Династии Сперанских, Филатовых, Живаго, Овчинниковых и ХХ век. Записки счастливого человека - Алексей Адрианович Овчинников

Теперь приведу описание хозяев дома, какими их увидел Попов: «Вера Александровна тогда была еще молодой женщиной, но с большой, однако, проседью в волосах. Поражала седина и на голове Михаила Павловича, лицо которого без бороды с небольшими усами невольно останавливало на себе внимание тонкими красивыми чертами; у него был характерный небольшой, острый нос. Голова была сравнительно небольшой и казалась еще меньше от широких плеч и высокой груди. В молодости он был очень интересен, особенно в военной форме…»

Второй раз Владимир Попов встретился с Михаилом Павловичем, когда поехал на дачу, которую Овчинниковы снимали на лето. Он вспоминает: «26 мая 1903 года… я сел на поезд Курской железной дороги, чтобы ехать на станцию „Бутово“, а оттуда в Воскресенское, имение, где жили на даче Овчинниковы. Воскресенское принадлежало Белкиным, а на Валентине Сергеевне Белкиной был женат дядя Коля, меньшой брат Михаила Павловича… На станции мы вышли из поезда вместе с Михаилом Павловичем и сели на линейку[13], которая повезла нас довольно скучной дорогой, пыльной в сушь и невыразимо грязной после дождя. Я мало говорил в пути с Михаилом Павловичем: кроме нас, на линейке ехали другие дачники из Воскресенского, и Михаил Павлович больше разговаривал с ними. Он был очень стесняющимся с малознакомыми людьми человеком. Наконец мы въехали в имение. Насколько была скучна и неинтересна дорога, настолько хорошо было Воскресенское, старинное имение с красивой церковью и большим домом, в котором, правда, старыми остались только стены, а внутренность переделывалась и приспосабливалась к потребностям новых владельцев несколько раз после постройки дома. Овчинниковы жили в одном из флигелей, который был приспособлен под дачу из какой-нибудь барской службы. Флигель был темноват из-за маленьких окон; сами жили на втором этаже, а низ был занят многочисленной прислугой и кухней.

Было семь часов вечера, и нас позвали обедать на длинную веранду. Стол был большой, и на главном месте сидела Вера Александровна. Прислуживал Осип Алексеевич, в белом чесучовом пиджаке, с белым галстуком и в белых перчатках. За столом говорили по-французски или по-немецки, по очереди каждый день – один день на одном языке, другой день – на другом. Так требовала Вера Александровна от всех своих детей для практики в иностранных языках». После обеда, который показался Попову очень вкусным, «пили чай, и меня удивляло обилие сладостей, которые подавались к столу кроме обычного варенья двух сортов: одно темное, другое светлое. Сладости всегда привозил в большом фургоне особый возчик, который торговал ими по всем дачам в окрестности. Вера Александровна, а в особенности бабушка накупали массу сладостей, причем у каждого были свои излюбленные… Этот возчик, Александр Александрович «Сладкий», как мы его прозвали, приезжал два раза в неделю, и каждый раз у него покупали горы сладостей, потому что истребляли их во множестве за чаем и во время прогулок»…

Михаил Павлович приезжал на дачу дважды – в середине недели и в субботу. «Он всегда привозил из города массу карамели, которой он оделял деревенских ребятишек, когда во время прогулок мы проходили через деревню. Ребятишки знали его и всегда бежали следом, крича „барин, барин, дай конфетку“, до тех пор, пока не истощались запасы его карманов…»

Летом стояли длинные светлые вечера, и Владимир Александрович со старшими детьми часто отправлялся к реке, «где у мельничной запруды стояла на замке собственная лодка – большая, с распашными веслами. Каждым веслом должен был грести один человек, и от такой гребли лодка, длинная и узкая, могла иметь очень хороший ход. Мы быстро ехали по полноводной реке, извивавшейся между красивых крутых берегов… Мне нравились эти вечерние поездки вчетвером, без взрослых. Солнце заходило, но долго еще алел закат; долго еще было светло, и в воздухе пахло водой, травой, цветами с лугов и лесов, сбегавших к реке… От воды поднимался дымок тумана, и с ним приходила вечерняя свежесть». В воскресенье днем к молодежи присоединялись взрослые, и «мы катались по реке всей компанией. Михаил Павлович сидел на руле и был строг к гребцам, внимательно следя за тем, чтобы весла погружались в воду одновременно. Он, как и во всех делах, любил порядок. Вера Александровна волновалась и с тревогой в голосе спрашивала: „А здесь глубоко?“ Вечером по воскресеньям все расходились рано: и Михаил Павлович, и дядя Коля в понедельник с ранним утренним поездом отправлялись в Москву. А наш день с утра снова начинался со строго установленного расписания, и все опять шло обычным чередом…»

Михаил Павлович очень любил музыку, особенно народную. Попов по этому поводу пишет в своих воспоминаниях: «Раз в неделю собирались у нас балалаечники. Михаил Павлович организовал из своих родных прекрасный оркестр, человек в пятнадцать-двадцать, и относился к этой игре на балалайках более чем серьезно: сам писал ноты, перекладывая для балалаек очень трудные оркестровые вещи, вроде „Шехеразады“ Римского-Корсакова, и требуя от оркестрантов самого внимательного отношения к делу».

К своим детям, особенно к старшему сыну Алексею, Михаил Павлович относился довольно сурово и требовательно. Единственно, кого он выделял среди детей, была маленькая Таня – не по годам умный и развитой ребенок. «Михаил Павлович, внешне суровый ко всем своим детям, с Таней был необыкновенно ласков и подолгу сидел около ее кроватки, когда вечером она ложилась спать. Они разговаривали, тайком шалили, пока Вера Александровна не настаивала, чтобы он ушел из детской».

Михаил Павлович Овчинников скончался в конце 1913 года в возрасте 58 лет от крупозной пневмонии и был похоронен на кладбище Покровского монастыря в Москве. Могила его не сохранилась. Фабрика Овчинниковых перешла в руки его брата – Александра Павловича и просуществовала до 1916 года, когда была закрыта в связи с обстоятельствами первой Мировой войны, а затем и Октябрьской революции.

Алексей Михайлович Овчинников

Мой дед Алексей Михайлович Овчинников родился 16 июня 1888 года, и в описываемое Поповым время ему было около пятнадцати лет. «Он сразу понравился мне, – пишет Попов, – это был плотный мальчик, краснощекий, с круглой, коротко остриженной головой и в курточке с ремнем, – форма, какую носили тогда ученики средних учебных заведений. На румяном лице резко выделялись правильной дугой темно-каштановые брови; лицом он был похож тогда больше на мать, чем на отца».

Алеша учился в Практической академии и мечтал поступить в Императорское высшее техническое училище, для чего в течение нескольких лет занимался с репетитором, в основном математическими науками. Он неплохо рисовал, и его родители хотели, чтобы он учился рисованию на случай, если ему придется принять