Качели. Стихи - Симона Гауб

Просто улыбаясь, расчерти линейки в альбоме для мной ещё не сказанных слов. Убей меня медленно, убей меня красиво. Я буду твоей игрушкой, я буду твоей вещью. Чем дольше ты будешь убивать меня, тем больше яда выпьют мои губы, тем больше шансов сгореть мгновенно при первом же соприкосновении с раскалённой почвой назначенного мне круга ада.

На дне

Ты выторговываешь счастье, и я опять сбиваю цену.

А может, году к третьему-четвёртому ты не удержишься, я – поумнею…

Я иногда недоговариваю, но никогда не вру тебе,

И улыбаюсь по-настоящему, честно, вот true тебе!!!

Зови как хочешь, танцуй и смейся, игру в небе затеешь – подыграю, без проблем.

И прямо в липкие сети, в сладкий плен. Сопротивляться?

Да зачем!?

Не афишируй, не ревнуй, ты знаешь как это – так флиртуй, на новый год проси у ДедМороза х*й, или язык длиннее в скользкий рот, или азбуку Морзе жестов моих:

Жестоких, диких, наигранно-пофигистичных,

В отмеренной дозе – личных. Ведь каждый взгляд для тебя,

Каждый вздох мокрый мой… Тобой.

Ты ещё только падаешь в эту пропасть.

Пасть в вине, что внизу и не представляешь,

а я уже жду тебя на дне.

Пальцы твои

Пальцы твои… А мне просто нравится их облизывать.

Это для меня игра или вызов. На поле боя, на татами.

А твой взгляд затянут красными облаками.

В следующий раз даже сумерки не помогут.

Раскрась меня, когда выключишь свет, в фиолетовый и золотистый.

Быстро!

Быстро… И только один раз,

Especially for me, it’s a wonderful action.

Какой-то парализационный экстаз, когда зубами кусаешь плечи. О, боги, это ещё не вечер,

Это уже ночь, знаете ли… А я спать хотела, знаете ли…

Сударь… это ваше испытание головной болью, жёсткостью пола, несколько выматывает, но всё равно странно – носом тыкаться во что-то рядом лежащее и дышащее тем самым запахом: Дежа-вю и [духов].

И нет уже комаров, ибо холодно. А мне горячо, тепло и радостно. Хоть и на один раз,

Продолжения мне не обещали: не положено по статусу.

Но я повод для зависти к своему прошлому

Отхватила и не печалюсь.

Боль

Так пил рассвет – он ночь лакал,Он тёмно-сине хочет мыслить,Ладонь сжимает тот бокал,Где ядом горечь не исчислить.Её ты можешь только вылить,А я – до дна испить. Играл

Лучами неги ветер комнат,И занавескою скрывалГлаза твои, он тоже помнит,Как чёрной ручкой рисовалТы мир мой из морей и скал,Озёр, в которых всё утонет.

С таким неистовством всегдаТы больно мне боялся сделать.Когда умрёт моя мечта,Когда устанет солнце ведать,Когда песок забьёт глазаИ будет сыпаться с подола,Я разделю с тобою боль,Я отпущу все тормозаИ мы одну сыграем роль.

Бальзам

Как только ты сможешь – люби меня слаще,Дрожат твои руки, ты просто привык.Ты хочешь быть мифом, но ты настоящий,Во рту не кинжал, а обычный язык.¦Но я буду верить в те тысячи сказок,Что ты мне однажды доверил хранить.И что будет лучше – всё небо в алмазахИль звёзд мириады и млечная нить?¦Целуй меня глубже, входи в моё телоКак копья героев пронзают врагов.В твоём заклинании слово кипело,В моей голове – ядовитая кровь.¦Печать равновесий – ты хочешь ответов,Но битвы твои отшумели в тылах,И ты, как пылинка по щёлочке света,Планируешь вниз на жучиных крылах.¦Снимай же доспехи, с тенями не бейся,Не думай, что кто-то захочет напасть,Не сдерживай слёз, если хочешь – посмейся,Я дам тебе самую мягкую страсть.¦Как только ты сможешь – целуй меня глубже,Позволь раствориться в дыхании твоём.Я буду бальзамом, строптивые душиВсегда отравляющим мирным вином.

NEKO-CHAN

Моё молчание ослепительно вспыхнуло, взорвалось с последними силами, затерялось в ворсинах ковра, за тяжёлыми шторами, между клавишами, по проводам, стрельнуло в тебя осколками.

Мы попрощались, но опять беззвучно. Ты про себя подумал: «Дура чокнутая!», я улыбнулась одними губами, пожала плечами – так надо.

Ты мог бы быть моим сокровищем, а стал старым знакомым.

Какая теперь разница? Мы не друзья. Так тебе и надо.

Следующим утром оденусь во всё чёрное, но это не траур по чему-то утраченному, теперь я буду ходить как кошка и радоваться… только гораздо тише.

