Закон моря - Виктор Федотов

    Море ухало с тяжкими надрывами. Чёрное, как сама ночь, оно бушевало рядом с низкими бортами катера, гривастыми волнами вкатывалось на палубу Ветер не утихал, но теперь стал попутным.

    Буров поднялся на мостик, крикнул Грачеву:

    — Ну, как тут у вас? Порядок?

    — Порядок, товарищ командир! Держу в кильватер. Видите, впереди огоньки? Это корабли наши!

    — Вижу! Отстрелялись, домой торопятся. — Буров опустил козырек шлема на лицо и тряхнул Грачева за локоть. — Идите чайком побалуйтесь! Пока не остыл.

    — А на руле?

    — Я постою сам. Идите! — Буров широко расставил ноги, навалился грудью на штурвал и стал вглядываться в ночь, в мерцающие ходовые огни идущих впереди кораблей.

    Он думал о том, что предстояло сделать при возвращении в базу после этого похода. Дел набиралось много, и все они казались ему важными и очень срочными. Все до единого!..

 АНТОНОВ МЫС

    Памяти Анатолия Ивановича Суркова

    Такая вот лукавая присказка ходила у нас на Севере среди моряков в те далёкие пятидесятые годы:

    Хоть разъярься в сто баллов, Буян-Океан,    Всё равно усмирят тебя «Ара», «Гагара», «Баклан»…

    Была это, конечно, милая, ласковая шутка над тремя старенькими, утлыми суденышками, построенными невесть когда и давно отслужившими корабельный свой век. Причислены они были к так называемым вспомогательным судам, вооружения не имели никакого совершенно, носили над неуклюжими рубками гидрографический флаг и выполняли самую незамысловатую работу: доставляли продовольствие и почту на сигнальные посты и маяки, горючее и зарплату в рыболовецкие артели, избирательные бюллетени во время выборов. Одним словом, за боевые единицы их уже и не принимали. Надо было видеть, как эта неразлучная троица выходила в кильватер из бухты, постреливая сизыми кольцами дыма из тонкошеих труб, потукивая слабенькими двигателями, как моряки с элегантных эскадренных миноносцев и сторожевиков провожали их насмешливыми добрыми взглядами, желая им счастливого плавания. А они, точно старички пенсионеры, растратившие силы за долгую трудовую жизнь, но не желающие выказать немощи, шли вдоль побережья, выжимая всё возможное из своих машин. Однако сил хватало лишь на четыре-пять узлов, не больше: старость не обошла и их стороной...

    Правда, и они были когда-то молодыми и выносливыми, и ходили слухи, будто в военные годы проводили даже постановку минных полей, а после войны сами же их и вытраливали, благо нужда в этих полях отпала. Возможно, так оно и было на самом деле. Но шло время, и через несколько лет и понять было нельзя, где тут правда, а где вымысел — моряки на выдумки досужи. К тому же «Ару» и «Гагару» вскоре списали по чистой и под прощальные гудки пароходов вывели из бухты и отвели на морской погост.

    Не миновать и «Баклану» отправиться вслед за своими близнецами, если бы не его командир мичман Суходолов. Собирался старый сверхсрочник отплавать в том году последнюю свою кампанию — двадцать пятую за жизнь — и уговорил командование пощадить суденышко: дескать, вместе и выйдем в отставку, как-никак последние шесть лет душа в душу проплавали.

    И начальство уступило...

    В конце октября, когда сизая от мазута вода в бухте стала затягиваться первым ледком, «Баклан» неожиданно получил срочное задание — доставить продовольствие группе геологов на северо-восточное побережье.

    В ту пору отдалённые края эти были ещё не обжитыми, на многие десятки, а то и сотни километров побережье оставалось пустынным. Геологи только-только начинали здесь свои поиски, сулившие открытия богатых месторождений. Крупных экспедиционных баз пока не существовало, и небольшие изыскательские партии, состоящие всего из нескольких человек, зачастую отправлялись в поиск, полагаясь лишь на свои силы. Правда, была у них надёжная опора: они знали, в случае беды на помощь всегда придут военные моряки, в какой бы дали от них ни находились. Больше серьёзной помощи ждать было неоткуда...

    Вот и на этот раз из геологической партии в ближайшую военно-морскую базу поступила тревожная радиограмма: «Остались без продовольствия, патронов. Наступают холода. Находимся на берегу залива Благополучия. Экспедицию необходимо продолжить. Ждём помощи. Каменев».

