Соблазн. Проза - Игорь Агафонов

Соблазн

Проза

Игорь Агафонов

© Игорь Агафонов, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Соблазн

Повесть

От издателя.

И автора и публикатора я хорошо знал. Впрочем, со вторым общаемся до сих пор. В их профессионализме я не сомневаюсь. Тем более, книги Тимофея Клепикова всегда приносили доход, а, стало быть, имели успех у публики. Заминка с изданием последнего произведения Тимофея Терентьевича произошла вследствие… Впрочем, Вы и сами скоро обо всём догадаетесь, прочитав его сочинение.

От публикатора.

После безвременной кончины моего друга Тимофея, хлопоты о публикации его повести легли на меня. Учитывая обстоятельство, что автор не успел окончательно отшлифовать свою вещицу, мне пришлось вставить от себя некоторые замечания и пояснения – дабы внести ясность (со мной Тимофей Терентьевич делился всеми подробностями своей последней работы, прежде чем выплеснуть их, так сказать, на бумагу; и было бы неправильно оставить их вне текста). Эти кусочки я отметил.

«Город Ларнака – древний Китион,

родина стоика Зенона, —

обладает несравненной религиозной

и архитектурной жемчужиной —

старинным и прекраснейшим храмом:

церковью Святого Лазаря, друга Христова».

«Воскресение праведного Лазаря…

– одно из центральных событий

в жизни нашей церкви».

Путь к бессмертию человека

– это освобождение от понятия тайны

(будь то коммерческая или военная…)

С исчезновением сего понятия исчезнет

также и соблазн обманывать…

Обмануть кого-то – значит обмануть себя.

Что касаемо веры настоящей – то здесь

об ином речь. Как и таинство с тайной

не тождественны, так и вера – не заблуждение…

Я верю! – говоришь ты, и всё.

1.

Сява Елизарыч Двушкин с супругой Надеждой Никитичной в паломнической поездке посетили на Кипре в городе Ларнаке (в древности – славный-славный Китион) Храм Святого Лазаря. Народу было много, так что им с трудом удалось пробраться на балкон и притулиться у колонны. Им, разумеется, хотелось поближе к золочёному алтарю, но… зато отсюда было всё вокруг видать.

Впечатление от литургии у обоих осталось благоприятным… точнее, благостным, хотя в церкви от нестерпимой духоты чуть ли не воск свечной плавал по воздуху… Во всяком случае, у Сявы Елизарыча, аборигена средней полосы России, края не столь обильного солнцем, даже голова закружилась. Однако при этом он почувствовал, что приобщился к некой тайне, и это его очень взбодрило и порадовало. Позднее, уже вне церковных стен, под палящим желтковым солнцем, готовым вот-вот пролиться на Сяву Елизарыча жгучим сгустком, он услышал, как один из группы русских же туристов сказал:

– Есть пара человечков на земном шаре, есть, да… Сколько вообще нас сейчас расплодилось? С десяток миллиардов будет? Дак вот, они, эти двое, своими глазами видели – здесь, в храме, – монаха в чёрном одеянии. Между прочим – самого Святого Лазаря. И, знаете ли, ходил тот прямиком по воздуху и благословлял присутствующих…

Сява Елизарыч придержал жену за локоть – ей как раз захотелось на тот момент поскорее укрыться в тени:

– Сявыч, дорогой, ну жарко ж, да и голова дурная от запахов – аллергия, должно…

– Тихо! Дослушаем.

– …Один проживает в Англии, другой…

Надежда Никитична не дала-таки дослушать, утянула Двушкина за руку в тень кипариса (на самом деле, они не знали – да и после не узнали – породы того дерева).

– А что, Надюх, – сказал Сява Елизарыч, проведя волосатым запястьем по взопревшему лбу и опасливо кося глазом на жужжащего у самого носа насекомого – не то пчелы, не то золотистого слепня, – не сгонять ли нам в чопорную Англию, а?

– В Англию? – Надежда Никитична задумчиво возвела очи долу, выражая этим, очевидно, утомление. Они побывали уже во многих странах и оттого, наверно, путешествия слегка набили им оскомину. – В Англию мне, пожалуй, охота. Да. По крайней мере, там не так жарко. Но позже как-нибудь… слишком много впечатлений – тоже, знаешь, глаза затуманятся. Давай отсрочим. Но идея хорошая. Одобряю. В принципе.

2.

В самолёте Сява Елизарыч читал буклет и пересказывал жене содержание своими словами.

