Остров живого золота - Анатолий Филиппович Полянский

разведчики скользнули вниз, неся на себе подготовленную надувную лодку. У моста продолжал бушевать огонь. На линии немецких окопов уже что-то горело, а лодка тем временем быстро и бесшумно мчалась по воде. Разведчики миновали середину канала, и теперь каждый взмах весел приближал их к вражескому берегу.

Бегичев взглянул на фосфоресцирующий циферблат часов и с беспокойством подумал: «Вся эта свистопляска вот-вот кончится. Она рассчитана на двадцать минут. Успеем ли?..»

Огонь прекратился так же внезапно, как начался. И сразу наступила зловещая тишина. Стали отчетливо слышны удары весел о воду.

Резиновое дно шаркнуло по камню. Лодка вздрогнула и пошла впритирку к гранитной набережной, то и дело цепляясь бортом.

– А, черт! Сплошь стена! – выругался Ладов, тщетно пытаясь удержать крутившуюся лодку.

Наконец ему удалось ухватиться за какой-то выступ.

– Сейчас закреплюсь, командир! Тут воронка и штырь торчит.

И снова – приглушенный голос Ладова:

– Шибай, двигай вперед. Подсажу. Сверху нам канат скинешь.

Разведчики осторожно выбрались на берег и залегли у дороги, проходившей вдоль набережной. Бегичев, пытаясь сориентироваться, оглядел окрестности. Обнаружил неподалеку группу растерзанных при обстреле деревьев – значит, высадились правильно. Парк, от которого остались одни воспоминания, был превращен в пустырь, перепаханный бомбами, и полностью простреливался с нашей стороны. Поэтому гитлеровцы перенесли свои позиции несколько дальше – в развалины, под прикрытие бетонных бункеров.

Над пустырем лениво, словно для острастки, взлетали ракеты. Со стороны немецких окопов изредка постреливали, но тоже будто нехотя. Это свидетельствовало о том, что переправа разведчиков осталась незамеченной.

Группа солдат торопливо ползла между пнями, замирая в воронках всякий раз, когда берег освещался. Близилось утро, становилось прохладно. Времени оставалось в обрез. Вдруг Ладов замер. Бегичев, двигающийся следом, наткнулся на него и понял: опасность близка. Сержант нащупал плечо командира, слегка сжал и, приподнявшись, шепнул в самое ухо:

– Часовой! Рядом! Я попробую…

Ладов исчез в темноте. Послышался короткий всхлип, и все стихло. Прошла минута, другая. Разведчики лежали, напряженно прислушиваясь, готовые вскочить и броситься вперед.

Вновь появился Ладов.

– Путь свободен, командир, – доложил он. – Впереди блиндаж.

Оставив Перепечу с двумя бойцами для прикрытия, Бегичев с группой захвата двинулся по извилистой траншее, опоясывающей парк. Внезапно они оказались у входа в блиндаж. В уличных боях немцы так же, как и наши, выносили свои командно-наблюдательные пункты поближе к переднему краю. Поэтому язык мог оказаться в любом блиндаже.

– Дальше, пожалуй, без шума не обойтись, – шепнул Ладов. – В кубрике этом народишку, видать, густо.

Вдруг дверь открылась, и на пороге блиндажа выросла фигура. Разведчики отпрянули. Но немец, громко зевнув, пригнулся в траншее и, чиркнув зажигалкой, спокойно прикурил. Огонек выхватил из темноты витой серебряный погон на плече.

Бегичев толкнул Ладова в бок: офицер – надо брать! Сержант рванулся вперед, младший лейтенант за ним. Но прежде чем немцу заткнули рот, он успел закричать. Скрываться дальше не имело смысла. Бегичев выхватил гранату и швырнул ее в открытую дверь блиндажа.

– Готово! – крикнул Ладов, скрутивший яростно сопротивляющегося немца.

– Хватай его – и отходим! – распорядился Бегичев.

Разведчики опрометью бросились назад к траншее.

– Куда теперича? – услышал младший лейтенант голос Перепечи. – В облов пойдут, сволочуги!..

К Бегичеву подскочил Шибай.

