ты хочешь одной стрелой поразить двух зайцев, друг мой.
– Я присматриваю за ними, – сказал Амаргин. – Я присматриваю.
Золотая свирель
На этот раз я вытащила Кукушонка из мертвого озера до того, как он потерял сознание. Однако он еще некоторое время сидел на берегу в жилой пещерке, весь синюшный от удушья, трясясь и клацая зубами. Я накинула ему на плечи одеяло.
– Отвези меня в город, – попросила я.
– Что? А… да. – Пауза. – Давай огонь разведем?
– Зачем? Пойдем наружу. Солнце уже встало, сейчас согреемся. А еды все равно нет, незачем плавник зазря жечь… Шевелись, Ратер, мне тоже холодно. И я есть хочу. Ты небось позавтракал?
– Не-а. До свету сбежал, пока все спали. Чтобы кухарить не приставили.
– Ну и нечего тогда рассиживаться. Пойдем!
Я достала свирельку и махнула парню, чтобы не зевал.
Звонкая музыкальная фраза косо прорвала каменную кожу, выворотила клочья багряного гранитного мяса. Сквозь прореху тут же ввалился янтарно-розовый сноп низких утренних лучей, весь в блестках кварцевых пылинок. Мы проскочили в щель. Ратер обернулся – но скала уже выглядела монолитом, без трещин и щербин.
– Ишь ты, ешкин кот… Слышь, Леста, давно спросить хотел, что это у тебя за дудочка такая?
– Сам ты дудочка. Это свирель.
– Дай взглянуть!
Я показала ему свое сокровище – издали, на ладони. Он сунулся было ее цапнуть.
– Руки убери! – гаркнула я.
– Так я только глянуть…
– Убери руки.
– Ну ладно, ладно… – Кукушонок склонился, сцепив руки за спиной. – Золотая! – восхитился он. – Красотищщща!.. Резная вся. – Поднял на меня подозрительно замаслившиеся глаза. – Волшебная, да?
– Да.
– И ежели бы я в нее… это, подудел… скала бы тоже отворилась?
– Не знаю.
Я собралась убрать свирельку в кошель, но Кукушонок взмолился:
– Погоди… Дай еще погляжу. Здесь какие-то веточки еловые вырезаны… Это че?
– Это письмена. Простым смертным их читать не следует.
Когда я задала подобный вопрос Ирису, он улыбнулся и неопределенно пошевелил пальцами – «Это пожелание».
– Это магическое заклинание?
– Не знаю, – смягчилась я.
Амаргин, которого я в свое время пытала тем же вопросом, меня разочаровал. Повертев свирельку, он заявил, что таинственная надпись означает «На добрую память» и ничего более. Разумеется, говорить об этом Кукушонку я не стала.
– А ты умеешь играть на свирели или она сама играет?
– Немного умею. Совсем чуть-чуть.
– Значит, она не сама?
– Нет, это я играю.
– Я помню мелодию: трам, пам-пам, па-ам, пам-пам пам-парам! А сыграй что-нибудь другое. Скала откроется?
Мне самой стало любопытно. Я приставила свирельку к губам, пробежалась пальцами по дырочкам, извлекая несвязную россыпь звуков.
Скала не шелохнулась.
Я с ходу подобрала несколько тактов из недавно слышанной «Не летай, голубка, в горы…»
Скала стояла монолитом.
Ну что ж, теперь безотказный «трам, пам-пам, па-ам, пам-пам»… До, ре, ре-диез. Фа, соль, соль-диез. Фа, соль, фа…
Скала треснула в основании, с жестяным шорохом раздвинула