Он бы не успел - Илья Борисович Пряхин

была невысокой, но состояла только из вертикальных прутьев, поэтому вскарабкаться на нее самостоятельно было практически невозможно. Андрей снял с плеч небольшой, но увесистый рюкзак, протянул Антону.

– Держи. Сверху подашь.

Он первым залез на забор, наверху вполголоса чертыхнулся, запутавшись в неудобном китайском дождевике, мягко спрыгнул вниз, принял у Тохи рюкзак, потом помог опустить и установить лестницу на внутренней стороне. Когда Тоха оказался рядом, Андрей, машинально перейдя на шепот, скомандовал:

– Так, теперь все – только бегом.

Двадцать четвертый павильон слепо уставился на них черными окнами складского помещения, над дверями тлела красная лампочка охранной сигнализации. Они быстро достали из рюкзака две стеклянные бутылки с бензином, плотно обмотанные бумагой, чтобы не разбились по дороге, и небольшой булыжник с кусками прилипшей грязи.

– Сначала запалим. Прикрой.

Они склонились друг к другу, заслоняя бутылки от дождя, содрали с них бумагу, один за другим зажгли оба фитиля. Тоха остался стоять с бутылками в руках, а Андрей схватил булыжник и, широко размахнувшись, швырнул его в ближайшее окно. Толстое стекло лопнуло с протяжным звоном и обрушилось вниз несколькими большими пластами, которые, упав на асфальт, рассыпались мелкими осколками. Сигнализация зашлась короткими тревожными звонками.

– Давай!

Две бутылки с горящими фитилями в горлышках, оставляя за собой едва заметные дымные шлейфы, влетели в пустой оконный проем почти одновременно. Какое-то мгновение ничего не происходило, и у Андрея даже успела мелькнуть мысль: «Не загорелось? Не вышло?», принесшая почему-то не досаду, а мимолетное облегчение. Но внутри павильона вдруг полыхнуло алым, высветило аккуратные ряды картонных коробок с техникой, поднимающиеся к самому потолку, и через секунду над нижним краем окна уже заплясали первые языки пламени.

– Все, сваливаем отсюда, – уже не шепотом, а в полный голос скомандовал Андрей, поворачиваясь в сторону забора и накидывая рюкзак.

– Серега, вон они!

Крик, в котором неприкрытая злоба мешалась с нешуточным азартом, достиг ушей Андрея, но потрясенное сознание, скованное обморочным испугом, отреагировало с секундным запозданием. Он замешкался, все еще пытаясь надеть рюкзак, растерянно оглянулся. От дальнего угла павильона ударил пляшущий луч фонаря.

– Тоха, бежим!

Он бросился к забору, скинув рюкзак и разрывая на ходу тонкую пленку дождевика, чтобы не сковывал движений. Антон, который, вероятно, тоже потерял от растерянности несколько драгоценных секунд, тяжело топал сзади, отставая на несколько шагов. Тот же азартный голос крикнул:

– Серый, у них лестница там! Отсекай первого! От забора отсекай!

Охранников было двое, – Андрей даже не услышал, а почувствовал это обостренным чутьем загнанного зверя. Один гнался прямо за ним с Тохой, второй набегал откуда-то справа, он мчался вдоль забора, пытаясь отрезать беглецов от спасительной лестницы. В голове билась только одна паническая мысль: «Почему так быстро? Они не должны были, не могли так быстро…».

Сходу подпрыгнув, Андрей оперся ногой сразу на третью перекладину – тонкая дюралевая конструкция жалобно скрипнула под его весом – и, судорожно перебирая руками, рванулся вверх, уже видя боковым зрением набегавшего справа охранника. Оказавшись наверху, он вдруг понял, что поможет ему выиграть у судьбы еще несколько секунд и неизбежно заставит преследователей замешкаться. Андрей забросил на забор одну ногу и, перед тем, как мощным рывком перекинуть на другую сторону все тело, второй ногой с силой оттолкнул лестницу от себя. Он ожидал, что лестница отлетит легко, но она отвалилась от забора, словно нехотя – медленно и тяжело. Она падала вместе с Тохой, который уже успел в нее вцепиться.

Спрыгивая вниз, Андрей оказался лицом к забору и за краткий миг своего падения с поразительной четкостью разглядел застывшую, будто на фотографии сцену: Антон, держась двумя руками за боковины лестницы, валится назад, прямо на набегающего охранника; второй преследователь с проступившим на лице выражением досады еще тянет одну руку вверх в бесплодной надежде ухватить ускользнувшую жертву, но другой уже хватает Тоху за капюшон дождевика. А на заднем плане яркой помпезной декорацией красуется в свете фонарей двадцать четвертый павильон, из разбитого окна которого уже вовсю валит подсвеченный тугими струями пламени ядовито-черный дым.

Он приземлился на мягкий слой листвы, повалился вбок, вскочил и, не оглядываясь больше, помчался через окружающий Ярмарку сквер. Быстро удаляясь, он еще расслышал доносящиеся из-за забора слова: «Этому наручники и в дежурку. На Лужу «набат» передай, сообщи пацанам, может, с ментами словят второго. Потом уже пожарных вызовешь».

Он бежал через сквер, потом карабкался на высокую насыпь дороги, на которой, к счастью, не оказалось товарняка, потом кубарем скатывался с нее. Не привычный к таким нагрузкам, он задыхался и хрипел, но животный страх гнал вперед, не давая сбавить темп. Он пересек ярко освещенную, но совершенно пустынную дорогу и, наконец, увидел впереди старые дома плотной жилой застройки. Там – дворы, подъезды, кусты, детские площадки и припаркованные машины. Там есть, где спрятаться, там – спасение.

И все время своего панического бегства он одними губами, сам себя не слыша, как мантру, как спасительную молитву, твердил одну фразу: «Он бы не успел. Он бы все равно не успел».

3

«Он бы не успел». В последующие несколько месяцев Андрей жил с этой спасительной мыслью, как щитом загораживаясь ей от жгучего чувства стыда, от необратимости совершенного, от невозможности повернуть время вспять. Только теперь, с безнадежным опозданием он осознал масштабы собственной глупости и тяжесть последствий, к которым она привела.

Андрей бежал из Москвы в ту же ночь. Он не стал возвращаться в Мичуринск, полагая, что если его будут искать, то дома – в первую очередь, а уехал к бабке, которая жила в глухой деревне в Смоленской области. Там он продержался лишь неполные три месяца, – вынужденное безделье только усиливало тревогу, страх перед возможными преследователями и беспокойство о судьбе Тохи. Он ничего не делал, ни с кем не общался, он даже ни разу не позвонил домой, боясь обнаружить себя. Наконец, совсем измучавшись неизвестностью и бездельем, Андрей решил, что лучше ужасный конец, чем ужас без конца, и, пересчитав в кошельке остатки денег, уехал в родной Мичуринск.

Здесь он тоже ничего не смог узнать о судьбе Тохи, здесь вообще никого до сих пор не обеспокоило долгое отсутствие вестей от двух друзей, уехавших когда-то искать счастья в столице. Осторожно расспросив родителей и соседей, Андрей понял, что, похоже, его самого здесь никто не разыскивал. Тем не менее, на следующий же день после прибытия он явился «сдаваться» в военкомат, где его приняли с распростертыми объятьями и «забрили» в рекордно короткие сроки. Счастливо избегнув встречи с Тохиными родителями, жившими