– Товарищ младший лейтенант! – закричал он. – Там подвал есть! Длинный, конца не видать. Он, правда, в тыл ведет…

«Уйти через канал нам сейчас вряд ли дадут, – подумал Бегичев, – а так – есть шанс!..»

– В тыл так в тыл. Дельно придумал, земляк. Показывай!..

В подвале Бегичев включил фонарик. Низкие каменные своды уходили вдаль, терялись в темноте. Подземелье было усыпано битой штукатуркой.

– Вперед, скорее! – торопил Бегичев.

Пробежав несколько десятков метров, они очутились в следующем отсеке подвала, более широком и благоустроенном, служившем, вероятно, складским помещением.

– А вот и выход, – заметил Ладов проем в противоположном конце подвала. – Похоже, к каналу рулим!

– Кончай немца на себе тащить, – приказал Бегичев. – Здоров бугай, сам дойдет.

Пленного поставили на ноги, и он, испуганно озираясь, покорно зашагал между разведчиками.

Когда разведгруппа выбралась через пролом наружу, уже светало. Впереди, всего в нескольких метрах, покачивалась тяжелая грязная вода канала.

Бегичева разбудила тишина.

Он лежал на койке в помещении бомбоубежища, прилегавшего к КП капитана Свята. Рядом спали богатырским сном все его ребята.

Чего-то Бегичеву не хватало. Еще минуту назад где-то неподалеку рвались снаряды, дрожала земля. И вдруг – тишина, до звона в ушах. Натянув сапоги и набросив шинель, он выбрался наверх.

Утро было зябкое. Туман, плотно укутавший на рассвете воду в канале и так помогший им переправиться назад, почти рассеялся. С немецкой стороны не раздавалось ни единого выстрела. Молчала, будто выжидая, и наша артиллерия. И это вызывало у Бегичева тревогу. Тишина на фронте обычно ничего доброго не предвещает…

Поеживаясь, Бегичев пересек двор, спрыгнул в траншею и торопливо направился в сторону КП батальона. Часовой, остановивший было младшего лейтенанта у входа, узнал командира разведчиков и приветливо улыбнулся.

Свят стоял возле амбразуры в той же позе, что и накануне, словно не покидал этого места со вчерашнего дня. Прижав к глазам бинокль, он пристально разглядывал противоположный берег. Каска лежала рядом.

– Почему не спишь, разведчик? – спросил он, явно думая о чем-то другом. Лицо его выглядело озабоченным. Высокий лоб рассекли резкие морщины. Колючие брови насуплены, а глубоко посаженные глаза утонули в припухших от бессонницы веках. – Ты что-нибудь понимаешь?

– Не нравится мне это молчание.

– Вот-вот… По всем данным, немцы уже должны были бы на нас навалиться. Твой язык болтливым оказался.

– Все они сейчас болтливы, – отозвался Бегичев. – Готовы мать родную заложить, лишь бы спасти собственную драгоценную шкуру.

– И сверху что-то вестей не подают… – Комбат вытащил портсигар и протянул младшему лейтенанту: – Закуривай!

От папиросы Бегичев отказался, вытащил трубку. Свят покосился на него, явно не одобряя такого пристрастия. Командир разведчиков был юн, и трубка в его руках выглядела неестественно.

Бегичев приохотился к трубке еще в сорок четвертом. Однажды в захваченном немецком блиндаже разведчики обнаружили на столе между брошенных карт, документов и отстрелянных гильз странный предмет – длиннющий, сантиметров до тридцати, изогнутый черенок, к которому были привязаны яркие шнурочки с деревянными шариками; на торце – искусно вырезанная голова оленя. Тут же в коробке хранился заготовленный впрок, крупно нарезанный душистый табак.

«Что, командир, барская услада по вкусу?» – спросил Ладов, заметив, с каким интересом разглядывает младший лейтенант яркую «игрушку».

«Забавно. Почему бы не попробовать?» – смутился Бегичев.

Он только недавно пришел во взвод и был уверен: главная помеха утверждению его командирского авторитета – возраст. А трубка, казалось ему, сразу придаст солидности.

Сначала Бегичев