Птичник № 8 - Деб Олин Анферт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мать каждый день оставляла ей сообщения. Разве это хорошо – вот так пропускать школу? А Джейни в курсе, что пора сдавать работу по Малкольму Иксу? И что на следующей неделе региональный дискуссионный клуб, к которому она столько готовилась, и руководитель клуба к тому же… Ну что ж, конец учебного года она тоже пропустила. Довольна?
Она смотрела, как он стоит, сгорбившись, над мойкой или трясущимися пальцами достает из шкафчика пластиковые тарелки. Терзалась вопросом, что могла ее мать найти в этом типе. Но терзалась недолго, потому что ведь понятно, что ничего мать в нем не нашла, и именно поэтому уехала, и именно поэтому держала Джейни подальше от него все эти годы.
Прежняя Джейни, насколько ей помнилось, редко спорила со старшими, зато новая Джейни оказалась той еще язвой и могла сказать что угодно, лишь бы задеть отца, сделать ему больно или вытянуть из него хоть слово. Между новой Джейни и ее бессмысленным отцом бушевали настоящие сражения. Однажды она забаррикадировала дверь. В другой раз выбросила в окно его одежду, вещи упали на автомобильную стоянку и лежали разноцветными кляксами на раскаленном асфальте, пока он наконец не спустился и не стал собирать их, натыкая на длинную поварскую вилку и сбрасывая в мешок, как заключенный, приговоренный к общественным работам.
О, зачем она уехала из дома? Конечно, объяснение этому было: девочка захотела встретиться с отцом, правильно? Люди все чего-то ищут. Рыщут по свету.
Она так и видела ту, другую себя, воображаемого близнеца, прежнюю Джейни, которая слетает по лестнице на улицу, на бегу бьет ладонью о поднятую вверх ладонь дворника (эту деталь она присочинила, потому что на самом деле редко разговаривала с дворником, но та, приморская версия ее “я” постепенно обрастала такой крутизной и добротой, которыми настоящая Джейни никогда не обладала).
Сообщения от матери становились все длиннее. Она рассказывала, как росла в маленьком городке в Айове, как ее собственный отец перебрался в США подростком, как он работал в с/х, стал гражданином и поставил перед собой задачу (по большей части провальную) объединить фермеров из разных частей страны. Он уезжал на несколько месяцев, потом на несколько недель возвращался и снова уезжал, а однажды не вернулся вовсе. Ее мать работала в сельхозуправлении, говорила на английском и воспитала дочь в твердом намерении никогда не влюбляться в бродягу. Но мать Джейни сама оказалась странницей, от матери ей достался язык, а от отца – сердце и фамилия. На пятом месяце беременности, когда ей еще и девятнадцати не исполнилось, она собрала чемодан и одна доволокла его до Нью-Йорка. Она купит Джейни билет на самолет, как только та будет готова. Она сама прилетит и заберет ее. Она не хочет ее заставлять, не хочет давить на нее, но она очень любит Джейни, ужасно по ней скучает, и ей страшно жаль, что все так получилось…
Наступил июль, и комары стали настолько назойливыми, а воздух настолько влажным, что Джейни почти не выходила из квартиры. Но в замкнутом пространстве они с отцом все больше погружались в безумие. Ей было до того одиноко, что иногда казалось, будто она слышит, как мать ее зовет. Ну разве она виновата, что переспала с этим оковалком? – будто спрашивала мать. Впрочем, сделка оказалась выгодной: ей досталась Джейни.
Как-то вечером отец молчал несколько часов подряд, и Джейни чувствовала, что вот-вот взорвется. Она вышла из кухни, сложила ладони рупором у рта и завопила: “Есть кто дома?”
Он оглянулся на нее и снова перевел взгляд на телевизор.
Ее так и распирало от злости. Она схватила со стола его телефон – сначала будто бы для того, чтобы посягнуть на его личное пространство, но потом, спохватившись, что не знает пароля, – просто чтобы напугать. Подбежала к кухонной мойке, включила воду и поднесла мобильник почти к самой струе.
– А ну отдай! – заревел отец.
Он вскочил с дивана, в приступе ярости сбросил ее телефон со столика и занес над ним ногу. Оба в ужасе замерли. Она сунула мобильник под воду. Он с силой топнул.
Стационарного телефона в квартире не было, так что они остались совсем без связи.
В тот вечер он выключил телевизор, и оба неслышно скользили туда-сюда по тихим комнатам, бестелефонные и еще более одинокие в компании друг друга, чем обычно. Из-за окон доносился треск цикад, едва различимый за долгим выдохом кондиционера. Джейни сидела на диване, обхватив руками колени. Он ушел к себе в комнату и захлопнул за собой дверь.
На следующее утро Джейни все так же сидела на диване, дожидаясь его, и вот он вышел. Она потащилась за ним на кухню, издевательски приговаривая:
– Надеялся, что меня тут больше нет, да? Все никак не придумаешь, как от меня избавиться, угадала? А это потруднее, чем сбежать самому, скажи?
– Да, хотел бы я придумать, как от тебя избавиться! – наконец проговорил он, схватившись за голову. – У меня по квартире бегает дикий зверь. Может, тебе поехать домой, а?
Она замерла. За все это время он ни разу не просил ее уехать. То, что эта последняя фраза оставалась непроизнесенной, казалось свидетельством чего-то, пусть совсем призрачного, но вот она все же прозвучала. Уезжай. Ты никогда не была мне нужна.
– И не мечтай! – проорала она в ответ. Ты от меня никогда не избавишься! – (Знала бы она.)
Она вытолкнула собою дверь и вылетела из квартиры.
Сначала она бежала, потом стала сбавлять скорость. Она так отчаянно хотела, чтобы мама была рядом, что почти физически ощущала ее присутствие. И отчетливо видела фигуру матери, уходящую вдаль.
Мама! Без телефона она уже второй день не слышала ее голоса. Как же, наверное, больно Джейни ее ранила: сбежала, не отвечала на звонки и вообще вела себя как худшая дочь, какую только можно родить, а ведь мать посвятила ей свою жизнь. Мама была права, когда вырвалась из этого города с Джейни, растущей внутри нее, ей хватило смелости проехать через всю страну – в противоположном направлении относительно путешествия Джейни. Она была совсем ребенком, немногим старше, чем Джейни сейчас, только она-то убегала ради
