Марсельская сказка - Елена Букреева

открыл дверь, и мы оказались в тесном баре, забитом самыми разными людьми — скучающими женщинами, развлекающими их мужчинами… казалось, весь город сосредоточился именно в этом месте. Из граммофона лился американский джаз, гремели пивные бокалы, а сигаретный дым змеился над массивными деревянными столами. Несмотря на это, я всё же разглядела барную стойку и лестницу прямо за ней. Вероятнее всего, номера находились на втором этаже, но я не могла удержаться от колкости:

— Так вот, каковы твои намерения? Привести меня в кабак, опоить и уложить в постель?

Посмотрев на меня, как на самую последнюю идиотку, он фыркнул и повёл меня к барной стойке. За ней, болтая с пьяным вдрызг стариком, стоял средних лет мужчина.

— Фурнье! — воскликнул Реми, стараясь перекричать музыку из граммофона, и губы мои скривились. Так на вывеске, выходит, его имя? Какая пошлость. Он действительно был рыжим, как и его борода. — Какая удача, что мы застали тебя здесь.

Фурнье перевёл на нас рассеянный взгляд и внезапно широко улыбнулся. Я увидела ключницу за его спиной, и на душе стало заметно легче. Он действительно привёл меня в отель. В дешёвый, пропахший сигаретным дымом, шумный отель. Великолепно.

С другой стороны, где, как не здесь мы могли слиться с толпой?

Реми прижал меня к себе крепче, и я вернула к нему своё недоуменное внимание.

— Реми! Какими судьбами? — Фурнье с ухмылкой взглянул на меня. — А-а, понимаю, как раз остался последний свободный номер! — когда в его зелёных глазах вспыхнуло веселье и на нас обернулся пьяный старик, я, наконец, начала осознавать всю ситуацию. — Я смотрю, тебе крупно повезло, братец.

— Какая мер… — вдруг попыталась воскликнуть я, но Реми больно ущипнул меня за бок, заставив прикусить язык, и я уставилась на него в немом изумлении.

— Надеюсь, ценой ты меня не обидишь? — голос моего спутника даже не дрогнул, когда он опустил руку на мою талию и прижал меня к себе так тесно, что я уловила тонкие нотки табака даже сквозь непроходимую завесу дешёвых сигарет здешних посетителей.

Фурнье, будто и не заметивший нашей стычки, усмехнулся, пожал плечами и повернулся к ключнице. Выбрав ключ, он протянул его Реми.

— Держи, заплатишь завтра. Сейчас у тебя другие заботы, — бармен подмигнул мне, но прежде, чем я успела высказать свое недовольство, Реми потащил меня в сторону лестницы.

Мы почти неслись наверх, и каждый шаг отдавался дикой болью в ступне, но, стиснув зубы, я терпеливо молчала. Проход на лестнице был узким, мне быстро стало жарко, голова закружилась. Оказавшись в недлинном коридоре на втором этаже всего с тремя или четырьмя дверьми, Реми отпустил мою руку и прошёл вперёд — к самому дальнему номеру у окна, завершающего коридор. Коричневые стены и тонкая полоса такого же цвета ковра уже успели вывести меня из душевного равновесия, как и музыка, доносящаяся из бара на первом этаже. Разъяренная и уставшая, я плелась за Реми и не сразу заметила маленький стенд с брошюрами у средней двери. Он взял несколько из них и, наконец, открыл последнюю дверь.

И замер прямо в проходе, отчего я едва не вписалась носом в его широкую спину. Реми негромко выругался.

— Что там? — раздражённо спросила я.

Он оглянулся через плечо, вздохнул и отошёл в сторону, открывая мне обзор на крохотный номер большую часть которого занимала огромная двуспальная кровать. Сердце больно ухнуло в пятки, пульс подлетел.

— Иди и поменяй ключи, — тоном, не требующим возражений, приказала я.

— Не дури, — фыркнул Реми. — Если ты не заметила, мы тут любовников разыгрывали. Как это будет выглядеть? Да и номер последний… — он вздохнул и потёр затылок.

— Мне всё равно. Я не буду делить с тобой одну кровать. Как, по-твоему, это будет выглядеть?

Развернувшись ко мне, Реми смерил меня суровым взглядом.

— Будто я собираюсь. Будешь спать на полу.

— Я?! — казалось, мой крик мог заглушить и музыку в баре. — Ты спятил?

Кровь вскипела в моих жилах сиюсекундно. Я открыла рот, чтобы начать свою обвинительную речь, но Реми схватил меня за локоть, затащил в номер и ногой закрыл за нами дверь. Его саквояж оказался на полу. Как и моя челюсть. Что он себе позволяет?

— Я плачу за этот номер, значит, кровать моя, — он говорил серьёзно, но в какой-то момент я уловила искорки веселья в его глазах. И это на мгновение поубавило мой пыл. — Ты можешь поспать и в ванной, — тут он посмотрел куда-то за мою спину, и, обернувшись, я увидела маленькую дверь. — Я даже отдам тебе одеяло.

— Подлец, — прошипела я, поняв, что тем самым он просто развлекается. — Смотрю, у тебя есть силы на то, чтобы веселиться? Как это мило.

Я уселась на кровать, расправила плечи и положила ногу на ногу. В комнате было темно, только скудный свет фонаря проникал через маленькое окно, выходящее на главную улицу. Здесь не было ни комода, ни шкафа. Только кровать, окно, голые стены да дверь в ванную. Я нахмурилась, оглядывая эту непримечательную обстановку.

— Надеюсь, крыс и тараканов здесь нет? — спросила я, подняв взгляд на Реми, который зашёл в ванную и включил свет.

Из-за его спины я не могла разглядеть, что там находится, и когда он повернулся ко мне, то закрыл дверь.

— Простите, мадемуазель, до парижской Плазы нам ещё далеко, — сардонически произнёс он, а я удивлённо воззрилась на него, делая мысленную пометку о том, что этот невежда знает о таком отеле, как парижская Плаза. Ну, конечно! Реми совсем не походит на деревенщину, я это сразу поняла! — Что? Что ты на меня так уставилась?

Я моргнула и, поняв, что очередной мой вопрос выстроит между нами ещё более крепкую стену, лишь покачала головой. Реми закатил глаза и направился к двери.

— Куда ты идёшь?

— Проветриться. У меня от тебя болит голова. Сиди здесь и не высовывайся. Ты все равно валишься с ног, так что спи. Ах да, сумку я оставлю здесь, так что не смей рыться в моих вещах.

— Как мило, — я скривилась, стараясь не смотреть на лежащий на полу саквояж. — Можешь идти на все четыре стороны. Но если среди ночи я почувствую, что ты лезешь в кровать, то познакомишься с худшей версией меня.

Я знала, что он ответит. «Охотно в это верю» или «куда уж хуже», а может, снова обвинит меня во всех смертных грехах, но к моему удивлению, Реми не проронил ни слова и молча вышел за дверь. Сквозь эхо музыки невозможно было расслышать, запер ли он меня здесь,