Соломон Крид. Искупление - Саймон Тойн

«В этих местах плоть тоньше, – будто прошептала память Соломона. – Нервные окончания ближе к коже, порезы болезненней».

Посреди грудины находилась последняя, смертельная рана над сердцем. Земляной пол вокруг тела исчертили струи артериальной крови, бившие из раны. Кровь еще была свежей и жидкой. Интересно, убийца еще поблизости?

В этот же момент Соломон уловил движение снаружи. Он повернулся и увидел приближающуюся девушку. В руках у нее был дробовик.

50

Платформа лифта остановилась, уткнувшись в мягкие резиновые амортизаторы. В первой части туннеля зажегся свет. Туннель тянулся на север почти милю и стоил два миллиона долларов. Дешевле, чем миля пограничной изгороди. Тио построил девяносто таких туннелей вдоль всей западной границы, от Баха-Калифорния до Техаса. И каждый туннель окупился уже с первой перевезенной по нему партией товара.

Тио сошел с платформы, взобрался на одну из стоявших в туннеле вагонеток. Мигуэль с Сердо перенесли туда мешок с оружием и канистры с керосином. Затем Тио нажал кнопку, включая электромоторы.

Крохотный поезд плавно двинулся вперед. Мигуэль и Сердо нагнулись – после выхода из погрузочной зоны туннель делался ниже и уже. Тио уселся поудобнее и приготовился к путешествию. Милю вагонетки покрывали за десять минут. Он закрыл глаза и позволил мягкому покачиванию вагонетки успокоить и усыпить. В полудреме к Тио снова пришел день, когда умерли отец и брат.

Тио и его брат Рамон прятались в духоте дома, потому что отец снова вел переговоры с посредником, приехавшим за урожаем. Мальчики слышали, как подъехала машина, как посредник поздоровался с отцом. Затем от грохота дробовика вздрогнули стены.

Брат отреагировал мгновенно: выхватил из-за пояса рабочий нож и кинулся наружу. Грохнул второй выстрел. Повисла тишина.

Тио никогда не забывал эту тишину. Она была огромной. Заполнила весь мир. Хотела проглотить заживо. Тио помнил лязг открывающегося и перезаряжаемого ружья и то, как понял: сейчас человек с дробовиком остался один на один с ним. Отец не хотел, чтобы мать присутствовала при торговле, и всегда отсылал ее на рынок в Эль-Рей.

Тио помнил едкие слезы страха и злости на своих щеках. Он укусил себя за руку, чтобы не всхлипывать, потому что убийца наверняка прислушивался, а тонкие стены не спасут от пули в упор. Впервые Тио осознал: спасать его некому. Он один и должен справиться сам – слабый мальчик, которому еще было далеко до Тио нынешнего. В доме сидел, дрожа, Хектор Родригес Альварадо, не доживший двух недель до восьмого своего дня рождения.

Он вспомнил, как его рука сжалась на рукоятке ножа – подарка на день рождения, инструмента для работы в поле. Мальчик становится мужчиной, а мужчине нужен свой нож. Но тогда Тио совсем не чувствовал себя сильным мужчиной. Во рту был вкус крови от прокушенной руки и соль слез. Похрустывание шагов стало ближе. Быть может, удастся справиться быстрее, чем Рамон? Выскочить наружу и всадить нож убийце в шею, до того как тот успеет выстрелить? Гнев и страх почти вытолкнули Тио из укрытия, но он все же сумел остановиться. Как ни бегай, пулю не обгонишь, а враг целится в дверь, ждет – выход из дома ведь только один. Остановило Тио желание выжить. Оно оказалось сильнее страха и даже гнева. Снаружи еще раз хрустнуло. Тио понял: если ничего не делать, стоять на месте, враг зайдет в дом и застрелит. Убийце нельзя оставлять свидетелей. И терять время тоже нельзя. Снаружи, у всех на виду, лежат два трупа. Грохот выстрелов раскатился далеко по долине. Скоро придут люди – посмотреть, что случилось.

Снова захрустело – еще ближе.

Тио на цыпочках пересек комнату, собрал в кучу одеяла на кровати, которую делил с Рамоном, – пусть убийца решит, что перепуганный мальчишка спрятался под ними. Затем прокрался к двери, оставшейся распахнутой настежь, после того как выскочил наружу Рамон, скользнул за нее и прижался к стене.

В щели между дверью и притолокой появился ствол дробовика. За ним – посредник, шагнувший с яркого солнца в сумрак и пытавшийся рассмотреть, что внутри. Тио узнал его: Туко, унылый злобный тип, о котором отец был в особенности низкого мнения.

– Он просто бандит, но родня боссам, – объяснил однажды отец после очередного визита Туко. – У него нет мозгов, и он понимает, что я это знаю. Я всегда заставляю его платить больше, чем он хотел бы, потому что он слишком глупый и не может меня обхитрить.

Туко прошел за дверь и двинулся к кровати. Туко, бандит со связями. Туко с дробовиком и кровью отца и брата на руках. Туко нацелил ружье на кровать.

Тио выскочил и побежал.

