Соблазн. Проза - Игорь Агафонов

– Угомонись, – сказал он эху, – …пока.

С этого невероятно счастливого, по его мнению, озарения стал Сява Елизарыч выздоравливать, как в сказке – не по дня, а по часам. Похудел, кстати, до приемлемых размеров и выглядел теперь много моложе своих лет. Многоопытный доктор-хирург, наблюдая своего больного, которому он молча вовсе не предсказывал благополучного исхода, лишь почёсывал в плешивом затылке и что-то заносил в свой планшетник… О нём, о докторе, ходил слух: сочиняет, дескать, диссертацию докторскую. На то он и доктор – резюмируем мы…

6.

Когда Надежда Никитична услыхала от мужа о видении, якобы посетившее его на Кипре в соборе, она поначалу впала в неподдельный ступор.

– Почему ты не рассказал мне об этом раньше?! – спросила она, приходя в себя. И внимательно присмотрелась к выражению мужниного лица и вслушалась в интонации его голоса.

Дома они были одни, сидели на кухне за вечерним чаем, никто их подслушать не мог, и, стало быть, сор по ветру не понесёт… впрочем, никто не смог бы и вмешаться, схвати сейчас Сява черпак или нож.

– А ты поверила б раньше?! Я, между прочим, уже рассказывал одному… священнику, кстати сказать. Так он посчитал меня сумасшедшим.

– Ну, вообще-то складно, – Надежда Никитична с облегчением оставила подозрение о невменяемости супруга. – Долго со… сочинял?

– Что ты имеешь в виду? – совершенно искренне возмутился Сява Елизарыч. Надо сразу заметить, что с некоторого момента он стал относиться к своей фантазии как к некоей реалии. Реальности, в которой грех и сомневаться. То есть как к Божьей воле и не иначе.

– Ну, это неважно, – быстро исправилась супруга. – Было – не было, это, в сущности нашей (супруга даже погрозила пальцем – возможно, сомневающимся), неважно. Сейчас по телику такие вдалбливают байки… очумеешь и закачаешься. Так что… Важна сама идея. Идея ж, скажу без пафоса, фундаментальная. А священник тот… попросту не тот. Другим же твоя история может оказаться в масть, в жилу то есть…

– «В сущности», говоришь?.. – Сява Елизарыч кривенько усмехнулся. – Ты глаголешь, как один мой знакомый доцент. С твоей, мол, идеей, мне нужно только ночь переспать, и на утро она уже полнейшая моя собственность.

– Хорошее присловье. Надо запомнить. А ну-ка изложи ещё разик историю свою…

И Сява Елизарыч изложил, но, подогретый вниманием и одобрением единомышленницы, уже куда живее изложил, раскованней, пластичней и красочней, словно пред глазами его, как у ребёнка, сияла праздничная ёлка с подарками под нижними лапами ветвей. А впоследствии, нашедши-таки среди священнослужителей куда более внимательных и гораздо более дальновидных политиков, рассказ его приобрёл достаточно взвешенную и вполне литературную форму, можно сказать – обрёл художественную огранку. Не без помощи, очевидно, тех же дальновидных служителей церкви. Вольные или невольные подсказки он записывал, затем вставлял (адаптировал – слово это ему очень понравилось) в свою речь и письмо… и говорил или зачитывал теперь неспешно, тихим проникновенным голосом, будто вновь видел пред собой всё происшедшее с ним тогда, десять лет назад. И облик его импозантной фигуры при этом был замечательно фотогеничным.

Словом, Сява Елизарыч полностью вошёл, что называется, в роль. И роль эта чрезвычайно ему поглянулась. Она ему, как сказала бы его матушка в детстве, личила, то есть к лицу его простодушному весьма годилась. На него теперь обращали любопытствующие взоры не просто как на крутого и удачливого бизнесмена, но – на значительную, одухотворённую персону. Да, именно духовное лицо, явившееся посредником к людям с высоких небесных инстанций. И это воодушевляло и возносило Сяву Елизарыча до приятного, сладкого головокружения.

И звучало его повествования теперь буквально вот как.

«В ноябре 199… года мы с супругой побывали на литургии в храме святого Лазаря, что в городе Ларнаке на острове Кипр. И там, в самом начале литургии, я увидал движущегося по воздуху человека в чёрном монашеском одеянии. Видение это было настолько явственным, что поначалу я оцепенел, а потом меня охватила такая безудержная и сладчайшая радость!.. Да, благая радость моя была столь велика, что мне показалось даже: вот умру сейчас и вознесусь, и растворюсь в этом абсолютном счастье. Я понял, что есть подлинная, ни с чем не сравнимая на грешной земле, благодать! И услыхал я в это мгновение голос, он проник в меня через все мои, без преувеличения, поры, а не только слух: «Лазарь – друг Христов», хотя ни о каком Лазаре до этого я ничего толком не знал и не ведал. Он же, Лазарь Святый, всё парил по воздуху и благословлял людей. И длилось сие чудесное видение до самого конца службы.