Что-то внутри переломилось и хрустнуло, но я подумала – заживёт, эластичный бинт намотала. Любви ведь не было.

Сначала ты хотел разжечь, а потом остужал. Трудно и долго. Больно. Прелестно.

Я сразу приняла твои правила, мне даже порой казалось, что я сама их писала, для тебя, сидя под большим столом, когда луна и солнце поженились, но главным никто не стал.

Просто теперь мне ясно, что я не твоя псина, хвостом виляющая, тапочки носящая в зубах, лижущая руки.

Нет.

Я решила гулять сама по себе, как ты и учил, но на этот раз полностью, без выгоды на то для тебя-прекрасного.

Я достала из дальнего шкафа уши на резинке.

Хотела как-то сделать собачьими, но все кто видел, кричали: «НЭКО!» и улыбались.

Что ж, да будет так, даже к лучшему. Ведь завтра я оденусь во всё чёрное, и это будет значить, что я радуюсь, что мой синий зонт будет больше твоего неба, что губка боб на моей сумке никогда не улыбается.

И я буду дышать.

Сильно.

Долго, глубоко, с удовольствием, как раньше, когда было морозно и свежо, когда я ещё не знала, в кого превратится существо, которое любили дразнить мальчики.

Его бы и сейчас дразнили, но я далеко.

И свет озаряет мой путь, хоть он и тернист, и бесподобно глуп, я хочу, чтобы всё было безупречно, и буду молить об этом серые небеса, из под синего зонтика. И улыбаться.

На улице, случайно пройдя мимо, ты меня не узнаешь, я с тобой не поздороваюсь… Ведь мы попрощались. Беззвучно, но навсегда.

Останутся только воспоминания, но и они сгорят во время утренней кремации грёз, когда души получат свободу и уйдут туда, где все будут любить их, а этот мир покинут.

Я проснусь утром, увижу солнце, подушки, простыни, лампу, бук, всю ночь работавший, по крупице выцеплявший для меня из паутины японское удовольствие.

Пора улыбаться. Можно даже мяукнуть для убедительности.

И гулять где вздумается.

Оргазма

Я хочу, чтобы весна схватила этот город за яйца,Перебирая пальцами и улыбаясь.И чтобы он кончил от мысли о свежих листьях,Когда прохожие пялятся – чтобы стонал,Тёрся ветром о провода. И чтобы таял. И чтобы вода!

Солнце старалось длинными пальцами,Бесстыже щупало сугробы дорог,Ненароком задевая бордюры и кашеобразные лужи.Хочу, чтобы эти широкие магистралиБлестели от талой влаги, играли, лоснилисьВ потоках миндального масла.Держать всё в себе – это гораздо хуже.

Персиковые ворсины веток с росойНаручниками мостов пристёгнуты        к вскрывшимся рекам.В глазах наших окон испуг вперемешкуС похотью и экстазом, что человеком не контролируется,Что вызван особым запахом весеннего воздуха.Его дозы варьируются от сотен литров        до считанных миллиграмм.

Облака скользко тёрлись о купола храмов,Луна плакала от счастья,Пошло улыбаясь растущим месяцем.В воспоминаниях прошлого тесно, поэтому вечеромСвежестью вздуются шторы,        сломаются створки окон,Холод скрутит тебя с одеялом в кокон,И донесёт сюда семена полосатых башен.Не так уж смешон и страшен       в оргазме любимый город.

Эро души

Хочу любить тебя эротично, а не как в порнофильмах. Хочу чтобы руки сплетались, чтобы кровь одна на двоих по артериям пенилась. Хочу чтобы души – твоя и моя, прикипели друг к другу сиамскими близнецами, чтобы искры из глаз, взглядом чтоб поцелуи взапой. Чтоб с весной в резонанс, я хочу.

Хочу листья в закат и хочу ошалелые стоны, но безмолвно, и так, чтобы с губ не срывались они, чтоб хотелось забраться на стрелки часов, и в лёд камертонов. Чтобы ветер пронёсся и мысли смывались за ним.

Игры

В эти игры играют звери,Так сыграем же в них и мы —Засыпать, улетать, не веритьВ наступление дней зимы.

Не смотреть в глубину метелиИз окна квартиры своей,Напролёт двадцать две неделиГрезить сказкой глупой своей.

Согревать друг о друга руки,Пить за чашкою чашку – чай,Отрицать печали и мукиИ любить лишь цветущий май.

И сгорать ночами в объятьях,Благовонья цветенья жечь,И носить только яркие платья,Заменять улыбками речь.

Не ходить по льду рек замёрзших,Не любить мёртвый шубы мех,Взглядом за горизонт унёсшись,Не сдаваться в унынья грех.

Посмотри мне в глаза – я мёрзну.Минус двадцать – осознаю.Не могу отвергнуть реальность,Дай хоть руку держать твою.

Морская царица