Он кинулся в дверь, чуть не споткнулся о тело брата, помчался к острым скалам, отмечавшим начало тропы в горы.

За спиной лязгнуло. Тио повернул голову и увидел ствол в дверях. Мальчик кинулся направо, затем – налево, побежал зигзагом, словно заяц, преследуемый псом. Скал он достиг в тот момент, когда по долине раскатился грохот, и рядом брызнули осколки камня. В ногу будто ужалили, но мальчик продолжал бежать, пригнувшись, стараясь прятаться за камнями и в ложбинах. Грохнуло снова, брызнул камень, но опять мимо. Когда Туко смог перезарядить, Тио был уже далеко.

Три дня он провел в маковых полях, пил воду из оросительных канав и прислушивался к разговорам крестьян-гомеро. Оказывается, Туко рассказывал всем, что обнаружил отца и брата уже мертвыми. Наверное, их кто-то ограбил, а младшего увел с собой. К изумлению Тио, крестьяне и не думали сомневаться в рассказе. Они интересовались лишь тем, кто мог такое сделать и не угрожает ли опасность остальным.

В первую ночь Тио плакал от обиды и злости на несправедливость мира. Он был напуган, голоден и одинок. Мальчика раздирала страшная, лютая, бессильная ярость. Он представлял, как мать плачет над мертвыми мужем и сыном, как тревожится о пропавшем ребенке. Тио хотел пойти к ней, сказать, что все в порядке, но знал, что теперь уже ничего и никогда не будет в порядке. И ведь страшно возвращаться! Если рассказать всем, что случилось на самом деле, люди, скорее всего, станут презирать его за трусость. Ведь Тио убежал, вместо того чтобы сражаться, как Рамон.

Тио прятался в полях еще два дня, обдумывая, что делать. Маковые лепестки сыпались на него, как снег. Тио был голоден, его лихорадило. От раны, оставленной дробиной, распухла нога. Опиаты в маковой пыльце слегка уняли боль в ране – но не в сердце. Мак навевал странные грезы. В них Тио разговаривал со сверкающим человеком, заключенном в зеркало. Человек подсказал, как отомстить.

Тио думал обо всех советах отца, оказавшихся в конце концов совсем бесполезными. Отец умер, а его убийца остался жить. И понял, что мало знать, мало уметь торговаться или предлагать лучший продукт на рынке. Надо быть сильным. А если убежать, никогда не станешь сильным. Тио вернулся домой, с трудом ступая на раненую, покрытую синяками ногу.

Мать завыла, заплакала от ужаса и радости, завидев на пороге заляпанного грязью и кровью, истощенного мальчугана, которого уже посчитала навсегда пропавшим. Мама вымыла его, накормила, позвала дядьев, чтобы он рассказал про случившееся на самом деле. Тио испытал огромное облегчение, рассказывая, словно свалил с плеч огромный груз, отдал его другим. Это же взрослые мужчины, братья отца, дяди Рамона, они отомстят за убитых.

Тио помнил, как лежал на своем топчане, который теперь не приходилось делить с Рамоном, а дядья совещались в дальнем углу, бурчали вполголоса, обсуждали серьезные взрослые вещи. Наконец пришел дядя Херрард, сел на кровать и сказал, чтобы Тио никогда и никому не рассказывал о случившемся. Ведь Туко – кузен дона Галлардо: никто не поверит словам восьмилетнего сына мертвого гомеро, а поверят Туко. Дядя сказал, что Тио надо уехать, своей же безопасности ради. Родня устроит ему переезд в Тихуану, где у кузена есть рыбацкий бот. Тио онемел от изумления. Он не хотел ни уезжать от мамы, ни становиться рыбаком. Тио хотел, чтобы кто-нибудь из его дядьев пошел в город, нашел Туко и воткнул нож в сердце негодяя. Но дядья не хотели ничего делать. Отомстить мог только сам Тио.

Назавтра он подождал, пока мать отправится за водой, убежал из дому и пошел по дороге в Эль-Рей. На рыночной площади находилось кафе, где обедали все важные люди. Тио направился прямиком к нему. Тио увидел Туко, теснящегося вместе с другими за столом, пьющего апельсиновый сок и запихивающего в жирный рот яйца. Тио хотелось подбежать и воткнуть вилку в жирную шею, но он знал, что надо вытерпеть и выжить. Туко сидел за два человека от дона Галлардо, главы семьи, управлявшей всем в городе. Тио глядел на Туко, набивавшего утробу и смеявшегося над шутками босса. Тио знал: нужно быть умным и терпеливым. Лишь тогда сможешь сидеть так же, во главе стола посреди города, видеть людей, смеющихся от твоих шуток, и быть уверенным в том, что никто больше не навредит твоей семье.

Тио подождал, пока важные люди почти окончили трапезу, выскользнул из тени и направился к ним. Туко увидел мальчика первым и побледнел. Тио обрадовался: вот она, пусть маленькая, но уже власть, умение устрашать. За столом умолкли разговоры. Даже дон Галлардо перестал разговаривать и повернулся посмотреть на малыша, идущего к столу главы всего города.