Джокер старого сыскаря - Юрий Шурупов

– Никто, – за всех ответил третий из друзей, брат Ани Петька. – Мы её никому не показывали, только деду Семёну. Правда, тогда у него в гостях был дед Андрей. А так… Нет, больше никто о записке не знает.

– Поня-ятно, – неопределённо протянул следователь.

– Икона та у моего деда Семёна и сейчас стоит, – дополнил друга Максим. – У них с бабой Маней много всяких икон на полке в углу. Перед ними ещё лампадка горит всегда…

– Хорошо, вы молодцы. Скажите-ка теперь, – продолжил расспрос Тимофей Кузьмич, – кто ещё в эти дни гостил или продолжает гостить в Сосновке?

Из перечисленных ребятами гостей сосновских стариков Репнин проявил интерес только к двоим. При более тщательном рассмотрении один из них сразу выпал из списка подозреваемых, а вот второго взяли с поличным. Прознав о начавшемся следствии, он решил ночью сбежать из Сосновки. Дорога была одна – по гати через Сивкино болото. Здесь-то он и попал в руки оперативников, как всегда помогавших Тимофею Кузьмичу. Дорогой фолиант в целости и сохранности вернули законному наследнику – купеческому внуку, Василию Гавриловичу Подрядову, известному на всю область своей добродетельностью владельцу крупной строительной фирмы «Уралстройсервис». Через какое-то время он передал Острожскую Библию в краеведческий музей, а незадачливого похитителя взял на поруки и устроил на хорошую работу. На том дело закрыли.

И вот теперь, десять лет спустя, Тимофей Кузьмич вспомнил о переданной ему школьниками записке. Она наверняка должна была сохраниться в деле. Своими соображениями Репнин поделился с зятем:

– Ты, Шура, подними это дело и посмотри записку. Задницей чую, кто-то о ней ещё прознал, не иначе. Слушай… – Тимофей Кузьмич возбуждённо закрутил по привычке левый ус. – А что если кто-то из тех ребятишек?.. Да нет, не должно бы…

– Исключать ничего нельзя, Тимофей Кузьмич. Вы же сами меня всегда предупреждаете об этом. И правильно! Я обязательно прослежу житьё-бытьё тех школьников за последние десять лет.

– Проследи, Шура, проследи, – согласился Репнин. – Только пока молча. Всякое, понимаешь, может случиться, задницей чую. Наше дело такое…

Больше своими мыслями Тимофей Кузьмич не стал делиться ни с кем. Он не любил раньше времени выставлять появляющиеся версии на всеобщее обсуждение, а тем более вести их разработку, пока сам окончательно не уверится в реальности возникших предположений.

Глава 3. Встреча старых друзей

Звонок в дверь отвлёк художника-реставратора Павла Николаевича Кузнецова от компьютера, за которым он обрабатывал фотоснимок копии «Чёрного квадрата» Малевича, поступившей вчера в его мастерскую на реставрацию. Полотно в общем-то неплохо сохранилось для своего девяностолетнего возраста, но его владелец, молодой напористый обладатель дедова наследства, как он заявил при регистрации заказа, настаивал на необходимости косметического поновления. Причём срочно. Ну что ж – кто платит, тот и музыку заказывает.

Сунув ноги в поношенные тапочки, без которых для Павла Николаевича немыслимо было пребывание в домашних условиях, и на ходу заправляя рубашку в вылинявшие джинсы (в отличие от тапочек, мужской халат в этом доме с презрением отвергался как верх мещанства, с детства ненавистного), он заторопился в прихожую.

– Привет, старик! Не ждал? А я в вашем районе по случаю оказался, и дай, думаю, забегу. Давно не виделись.

– Здорово, Серж, проходи… Конечно, не ждал. Тебе и позвонить-то лень, а не то что объявиться собственной персоной. Снимай свои меха, проходи.

Чтобы не мешать другу раздеваться в крохотном коридорчике, Кузнецов вернулся в комнату, служившую и гостиной, и кабинетом одновременно, и с нетерпением стал ждать гостя.

– Ну наконец-то! Дай хоть поглядеть на тебя. Считай, с весны не виделись.

Сотрудник городской «вечёрки» Сергей Михайлович Шведов ни характером, ни внешностью не походил на своего друга – высокого, сухопарого художника Кузнецова, который, несмотря на недавно стукнувшую сорокапятку, оставался по-прежнему импульсивным жгучим брюнетом с едва пробивающейся сединкой на висках. Зато умеренная полнота, заметно поредевшая сивая шевелюра, подпираемая неброскими бакенбардами, и серебристая щётка аккуратно подстриженных усов на волевом лице придавали Шведову некоторую солидность. Говорил он просто, без манерности, громко, размеренно и чётко, по-уральски слегка поокивая. Жестикуляцией не злоупотреблял, но когда горячился при разговоре, то мог очень выразительно усиливать руками восприятие сказанного им самим или собеседником.

