Загадка по имени Кристобаль Баленсиага - Мария Фернандес-Миранда

– Мне бы хотелось сшить такое же платье, как то, которое сейчас на вас.

Бланка Каррильо де Альборнос удивленно смотрит на него, а затем опускает взгляд, рассматривая свое одеяние. Она приобрела его во время одной из своих поездок в Париж, город, в котором она часто посещает такие известные заведения, как Галерея Лафайет или крупнейший универмаг Les Grands Magasins du Louvre. В то утро она выбрала платье, носящее имя Поля Пуаре (1879–1944). Великого Поля Пуаре. Того самого, который со смесью гордости и тщеславия заявил прессе, что был не простым портным, а художником, а значит, пресса к нему должна была обращаться именно так. Озадаченная ответом мальчика, Бланка спрашивает его:

– И почему тебе хотелось бы сшить платье, подобное этому?

Тогда Кристобаль решает отбросить свою застенчивость в сторону. В его глазах видна решимость. Он отвечает на вопрос всего несколькими словами, прекрасно описывающими характер, который уже начинает у него формироваться:

– Я думаю, что смогу.

Маркизу забавляет ответ мальчика, и на его храбрость она отвечает необычным решением, вызовом, равным мужеству Кристобаля. На мгновение она задумывается, а затем, показывая на мальчика указательным пальцем, говорит:

– Я распоряжусь, чтобы тебе на дом отправили это платье и все необходимые ткани. С ними ты сможешь его воссоздать.

Бланка сдержала свое обещание. Спустя несколько дней Кристобаль дрожит всем телом, рассматривая лен, который аристократка послала в скромный дом на улице Сакайо. Он часами разглядывает швы платья, которое маркиза также прислала. Лишь тогда, когда паззл окончательно складывается в его голове, мальчик садится за швейную машинку своей матери, точно так же, как она садилась за нее множество раз [5].

В последующие несколько дней и ночей для Кристобаля в мире перестанет существовать все, кроме этой ткани и проходящей сквозь нее иголки.

Несколькими неделями спустя мы оказываемся в церкви Сан-Сальвадор. Ее прохладный воздух и запах благовоний приветствует как приехавших отдохнуть, так и уроженцев Гетарии. Дверь слегка скрипит, когда в церковь заходит маркиза. Она тут же почтительно крестится и в ожидании начала мессы садится на одну из впереди стоящих скамеек. Сидящий на последнем ряду Кристобаль чувствует, как у него перехватывает дыхание. Он видит, что Бланка Каррильо де Альборнос, самая элегантная женщина, когда-либо ступавшая на улицы этого городка, одета в платье, которое он создал своими руками, без чьей-либо помощи [6]. Он улыбается, опускает голову в знак смирения и произносит благодарственную молитву, так, как его научил его дядя-священник.

По окончании мессы аристократка пробирается сквозь толпу и подходит к нему. По ее взгляду видно, что она взволнована. Она не может ждать ни минутой больше, ей нужно поделиться новостями. Лицо маркизы расплывается в широкой улыбке, а затем она произносит несколько слов, которые навсегда изменят ход жизни этого двенадцатилетнего мальчика, ребенка без отца, которому не так уж и повезло в жизни.

– Кристобаль, собирай вещи. Я уже обо всем поговорила с твоей матушкой. Ты поедешь в Сан-Себастьян работать подмастерьем в ателье Casa Gómez.

Истоки

Кристобаль Баленсиага не любил корриду. И тем не менее болеро, выполненные из бархата и шелка, расшитые бисером, представленные в зимней коллекции 1947 года, были явно вдохновлены камзолом тореадора. Несмотря на то что кутюрье провел половину профессиональной жизни в Париже, он не хотел избавляться от влияния своего происхождения. Например, цвета, присутствующие на некоторых из его дизайнов – кобальтово-синий, пепельно-зеленый или красный, те самые цвета, о которых я упоминаю в своем повествовании, – воспроизводят оттенки, окружавшие Баленсиагу все его детство на побережье провинции Гипускоа. А плащи, которые он представил в шестидесятые годы, уж очень напоминали одеяния рыбаков, которые те носили, чтобы не намокнуть. «По его одежде видно, что он баск. Это читается в объемах и нежелании показывать слишком много кожи», – объясняет журналистка El Mundo Беатрис Миранда, которая не только является выдающимся экспертом в мире моды, но и провела не одно лето в Сараусе. «Эта сдержанность, умеренная элегантность Баленсиаги очень северная. От людей из тех регионов не стоит ожидать фейерверка эмоции. То же самое происходит и с баскской кухней, которая основана на использовании лучших ингредиентов. Что ж, с таким ингредиентом, как ткань, Баленсиага мог творить настоящие чудеса», – заключает она.

В его работах можно найти параллели с региональными костюмами Наварры, Галисии, Эстремадуры, Балеарских или Канарских островов; с бата де кола2 в стиле фламенко или же одеждой, которую носили при дворе в «австрийском Мадриде»3… но прежде всего дизайны Баленсиаги – это отражение того искусства, которое он впервые увидел в летнем дворце маркизов де Каса Торрес. По словам историка Мирен Арсалус, маркиз входил в попечительский совет музея Прадо и был членом Королевской академии изящных искусств Сан-Фернандо, что объясняет его интерес к коллекционированию превосходных картин. Этими же самыми картинами Баленсиага восхищался и позже, уже во время визитов в Прадо. Все эксперты отмечают, что в силуэтах кутюрье угадываются объемы Сурбарана, цветовая палитра Эль Греко, кружева и муслин портретов Гойи, детали юбок и корсажей Веласкеса. Безусловно, все отмечают отношение к черному цвету, характерное для Эль Греко или Пантохи де ла Крус… Также дизайнер вдохновлялся работами своего друга Сулоага4. Или точнее будет сказать, что они вдохновляли друг друга, поскольку художник даже нарисовал портрет своей дочери Лусии, одетой в Balenciaga.

Итак, присутствие родной земли Баленсиаги ощущалось во всем, что он делал. Ностальгия? Я бы сказала, что да. Этот нюанс не ускользнул даже от журналистов из далеких Соединенных Штатов: «Во всей его коллекции чувствуется вкус Испании», – написали в журнале Harper’s Bazaar в 1938 году. Диана Вриланд, которая в шестидесятые годы была главным редактором журнала Vogue, отметила, что Баленсиага привнес «стиль Испании в жизни всех тех женщин, кто носил его одежду». А меценат Элен Давид-Вайль в прологе к каталогу выставки, состоявшейся в 2006 году в Париже, написала следующее: «Кристобалю Баленсиаге было суждено стать выдающимся. Быть баском – означает быть другим, желать взбираться на горы, переплывать океаны. Быть баском – означает иметь возможность быть и испанцем, и французом одновременно. Но прежде всего это означает хотеть быть самим собой».

Архимиллионерша Полин де Ротшильд, одна из главных клиенток уроженца провинции Гипускоа («Я имела честь одеваться в Balenciaga на протяжении двадцати трех лет», – говорила она с гордостью), в 1973 году написала статью о кутюрье, в которой, как и Э. Давид-Вайль, мифологизировала его происхождение. Давайте прочитаем ее слова: «Однажды в феврале мы совершили паломничество в Гетарию, полное любви и восхищения. Стоял