    «Баклану» не единожды доводилось ходить вдоль этого безлюдного северо-восточного побережья в отдалённые рыболовецкие артели, и мичман Суходолов хорошо знал эти места. И хоть сам он считал себя коренным балтийцем — прослужил на Балтике больше семнадцати лет, отвоевал всю войну и лишь позже был переведён сюда, на Север, — за эти годы успел, как любил говорить, «осеверяниться». И вот теперь, когда Суходолов сам для себя окончательно решил вопрос об уходе в запас — четверть века всё-таки отплавал, — выпал на его долю этот неожиданный поход. Как подарок посчитал его, как награду за долгие годы, отданные флоту и морю. И он порадовался тому, что ещё раз, теперь уж последний в жизни, удастся увидеть это суровое побережье. Увидеть — и попрощаться с ним навсегда, потому что собирался с семьёй перебраться на материк.

    Поход предстоял недальний, в видимости берегов, и мало кого беспокоил — дело привычное. Только в такие — каботажные — плавания и посылали «Баклан», на котором, кроме компаса, не было никаких других навигационных приборов. Да и не нуждался в них Суходолов: прибрежную полосу, считай, с закрытыми глазами смог бы вычертить на карте.

    Полагали, что вернутся в базу не позже чем через три дня. Получив приказ, спешно погрузили продовольствие для геологов, недельный запас взяли для себя и, не мешкая, вышли в море, держа курс на залив Благополучия, до которого было миль восемьдесят.

    На другие сутки около полудня «Баклан» застопорил ход кабельтовых в трёх от пустынного берега. Ближе подходить было опасно: подводное каменистое плато чуть ли не на полмили выдавалось в океан. По отмели, отскакивая от хлесткого прибоя, вскипавшего между огромными валунами, бегали геологи, размахивая руками, припрыгивая и что-то крича. Ветер уносил их крики в сторону суши, ничего нельзя было разобрать, и казалось, что они исполняют какой-то странный танец.

    — Наголодались ребята, — жалеючи сказал мичман Суходолов рулевому Клинову, — Не так запляшешь, когда столько времени без продуктов. — И тут же отдал команду: — Шлюпку на воду! Погрузить продовольствие.

    Суходолов спешил. Погода портилась, с океана ледяной ветер нёс снежные заряды, стада седогривых волн катились на берег. Вдали едва различались горбатые контуры сопок, отливающие голубизной от недавно выпавшего снега, точно шли там бесконечные караваны голубых великанов верблюдов.

    Едва последний мешок с продуктами опустили в шлюпку и боцман Кнып с Антоном Савиным взялись за вёсла, как Суходолов нетерпеливо крикнул;

    — Отваливайте! У прибоя не зазевайтесь!

    Он, конечно, надеялся на боцмана, человека бывалого, да и Антон — парень сильный и отчаянный, из сибиряков. А последнее крикнул им скорее для порядка: ребята толковые, без слов всё понимают.

    Шлюпка отвалила от борта, пошла легко, подталкиваемая в корму накатами волн, уменьшаясь на глазах. Через несколько минут стало видно лишь, как две пары вёсел вспархивают над ней, словно стрекозиные крылышки. Проваливаясь между водяными холмами, взбираясь на гребни, она ходко шла к берегу. Казалось, ещё несколько взмахов вёсел — и очередной вал подхватит её и аккуратно вынесет на отмель. Но откатная волна столкнулась вдруг с мощной стеной наката, шлюпку вздыбило, поставило отвесно и швырнуло в сторону.

    — Опрокинулась! — закричал рулевой Клипов не своим голосом и для чего-то начал лихорадочно вращать штурвал. — Товарищ мичман, перевернуло!

    Суходолов и сам всё видел, сразу же приказал дать малый ход и выругался в сердцах:

    — Прошляпили!.. Кто бы мог подумать, такие ребята! Лево руль! На шлюпку держать!

    «Баклан» медленно, точно ощупью, двинулся вперёд. За бортом в сгущающейся, тяжёлой глубине, в прогалах между бурыми водорослями угрожающе скользило каменистое плато.

    — Того и гляди, на банку напоремся, — с опаской сказал Клинов. — Не выберешься потом отсюда.

    Шлюпка беспомощно торчала килем вверх, Возле неё, словно буйки, покачивались на волнах две крохотные фигурки.

    Через несколько минут боцмана Кныпа и Антона Савина подняли на борт. Посиневшие от холода, поникшие от непоправимой беды, стояли они на палубе и, будто приговорённые, дожидались, когда шлюпку вновь поставят на киль. Надеяться было не на что, но они, замерзая па ледяном ветру, всё не уходили, словно чуда какого ждали. Наконец шлюпку перевернули. Схлынувшая вода обнажила пустое днище и скользкие голые банки.