– А уже зима, скоро Новый год, Рождество. Представляешь, пятнадцатый год двадцать первого века. Боже, как летит время! Того и гляди состаримся мы с тобой, Паша! – потирая замёрзшие руки, Шведов обошёл коричневый прямоугольник журнального столика посередине комнаты, служивший Павлу Николаевичу рабочим местом. Остановился, разглядывая на мониторе «Чёрный квадрат».

– К реставрации готовишься?

– Да, приволок один чудак своё унаследованное сокровище. Хочет подновить и продать, скорее всего. Между прочим, неплохие деньги может получить.

– И получит. Не сомневайся. А ты хотя бы нормальную цену назначил за работу? Или как всегда, за «спаси Господи»?

– Нет, мне сейчас деньги во-от так нужны. – Павел Николаевич сделал характерный жест у подбородка. – И что ты думаешь? Даже не рядился!

– Крутой, видимо. Может, из князей каких-нибудь новоявленных? Их сейчас полно развелось: то князь, то граф… Куда ни плюнь – того и гляди в «их сиятельство» попадёшь. Чудно́, честное слово.

– Я, грешным делом, тоже так подумал. Полотно, конечно, не авторское, но копия превосходная, причём давняя, судя по кракелюрам[32]. А такие вещи, брат, по простым рукам не ходят. Да мне без разницы! Не в полицию же заявлять. Мы с тобой, Серж, этой правды-справедливости наискались за свою жизнь. И остались при своих. Впору аскать[33] начинать, чтобы концы с концами свести.

– Ну, старик, ты чего-то пресно заговорил. Гробовые, что ли, копишь? Так вроде рановато ещё, – громко рассмеялся Шведов.

– Типун тебе на язык! «Гробовые»! Летом мы с Верой решили автостопом на Кавказ махнуть. А что? Тряхнём стариной, похиппуем месячишко, как бывало. А то: «гробовые»! Тоже мне, придумал.

– Вот теперь я тебя узнаю, старина! Это по-нашему.

– Компанию не составишь? А то бы Лору за бока – да и вчетвером на обочину.

– Здесь я тебе не попутчик, старик. Заманчиво, романтично, от души рад за вас, но такой экстрим не по мне. Я же с вами, хиппарями, и раньше-то не тусовался, а уж Лора тем более. Ведь мы с тобой просто школьные, нет, детсадовские друзья, Паша. Закады-ы-ычные! Так или нет?

– Так оно, Серж, так. Хотя ты и ходил у нас во флавовых[34], но всё-таки подумай, порция адреналина не помешает. Особенно в нашем возрасте… Слушай, а чего мы стоим? Садись, я сейчас кофеёк изготовлю. В кои-то веки свиделись – и не посидеть, не поболтать? Так не бывает у друзей! Особенно закадычных.

Павел Николаевич скрылся на кухне. Шведов поудобнее уселся в продавленное, но облагороженное чистенькой шерстяной накидкой кресло, задумался. Встречи со старыми добрыми друзьями всегда погружали его в омут воспоминаний, а вместе с ними невольно наводили на разные мысли, в том числе и не совсем приятные.

Неторопливым взглядом Сергей Михайлович обвёл, казалось, до последней мелочи знакомую ему комнату. Всё та же полированная «стенка» – предел мечтаний каждой «совковой» семьи четверть века назад. Телевизор на тумбочке, диван и два кресла, одно из которых приняло его могучую стать. Журнальный стол с ноутбуком… Ну, его уже видел. Так, а это что-то новенькое. Прямо перед ним на стене были со вкусом разбросаны в изящных, тонкой работы рамочках добротные фотографии на тканевой основе – Гребенщикова, Цоя, Шевчука, Кинчева…

Не поленившись, Шведов встал из уютного кресла и вплотную подошёл к столь необычной портретной галерее. Всматриваясь в эти давно знакомые лица, ясно сознавая сущность объединяющего их начала, он с очевидностью понимал и то, почему эти фотографии занимают почти всю «красную» стену в квартире его друга – бывшего хиппи и фана[35] рока.

– Ага! С тобой мне всё ясно. – Павел Николаевич, бесцеремонно сдвинув ноутбук, поставил на журнальный стол поднос с ароматно парящей туркой, двумя симпатичными чашечками на блюдцах и тарелкой бутербродов с сыром. – Серж, давай подгребай, кофе ждать не любит… Вот бутерброд бери, не с икрой, конечно, но вполне съедобный.

Шведов с удовольствием сделал глоток горячего кофе и, прихватив бутерброд, вернулся к фотографиям. Павел Николаевич, повторив манипуляции друга, встал рядом.

– Как-то пришла мысль развернуть наше прошлое на видном месте. В альбом когда ещё заглянешь, да и по отдельности эти фотографии совсем не то…

– А ну-ка, колись, старик: откуда у тебя эта картинка? – Шведов поднёс руку с остатком бутерброда к их коллективному снимку середины восьмидесятых или чуть позже. – У меня такой нет…