Марсельская сказка - Елена Букреева

Я решила прикусить язык, чтобы ненароком не озвучить все свои мысли. Надо же, он даже не хочет знать, как меня зовут! Сколько мне лет, какие ужасы я пережила, из какой я семьи, какие мои планы… лишь спустя время я поняла, что злюсь так рьяно только потому, что хочу узнать всё это о нем.

— Остановись, — вдруг сказал Реми и замер, выставляя руку, будто я была несущимся напролом составом поезда. — Ты слышишь это?

Утихомирив бешеный поток мыслей, я настороженно прислушалась к внешним звукам. Впрочем, не услышать шум пропеллера было просто невозможно. Он приближался, зловеще жужжа, прямо к нам. Не осознавая своих действий, я вцепилась в руку Реми мёртвой хваткой, и тогда вдруг стало так громко, что в ушах зазвенело. Мы одновременно задрали головы и слегка пригнулись, когда затянутое облаками небо рассёк небольшой оранжевый самолёт. Он промчался над нами, как взбешённая гарпия, прямые крылья делали его осанку почти героической, а дым тянулся вслед за ним, как плащ. Набирая высоту, самолёт вскоре скрылся вдали, но созданный им шум по-прежнему гремел в голове. Я выдохнула и, опустив взгляд, поняла, что всё это время крепко сжимала плечо Реми. Мы отстранились друг от друга одновременно.

— Кукурузник, — задумчиво констатировал он. — Это с фермы Бескона. Только взлетел. Поле в другой стороне.

Мои плечи напряглись, жилка на шее запульсировала.

— Что это значит?

— Бескон прислуживает бестирийцам, — Реми потёр переносицу и вздохнул. — Вполне возможно, что…

— Высматривали нас, — услышала я свой голос.

Тишина, возникшая между нами, оказалась почти осязаемой. Конец сада был уже близок, очертания дороги серели вдали, но ни я, ни он не решались двинуться дальше. Мы были в бегах, а не просто возвращались в Париж, и с каждой секундой это становилось все более очевидно. Они так просто меня не отпустят.

— И что ты, чёрт подери, такого натворила? — едва слышно спросил Реми, ошарашенно глядя на меня — так, будто и вовсе увидел впервые.

Я молча отвернулась. У меня не было ответа.

Глава 12. Угрюмый спутник и дикарка

Нет в мире такого слова, которое могло бы в полной мере выразить моё возмущение истинно хамским поведением человека, в чьих руках оказалась моя судьба. Не проронив ни слова за всё время нашего пути, он вывел меня из душевного равновесия быстрее, чем те подонки, что обливали меня водой в попытке добиться правды.

И ему совсем не было совестно! Девушка, оказавшаяся в беде, очевидно нуждалась в утешении, а не грубости и угрюмом молчании. Я вовсе не собиралась изливать ему душу, рыдать в три ручья и рассказывать о произошедшем со мной кошмаре, ведь говорить об этом значит снова возвращаться в этот жуткий подвал, а я к такому была не готова. Но мне необходимо было чем-то занять свои мысли, отогнать поедающую рассудок тьму, отвлечься, поспорить с ним или даже в пух и прах разругаться — неважно! — только не возвращаться туда, только не вскрывать замок… за запертой в душе дверью было страшно, холодно и темно. Мне пока не хватало ни мужества, ни мотивации её отворить.

В конце концов, молчание стало таким напряжённым, что спустя всего примерно полчаса нашего пути я не выдержала и набросилась на него с расспросами. Он велел мне молчать, пообещав в противном случае бросить меня на дороге, «как распутную девку, ставшую бесполезной, отдав тем самым судьбе на милость». Окажется ли за рулём проехавшего мимо грузовика доходяга с похмельем или бестирией — я пропаду в любом случае. Вспыхнув от злости, я всё же покорно прикусила язык и большую часть пути обиженно молчала. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы выгнать из головы навязчивые мрачные мысли, удержать замок и сосредоточиться на дороге. К тому же, она оказалась не самой проходимой.

Почти все время мы шли через грабовый лес. В ясную погоду здесь наверняка было весьма живописно, но сейчас, когда оловянное небо тяжело повисло над верхушками деревьев, а порывы ветра то и дело качали их, создавая тревожащий душу скрип, приятного в здешнем пейзаже было мало. И пусть дорога, протоптанная невесть знает кем, казалась вполне прямой, её то и дело пересекали могущественные корни, торчащие из земли, да и каждый шорох, доносившийся из глубины леса, спокойствия не придавал. К тому же, хромая, я отставала от Реми, отчего создавалось досадное впечатление, будто я здесь и вовсе одна. Каким же он был невежественным и толстокожим!

— Невыносимый мерзавец, неужели так сложно остановиться и помочь даме, — фыркнула я, когда рана на ступне предсказуемо заныла. — Боже, даже ни на шаг не собирается сбавить скорость.

Конечно, до моих ворчаний ему не было никакого дела — он едва ли мог слышать их, неотрывно внимая трассе, шумящей где-то неподалёку. И пусть мы были надёжно укрыты раскидистыми ветвями грабов, ни он, ни я не были уверены в том, что бестирийцы не возьмут наш след. Мы шли быстро, и когда лес редел, а графитовая лента дороги мелькала между стволами, нам приходилось останавливаться, прислушиваясь к звукам — будь то рёв мотора, треск веток или крики птиц. В один из таких моментов я уселась на замшелый валун, поморщилась от боли в ноге и, вздохнув, спросила:

— Далеко ещё идти?

Каким же было моё удивление, когда Реми посмотрел на меня и, не изобразив привычной гримасы великих мук, тихо проговорил:

— Я забыл про твою… рану.

Я подняла голову, и наши взгляды неминуемо встретились. Поджав губы, я отвернулась. В отличие от леса в целом, здесь, на маленьком островке, окруженном деревьями, было так спокойно и умиротворяюще, что я была бы не прочь свернуться калачиком на этом валуне и безмятежно уснуть. Воздух был свеж, он опьянял, птицы вели свою мелодичную беседу, а вкупе с усталостью всё это непременно только подталкивало меня в объятия Морфея. Но мы шли в Шааль, чтобы найти ночлег и, возможно, транспорт. Нам нельзя было терять время.

Размяв шею, я озвучила свои мысли:

— Я могу идти сама, а это главное. Хотя ты бы мог и… — очередная гадость едва не сорвалась с губ, но я вовремя её удержала — мы шли уже больше двух часов, будет несправедливо, если он убьёт меня, когда пройден такой большой путь. — Не суть. Далеко Шааль?

— Лес заканчивается, — задумчиво протянул Реми, и меня кольнуло беспокойство — где же нам прятаться? — Дальше поле и фермерские сады. До заката мы будем в городе.

Я открыла