«…жил Лазарь со своими сёстрами, Марфой и Марией, неподалёку от Иерусалима, в селении Вифания, что на иврите означает „дом финиковых пальм и славы“. Все трое удостаивались от Господа Иисуса Христа особенного благоволения. Во время своей земной жизни Господь часто посещал их дом и называл Лазаря своим другом, а незадолго до своих страданий воскресил его из мёртвых, когда тот уже четыре дня находился в склепе. После сего события о Лазаре в Святом Писании упоминается ещё раз: когда за шесть дней до Пасхи Господь пришёл опять в Вифанию, там был и воскрешённый им Лазарь. И многие иудеи пришли туда, чтобы увидеть Христа и его „крестника“. Многие обращались к вере в Него и становились его последователями. Видя это, первосвященники решили убить с Ним и Лазаря, отчего последний, спасаясь, был вынужден покинуть родину – искать приюта в Китионе. Предание гласит: чудесно воскрешённый Лазарь оставался в живых ещё 30 лет, возведён в сан епископа апостолами Павлом и Варнавой на острове Кипр, где много потрудился в распространении христианства, и там же мирно почил. В девятом веке святые мощи праведного Лазаря были обретены в городе Китии, где они лежали в земле, в мраморном ковчеге, на котором было начертано: „Лазарь Четверодневный, друг Христов“. Святые мощи были извлечены и положены в серебряную раку, а при императоре Византийском Льве Мудром перенесены в Константинопольский храм, построенный ещё императором Василием Македонянином…»

– Слышь, Надюш, ты чего-нибудь слыхала раньше про него?

– Про него – про кого?

– Да про Лазаря ж. И что получается, мать. Он был другом самого Христа. И когда помер и пролежал четыре денька в гробу и засмердел…

– Провонял, что ли, – уточнила Надежда Никитична, несколько раз прижав указательными большим пальцем крылья своего аллергического носа.

– Ну да, только надо говорить, как тут написано. Засмердел.

– Отчего же он помер?

– А кто ж знает. Помер и всё.

– Ну и?..

– Ну и пришёл Христос, закручинился, значит. А затем и приказывает: встань и ступай! Нет, не так. Встань и иди! Тот и ожил сразу.

– И что потом?

«Мы не знаем подробностей его жизни и деятельности в качестве епископа Китионского, так как письменные документы той эпохи не дошли до наших дней. Но имеем все основания предположить, что его пастырское дело не могло быть лёгким ввиду противоборства двух сил: язычества – особенно культа Афродиты, широко распространённом о ту пору на Кипре, – и многочисленной еврейской общины. Киприйская церковь вынужденно вела длительную и тяжёлую борьбу, дабы одержать победу».

– А что потом? Потом он прожил ещё три десятка годков и даже епископом восемнадцать лет отбарабанил. Заправлял, так сказать, внутренней и внешней политикой. Небось, интриговал. Должность всё-таки обязывает как-никак. Тогда ж чего было… борьба нового со старым!

– А сейчас чего с чем?

– Сейчас?.. Хм.

Однако Надежда Никитична уже не слушала, она размышляла о своём интересе – о приглянувшейся ей иконе: «Жаль, не купила, где этот святой выходит из могилы… повесила бы на стену и показывала знакомым…»

К слову. Сами они в гробе том, где покоился святой, полежали для подпитки острыми впечатлениями (многие туристы так-то поступали, и наши персонажи от них не отстали), ощущение оказалось не шибко приятным. Особенно сейчас, когда муж рассказал, как смердел тот святой четыре аж дня… А вдруг там какая зараза осталась? Микробы, они ж ох какие живучие. И на тысячу лет могут затаиться! А затем проснуться… «Вон в Египте, кажись, воры раскопали пирамиду, а потом и стали загибаться один за другим…» И до самой посадки на московскую землю она всё прислушивалась к своему организму – забрались в него микробы или нет?

– И зачем тебе надо было мне рассказывать?.. – посетовала она в сердцах.

– Про что?

– Про то! Буду теперь думать про ботулизм какой-нибудь! Ты же знаешь, я мнительна.

3.

В этот момент Сяве Елизарычу попалась на глаза строчка: «Елеазарий из Хеврона был жителем селения Вифании в трёх километрах к востоку от Иерусалима…» – своего рода смысловой повтор-разъяснение, какие часто допускают в буклетах плохие переводчики.

«Гляди-ка, Елеазарий!.. А я Елизарыч. Хы-хы…»

По-видимому, пора охарактеризовать нашего персонажа – для вящего знакомства. Мужичок он с виду был простецкий. Да, крупный такой экземпляр, и можно было б прибавить – статный, не будь он чересчур грузным: при своих сто восьмидесяти пяти роста он тянул почти на полтора центнера – многовато, нет? – да ещё с круглой и, как мы отметили, простецкой мордашкой, ясными наивными глазками и добродушной, чуть-чуть лукавой улыбочкой – слабым-слабым намёком на потайной ларчик… Знавали вы этаких – вспомните. За их располагающей физиономией – проницательность, замешанная на недоверчивости и постоянной подозрительности, – словом, не такой рубаха-парень, каким может показаться простодушным наблюдателям. Смотришь на иного – и красавец, и мудрец, а копнёшь поглубже – хе-хе-с, и близко нету к выдуманному сокровищу. Такой вот оборотень ласково за горло хвать и не вырвешься… Да, бывает и так, скажете? Но закавыка не в том, что каждому из нас присуща маска, а жизнь игра и мир театр, нет… Впрочем, кажется, перебор получается в нашем критическом анализе, потому притормозим. Сочтем, давайте, лишнее, невзначай обронённое, словцо иносказательным – этаким общим философским отступлением… И в своё оправдание за такую пристрастную оплошность-вольность прибавим только: кое ведь на кого именно такой упырь и нужен (ну не Сява Елизарыч лично, разумеется, а некий собирательный, как выражаются литераторы, персонаж), даже порою необходим: разве у нас мало разнообразных прощелыг, а то и похуже?..