Замечу мимоходом, что с женой посетили мы до того благого дня много святых мест – в том числе и в земле обетованной, в Иерусалиме, – оттого в голове у меня всё перемешалось – этакая сумятица обрывком услышанного и увиденного. Иностранных языков я не знал, и до сих пор не знаю, но голос всё повторял и повторял по-русски более часа: «Лазарь – друг Христов». Помню, я подумал тогда, что монаха должны видеть все, кто присутствует на службе, а не только один я, и ещё подумал с трепетным восторгом, знаете ли, как это здорово… нет, прекрасно! Что… Ну, вообразите: Святой Лазарь сам, лично…

По окончании литургии монах сей, видимый мною, вошёл в алтарь чрез царские врата, и я его больше не видел. Однако минут через пять у меня началось внутреннее видение, и длилось оно этак с четверть часа.

По окончании службы и принятия Святых Христовых тайн я, всё ещё как бы оглушённый и очарованный услышанным и увиденным, стал мало-помалу приходить в себя, и захотелось мне расспросить бывших со мной на литургии друзей-товарищей: видел ли кто ещё Лазаря четверодневного? Однако – увы! – на их лицах одинаково отражалось неприкрытое недоумение. Особенно скептически к моему рассказу отнеслись некоторые священнослужители (к ним я обращался в первую очередь), и по выражению их смущённых лиц я догадался: они воспринимают меня как невменяемого. Так сказать, в преддверии теплового удара.

Таким-то вот чудесным образом за три часа службы в храме Святого Лазаря из человека маловерующего Господь наш Иисус Христос и его друг Лазарь сделали меня глубоко верующим, чья жизнь духовно преобразилась до неузнаваемости.

Попытаюсь описать те чувства, кои испытывает человек, соприкасаясь с Господом нашим, пусть и через посредников, коим стал для меня Святый Лазарь. Мои чувства можно сравнить с первой юношеской трепетной любовью: самый близкий пример для меня – мои собственные переживания: я, молодой человек, и девушка по имени Надя полюбили друг друга. И вот первый поцелуй, скорее целомудренный, нежели страстный и плотский, и души наши возликовали! Такое, я понимаю, испытал если не каждый, то многие. Возвышенное чувство ещё неискушённых жизнью людей, воспринимающих её, возможно, в розовых тонах… Так вот, мои дорогие, это чувство надобно помножить многократно, дабы хоть в малейшей степени представить, что испытывает человек при встрече с самим Богом.

Впрочем, я вполне сознаю: представить это чрезвычайно трудно.

Ещё тогда пример? Хорошо. Матери сообщили о гибели её ребёнка… Похоронка с войны, иное ли трагическое известие… Можно представить себе её отчаяние?!. Глубину скорби?.. Но минул год, и сын воротился домой – живой и невредимый, бросился в её объятия. И вот это величайшее материнское счастье следует помножить опять же многократно и многократно – и только тогда возможно себе вообразить – и то не в полной мере, – какой душевный подъём и восторг охватывают человека при встрече с Господом. Сложно и даже невозможно объяснить всё это на словах. Сие запредельное ощущение, похоже, вне словесности человеческой. Лично я чувствую своё бессилие описать сие удивительное событие… Даже гениальному поэту, уверен, сие вряд ли по силам. Божественное возможно лишь ощутить, но передать в слове… Сатиру человек ещё способен дать в предельной полноте, но благое, божественное… Как бы ни тужился он изобрести название (хоть даже и «Божественная поэма») – всё равно это будет лишь слабой, блеклой тенью полногласной Божественной данности. Разве что музыка, высокоталантливая и возвышенная, в самых своих гениальных проявлениях ещё способна приблизить человека к чувству сопричастности с Господом нашим Иисусом Христом.

Воспоминания свои я записываю спустя десять лет с того благого дня встречи с ЧУДОМ. И все эти годы я делился откровением лишь с самыми близкими мне людьми. Из опасения быть не понятым другими. В светлый праздник Пасхи 201… года при паломничестве на Святую землю мы с супругой Надей побывали в греческом патриархате на приёме у митрополита Т. И он настоятельно рекомендовал нам описать встречу со Святым Лазарем четверодневным, ибо рассказ мой способен укрепить веру православных, независимо от их национальности».