Карнавал судьбы - Кристиан Гарсен

с помощью этих вдохновляющих образов, что бы там ни сказал профессиональный психоаналитик, говорили об открытии личной территории, способной сделаться для меня убежищем и опорой. Или, точнее, о желании заиметь такое пространство, если принять во внимание, что речь ведь о снах вещих — или предостерегающих, чего я, кстати, совсем не исключал. «Хорошо, — сказал я себе за шторами закрытых век, в то время как некая певичка, надрываясь, явно приближалась к оргазму, — я, без всякого сомнения, испытываю потребность пуститься в путь — возможно, переместиться не географически, а внутри себя самого, чтобы найти точку душевного равновесия, соединиться с тем, кем я по-настоящему есть и от кого в течение многих лет должен был держаться на расстоянии. Наверняка, в этом и заключается смысл посланий, которые я отправлял себе же в эти последние ночи. Что ж, хорошо. И что дальше? Что мне делать со всем тем, что я понял?»

Меня тронули за плечо, пришлось открыть глаза. Другая девушка — она могла бы выглядеть красивой, если бы не перемалывала, хлопая губами, с легким сосущим присвистом, жевательную резинку — усадила меня возле раковины и принялась мыть мне шевелюру на откинутой за спину голове. Затем молодой человек — напомаженный, с длинным вырезом на очень тесной черной майке — спросил, каким образом меня подстричь, на что я ответил: «Немного укоротите, но не слишком», — понимая, что мои указания слишком туманны, однако ему их, кажется, было достаточно. Пока он готовил меня к стрижке, я попросил его подать один из дамских журналов, что были разложены неподалеку. Мое равнодушие к стальным прессам и полноприводникам его, похоже, не удивило, либо он не подал виду и тут же протянул мне ножки Адрианы Карамбе[7] и милую мордашку Джулии Робертс. Я выбрал американку, начал листать страницы.

У меня никогда не получалось читать иллюстрированный журнал, только пролистывать его — должен сделать дополнительное усилие, чтобы задержать взгляд на подписи к фотоснимку. Однако на этот раз, среди страниц, посвященных вечеринкам и гастрономическим предпочтениям актуальных певцов и актеров, а также некоторых писателей, тоже актуальных, мое внимание привлек несуразный заголовок: «Повседневная жизнь мертвых». «Во дают, — подумал я, — что же это может значить?» Речь шла — довольно частая тема для такого рода журналов — о паранормальных явлениях, разговорах с потусторонними голосами, вертящихся столах, полтергейстах, обычно с авторитетной гарантией правдивости, ссылками на личный опыт папаши Гюго[8]. Журналистка приводила краткий исторический обзор доказательств — с ее точки зрения, неопровержимых — взаимопроникновения мира живых и мира мертвых, ссылалась на Бергсона[9], который считал деятельность разума и мозга разными вещами, из чего следует, что сознание — или душа — переживет смерть тела, а тем, кто утверждает обратное, предлагала неоспоримые доводы: рассказывала о тибетской концепции бардо[10], об амазонских и монгольских шаманах, пересказывала бесчисленные свидетельства очевидцев о воздействии умерших на дела живущих, говорила о влиянии прорицателей и медиумов на властителей мировой истории, от Артаксеркса[11] до Франсуа Миттерана[12], о фактах и опытах, подтверждающих реальность переселения душ, об актере Гленне Форде[13], который, участвуя в эксперименте, с большим талантом исполнил под гипнозом одну из сонат Моцарта, хотя никогда не учился играть на фортепиано, о другом актере, имени я не запомнил, безошибочно декламировавшем, тоже под гипнозом, витиеватые стихи на не знакомом ему языке — вроде бы, на венгерском. Еще там было интервью одной дамы, с портретом справа в овальной рамке, взятое в кавычки название выглядело загадочно: «Жизнь мертвых не такая, как мы ее себе представляем». Хорошо, — подумал я, — но что же, собственно, нам по ее поводу представляется? Подзаголовок, напечатанный курсивом, тоже дышал таинственностью: «Мертвые живут по нескольку раз, об этом рассказывает специалист по загробному миру из Лос-Анджелеса». Однако прочитать статью я не успел: парикмахер, который до этого не проронил ни слова, сказал, что закончил, и поднес небольшое зеркало к моему затылку, потом к вискам. Я вернул на место журнал с непрочитанной статьей, украшенной овальным портретом Шошаны Стивенс.

Глава 4

Странно безмятежный разговор

(I. Школьная учительница)

— Ах, — сказала Марьяна, когда я на следующий день рассказал ей о встрече с Шошаной Стивенс. Она только что вернулась из командировки в Гетеборг, я приехал к ней после обеда, чтобы остаться до конца выходных, мы планировали прокатиться на катере, но погода резко испортилась, и вот мы вдвоем сидим у нее на диване, слушаем записи Тома Уэйтса[14] и попиваем зеленый чай.

— Да, — сказал я, — именно в том журнале я впервые увидел лицо Шошаны Стивенс, но вспомнил я об этом уже после ее ухода, примерно час спустя.

— И что же происходило в течение того часа? — спросила Марьяна.

— Пока длился этот час, который, как мне потом показалось, уложился в какие-нибудь двадцать минут, не более, как если бы эта Шошана Стивенс среди других талантов обладала способностью ужимать время, — сказал я Марьяне, — так вот, в течение этого часа я стал рассказывать Шошане Стивенс вещи, о которых никогда бы не подумал, что расскажу хоть кому-нибудь, не то что незнакомому человеку, потом разговорилась и она, а говорила она спокойным размеренным тоном, темп речи был ровным и плавным, слова она подбирала меткие, время от времени я, пораженный, прерывал ее просьбой вернуться к той или другой подробности, так что она говорила много, я же, к своему удивлению, внимательно слушал.

— Я занимаюсь мертвыми, месье Трамонти, — сказала Шошана Стивенс, делая ударение на слове «мертвыми». — Занимаюсь людьми, которые умерли и о которых немногое известно, что с ними сталось после смерти.

Я неподвижно смотрел на нее. Вид у нее был нерешительный, а вернее, рассудительный, совсем не выглядела фантазеркой или одержимой.

— О которых, — продолжила она, — не известно, например, живут ли они снова, теперь в других краях. Или, может быть, где-нибудь терпеливо ждут своего часа. Или же, а это случается довольно часто, потерялись между двумя жизнями. Я отлично сознаю, месье Трамонти, что такие речи могут показаться странными, даже шокировать, — поспешно добавила Шошана Стивенс, — но это чистая правда: меня часто вызывают, чтобы отыскала следы людей, которые умерли. Звучит немного неожиданно, но в этом и состоит моя основная работа вот уже несколько лет. Надеюсь, это вас не смущает?

Я продолжал таращиться на нее широко открытыми глазами, словно сумел заглянуть ей за спину.

— Не напрягает, месье Трамонти? — переспросила она.

— Меня? — встрепенулся я, будто меня разбудили. — С какой