Командировка в Индию - Татьяна Николаевна Соколова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Одиноко, как в склепе, – не слушала подругу Лиза. – Сколько здесь свершилось судеб и повисло чужих грехов за пару столетий.
– Многие отсюда уже переехали, – заметила Светлана.
– В безликие новостройки? – ухмыльнулась Лиза, – лучше в монастырь.
Коломну Лиза на самом деле любила, этот кусок питерской земли, ограниченный четырьмя реками, и теперь оставался тихим уголком, за два века здесь мало что изменилось. Иногда по вечерам они прогуливали Светкиного пуделя по Крюкову каналу и по каналу Грибоедова. Доходили до дома на реке Пряжке, где жил Блок, слушали звон колоколов Никольского Морского собора и ходили на спектакли в Мариинский театр. Контрамарки поставлял сосед Гриша, у которого родственница танцевала в кордебалете. Гришина жена не интересовалась балетом, и Лиза охотно ее выручала. В такие вечера соседка заботливо наряжала супруга в костюм и отдавала его Лизе вместе контрамарками, а сама уходила к очередному возлюбленному. Так Лиза пересмотрела почти все премьеры в Мариинском театре.
Но ни экзамены, которые надо было сдавать в аспирантуре, ни Гриша с премьерами сезона не могли развеять щемящее чувство одиночества. Лиза все чаще вспоминала стаи черных чаек, бегущих с расправленными крыльями за кораблем по тонкой ледяной корке, и диких лебедей, которые зимой плавали в полыньях около корабля, и она им бросала куски хлеба с кормы. И когда через несколько месяцев выяснилось, что намечаются очередные сдаточные испытания, она, не раздумывая, ринулась в бой. «В последний раз, – говорила себе Лиза, – это будет прощание с кораблями». Но человек предполагает, а бог располагает. Следующие четыре года корабли незаметно стали частью ее жизни, а в промежутках между командировками она работала на морских проектах.
Лиза не раз спрашивала себя: неужели ей именно этого не хватало в жизни – ужинать в одиннадцать ночи, сбросив бушлат у входа в гостиничную столовую, а потом, наспех приняв душ, без чувств падать в кровать? За такую работу денег особых не платили – никаких сверхурочных. Но морская жизнь ее захватила. Здесь можно было встретить сильных и мужественных людей, и среди них она чувствовала себя свободной и независимой. Ее даже выделяли среди других переводчиков за профессионализм; и здесь, в эпицентре мужских игр, именно она переводила команды «Боевая готовность!» и «Пли!». Работа не оставляла времени на напрасные размышления о неудавшейся личной жизни. В командировках не было быта со всем хламом, который мы сначала страстно желаем, а потом тяготимся им; не было семейного долга и всего того, что заставляет людей ссориться, таить обиду, накапливать невысказанное, а потом думать, как ее мать, что кто-то испортил им жизнь.
Посиделки
После Лизиного звонка вечером пришла Светлана, со своим пуделем, и с порога опять спросила:
– Что случилось?
Она была во много раз практичнее Лизы, имела двоих детишек и мужа, который делал карьеру, сидел на диете и постоянно от чего-нибудь лечился. Это была единственная подруга, но верная, что, надо сказать, бывает не так уж часто. И Лиза это ценила и иногда прислушивалась к ее советам. Они дополняли друг друга. Светлана тоже окончила филфак, но делать карьеру не стремилась, переводила в свободное от хозяйства время простенькие мануалы по пользованию техническими устройствами.
– Ничего не случилось, – ответила Лиза, – Сева мне позвонил, развод, наконец, оформлен, осталось только штамп в паспорт поставить.
Светка вытащила из сумки бутылку ностальгического ликера «Вана Таллин».
– Ликер к чаю, – уверенно распорядилась Лиза, почти материным тоном, и достала бутылку красного вина. – Чилийское.
– Жаль, – сказала Светка, – Сева был неплохим мужем, но кто же будет терпеть жену, которая постоянно в командировках.
– Замуж надо выходить по любви, – развела руками Лиза.
– Как ты умудряешься все терять, – вырвалось у Светки.
И она тут же осеклась, нет-нет, она не намекает ни на несчастную любовь в университете, ни на Лизиного мужа и даже на индийского офицера не намекает.
– Я не теряю – я ищу, – отпарировала уверенно Лиза, раскладывая на старинной фаянсовой тарелке с голубым рисунком сыр и зелень. – Я теперь в крутом международном проекте, может, на Шпицберген пошлют в командировку. Давай выпьем за Шпицберген, – раскупорила она бутылку, – пора начинать новую жизнь.
– Давай, – подняла бокал Светка,– хватит воспоминаний. По волнам памяти лучше легонько, вальсом. Я тут, кстати, Федора встретила…
Не успела она договорить, как Лиза ее перебила:
– Федора? Как он мне все испортил.
Она закрыла лицо руками, а потом внезапно рассмеялась.
– Надоела петербургская сырость и эти переменные ветры, только появится солнце, сразу заливает дождем. Уже зима, а снега все нет, кругом чернота и слякоть, неуют и беспокойство. Я устала. Надо отдохнуть где-нибудь в теплой стране. Может, в Индии? – она подняла глаза на подругу. – Я по вечерам изучаю эту загадочную страну и даже представляю, как хожу по улицам. Я так много узнала за последнее время – там все по-другому. Это страна гармонии. Они не бесят друг друга, как все мы, и никогда не кричат, говорят, смысла нет. Люди духовны и умеют владеть собой. За годы работы на кораблях я ни разу не видела, чтобы индийский офицер повышал голос на подчиненных, и среди матросов тоже не слышала грубости. Однажды на корабле перед заходом в гавань мы сидели с одним переводчиком в вертолетном ангаре вместе с индусами. И вдруг как бабахнет! Все накрыли головы. Взорвалась тепловая пушка, один матрос умудрился пролить на нее чайник с кипятком. Мы, было, насторожились: что сейчас будет! А ничего не было. Они стали его утешать, потому что он, видите ли, сильно испугался. И никто даже не сказал ему: «Если ты такой придурок, близко не подходи к электроприборам!» А были там и старшины, и мичманы, но никто не орал. Только у нас с этим парнем вырвалось кое-что, и все были шокированы. Они вообще не ругаются – грязные слова портят карму. И нет у них разврата в потреблении. Но все корабли ушли…
Лиза перевела дух и задумалась, даже прикрыла глаза, улетая в своих фантазиях в неведомую далекую страну.
– Ну зачем тебе Индия, – Светка поставила свой бокал и изобразила отчаяние, – там малярия, гепатит, брюшной тиф, японский энцефалит и лихорадка Денге.
– Как такое можно запомнить! – оторопела Лиза. – Ты что, медицину сейчас переводишь?
Когда Светка ушла, Лиза опять загрустила. А что теперь делать, когда все корабли ушли и уже больше никогда не вернутся? А ведь каждому экипажу было отдано четыре месяца жизни. Она наловчилась бегать
