Годы нашей жизни - Исаак Григорьевич Тельман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вопрос о радиоречах Ленина и Калинина на украинском съезде пока остается открытым, это зависит от результатов испытаний радиотелефонной связи Москва — Харьков.
На следующий день, в 5 часов вечера, Ленин по телефону вызывает Кремль. Секретарь, товарищ Фотиева, информирует Владимира Ильича о решениях, принятых на заседании Политбюро 7 декабря, после его ухода. Ленин передает согласие с постановлением о приветствии VII съезду Советов Украины.
В то самое время, когда между Горками и Кремлем происходит этот разговор, в Харькове Политбюро ЦК Компартии Украины обсуждает, как лучше организовать съезд.
По традиции на Политбюро председательствует Григорий Иванович. У товарищей Чубаря, Скрыпника, Затонского много предложений.
Петровский слушает выступающих, делая пометки карандашиком в блокноте. В сером пиджаке, сдвинутых на лоб очках в железной оправе Григорий Иванович живо напоминает того умудренного опытом токаря у своего станка, которым он был еще совсем недавно. В нем все естественно, просто, скромно.
На страничке записей жирным кружком Петровский обвел слова «Речь В. И.». В выступлениях участников заседания уже поднимался вопрос, насколько обеспечена радиоречь Ленина.
«Все упирается в технику», — думает про себя Григорий Иванович. Потом, встретившись взглядом с Фрунзе, сидящим близко от него, и перегнувшись через стол, Петровский спрашивает:
— Михаил Васильевич, кто главный специалист по радио?
— Профессор Бонч-Бруевич.
— Вероятно, надо просить его помощи.
И они уславливаются переговорить с Москвой.
7
Дубенко собирался прийти на службу пораньше. Завтра, в воскресенье, открывается Всеукраинский съезд Советов, и Григорий Иванович дал ему много поручений. Но когда Алексей в начале девятого появился в вестибюле ВУЦИКа, дежурный сообщил ему:
— Товарищ Петровский уже у себя.
С пачкой последних телеграмм, просматривая их на ходу, Дубенко прошел в кабинет Григория Ивановича.
Петровский, здороваясь, спросил:
— Есть депеша от Довгалевского?
Телеграммы, которой он ждал, не было.
Первым в это утро позвонил Фрунзе. Его интересовали новости из Москвы.
— Ничего нового.
В десять Петровский отправился на узел связи и по прямому проводу вызвал ЦК РКП.
Секретарь ЦК подтвердил: если испытания закончатся успешно, на украинском съезде выступят товарищи Ленин и Калинин.
«Только бы техника не подвела», — тревожно думал Григорий Иванович, двигая пальцами телеграфную ленту, лежавшую на раскрытой левой ладони.
В это время в узких дверях узла связи с депешей в руках появился запыхавшийся Дубенко.
— Из Наркомпочтеля... выехали... — на одном дыхании проговорил он.
Петровский пробежал глазами телеграфные строчки, пахнувшие свежим клеем, и облегченно вздохнул.
Сутки спустя к зданию харьковского вокзала подъехал темно-синий открытый «роллс-ройс». Из машины выпрыгнули трое в кожаных тужурках. Они спешили, и лица их были озабочены.
Опаздывавший на полчаса поезд из Москвы уже подходил к платформе. Трое в кожанках устремились в конец состава. Последний вагон был почтовый.
— Вы от Григория Ивановича? — спросил невысокий мужчина в башлыке и осеннем пальто, появившийся в дверях вместе с кондуктором.
— Так точно.
Встречавшие помогли выгрузить несколько ящиков. Судя по тому, как бережно и осторожно они несли их, можно было предположить, что у них бесценный или очень опасный груз.
8
Ленин третий день в Горках. Он отдыхает немного больше обычного, гуляет по заснеженному парку, но ежедневно работает, связывается с Москвой. Его мысли сейчас занимают предстоящие съезды Советов, которые будут учреждать Союз Республик. Владимир Ильич готовится выступать на них.
На листке календаря — «10 декабря. Воскресенье». Обращение к VII Всеукраинскому съезду Советов уже подготовлено. Рядом на рабочем столе Ильича лежат первые наметки речи на предстоящем Всероссийском съезде Советов.
После полудня 10 декабря в Харьков приходит телеграмма Владимира Ильича, переданная из Горок. Дубенко ждал ее на узле связи и повез прямо в театр, где с минуты на минуту должен начать свою работу съезд Советов.
В комнате за сценой много людей. О чем-то совещаясь, у окна стоят Петровский, Фрунзе, Чубарь, Затонский, Скрыпник, Андрей Иванов.
Петровский, прочитав депешу и передавая ее товарищам, говорит:
— Телеграмма Ленина к открытию. А для радиоречи еще есть время...
Из зала в эту комнату доносится все нарастающий гул голосов, взволнованных, перекликающихся, поющих.
Старый театр Мусури весьма вместителен. Сейчас здесь 880 делегатов, сотни гостей с заводов, фабрик, из сел, со всей Украины.
Петровский достал из кармана часы на длинной цепочке белого металла. Ровно шесть.
— Ну что ж, в добрый час... Будем начинать, — сказал он товарищам. И, держа под мышкой потертый портфельчик, пошел из-за кулис к столу президиума.
На секунду притихший зал будто взорвался.
Петровского встретили очень горячо. Съезд своими овациями еще раз подчеркивает, каким авторитетом пользуется у народа этот человек в неизменном сером пиджаке, под которым на сей раз не гимнастерка, а синяя рубаха с отложным воротником, без галстука (галстук он невзлюбил со времен Государственной думы).
Кстати, о думе. Воспоминание о ней не случайно промелькнуло сейчас в сознании Григория Ивановича. Ровно десять лет назад он впервые поднялся на трибуну Таврического дворца, где заседала дума.
До сих пор он помнит, какое чувство охватило его в ту первую минуту.
В глазах будто потемнело. Зал Таврического показался выкрашенным в сплошную черную краску. Черные шевелюры. Черные костюмы и жилетки, блеск моноклей, орденских лент. Даже белоснежные манишки и лысые черепа казались черными.
Перед Петровским чужая, глубоко враждебная аудитория, для которой одно появление на трибуне большевика, екатеринославского токаря — дерзкий вызов думе, всему царскому строю. Каково было выступать перед этим сборищем людей, обстреливающих тебя кинжальным огнем сотен ненавидящих глаз, сборищем, готовым в любую секунду зашикать, заулюлюкать, засмеять и согнать с трибуны.
Во рту пересохло, язык будто прилип к нёбу. Надо немедленно найти первую фразу, начать речь. И ни за что на свете не спасовать, не дрогнуть.
Тут дело совсем не в тебе, Григории Ивановиче Петровском, не в том, есть у тебя ораторский опыт или нет его. Твоими устами в думе держит речь трудовой люд. Сознание этого придало силы. Но овладеть трибуной думы все равно было нелегко.
«Господа члены Государственной думы! Вам,
