Соломон Крид. Искупление - Саймон Тойн

Жеребец фыркнул, отступил от ограды, тряхнул головой, сбросив руку Соломона. Тот посмотрел на огромное животное – груду сплошных мышц:

– Ну хорошо. Давай с тобой вместе проверим, умею ли я ездить верхом.

Марти стянул перчатку, затем, тыкая одним пальцем в клавиатуру ноутбука, набрал фамилию мэра, нашел в сети номер его телефона, позвонил. После выпрямился и посмотрел во двор. Молли появилась снова. Она стояла у поилки, глядя на то место, где Марти оставил гостя. Марти впервые видел, чтобы девочка не искала что-то на земле. Гудки прервались – мэр снял трубку и проговорил странноватым, озабоченным голосом:

– Да?

– Мэр Кэссиди? Говорит Марти из «Конюшни Сэма».

– А, привет, Марти, – произнес мэр с облегчением.

– Сэр, мне жутко жаль беспокоить вас, но тут у меня парнишка, по имени Соломон Крид, и он говорит, что хочет взять взаймы вашего коня.

– А-а… он еще в конюшне?

– Ну да.

– Можешь задержать его?

– Конечно! Коня-то надо седлать, а это можно растянуть до… Господи!

Перед глазами Марти пронеслась белая искра, и рабочий лишился дара речи.

– Что? Что случилось?

– Это он, – растерянно пробормотал Марти. Наклонился к окну, стукнулся кантом шляпы в стекло, сбросил ее с головы. – Он взял Сириуса!

Лошадь и всадник пересекли конюшню и поскакали по дороге, ведущей в пустыню.

– Мне показалось, ты говорил, что Сириус не оседлан?

– Ну да, не оседлан…

Марти смотрел на тонкого, стройного чужака, прильнувшего к конской спине, вцепившегося руками в гриву.

– Он поехал без седла!

44

Мэр повесил трубку и посмотрел на Моргана:

– Он украл мою лошадь.

– Кто?

– Крид.

– Зачем?

– Откуда мне знать?

– Но куда ему ехать?

– Не знаю. Наверное, прочь отсюда.

Кэссиди выглянул из окна. Окна офиса выходили на площадь, из них виднелась только церковь и горы вдалеке.

– И что мы скажем Тио? Ведь альбинос был… – Мэр замялся, повернулся к шефу полиции и продолжил полушепотом: – Он же наше приношение!

Лицо Моргана искривилось в ухмылке:

– Ну вот ты и запел по-другому. Час назад заламывал руки, мучился, не знал, как решиться и стоит ли, – а теперь переживаешь из-за того, что жертва сбежала.

Кэссиди никогда не любил Моргана. Еще в детстве был в нем эдакий намек на презрительное высокомерие. С властью и мундиром оно только усилилось. Прямо сейчас мэр ненавидел шефа полиции. Именно он виноват в том, что город очутился в такой грязи! Морган предложил время от времени принимать грузы от наркокартелей из Мексики, чтобы поправить городские финансы. Морган первым завязал связи с картелями. И он же сказал «да» в ответ на предложение переправить сына Тио через границу, не посоветовавшись ни с мэром, ни с Такером. Все это – вина Моргана. И вот он сидит, ухмыляется.

– И что нам делать? – спросил Кэссиди.

– Попробуем отыскать альбиноса, – заключил Морган, подавшись вперед и снимая трубку настольного телефона. – Далеко он на лошади не ускачет.

Шеф полиции потыкал пальцем в кнопки, дождался ответа:

– Роллинс, говорит Морган. Объяви всем: немедленно задержать Соломона Крида. Его видели в последний раз на «Конюшне Сэма», а теперь он, скорее всего, уезжает из города на ворованной белой лошади.

Морган описал приметы, затем повесил трубку.

– Можно позвонить и на аэродром, пусть поднимут кого-нибудь в воздух и посмотрят, куда направляется этот тип. Не беспокойся, все еще поправимо.

– Да уж, вот тебе и усилия не фиксировать типа официально, – заметил мэр, качая головой.

– В такие времена нужно проявлять гибкость, – пожав плечами, парировал Морган.

Он начал набирать номер, но остановился, когда на столе зажужжал мобильный. Коп глянул на Кэссиди, опустил трубку, взял в руки мобильник. Номер звонившего не высветился.

– Да? – вдохнув, спросил Морган.

Выслушав, он ответил «ладно» и, отключившись, сообщил:

– Тио.

– Что он сказал?

– Что уже едет сюда.

Кэссиди показалось, что в комнате похолодало.

– Прямо сюда?

– А куда еще?

– Зачем?

– А ты как думаешь?

– Но ведь он не выезжает никогда и никуда! Зачем он едет сюда? Что ему здесь надо?

Мобильник зажужжал снова. СМС. Морган прочитал послание, затем показал экран телефона мэру.

– Потому он и едет, – сказал Морган. – Такие долги он собирает лично.

Кэссиди вынул из кармана очки для чтения, сощурился, глядя на два слова посреди экрана:

ЭЛЬ-РЕЙ

Город, где родился Тио.

Город, предавший Тио и заплативший наивысшую цену.

Город, которого больше не было.

45

Тио подождал, пока уйдет СМС, затем посмотрел в окно на плоскую иссохшую землю. Прежний Тио, отсиживавшийся на горе целых восемь лет, не отправил бы такое сообщение. Тот Тио был осторожным, расчетливым, не склонным к риску, всегда строившим планы и делавшим все возможное, чтобы обезопасить свое будущее. Тио посмотрел на сиденье рядом, где лежали фотографии дочерей и обгорелого черепа.

Теперь будущего нет.

– Останови! – приказал Тио.

Джип замер на обочине.

– Выходите!

Водитель глянул на сидящего рядом охранника, затем оба вышли.

Тио закрыл почтовое приложение на телефоне и открыл другое, выглядевшее как одна красная кнопка, ввел пароль «карлосмариясофия» – имена трех умерших детей – и вышел из машины.

Охранник шагнул к боссу, внимательный и настороженный, с пальцем на спусковом крючке М-60. Охранника звали Мигуэль. Отец его уже был на кладбище, а матери Мигуэль регулярно высылал деньги. Ее звали Мария-Луиза, и она жила в симпатичном бунгало на побережье в Баха-Калифорнии. Имя второго охранника было Энрике, но все звали его Сердо – Свинья, потому что он ел как свинья и походил на свинью.

– Посмотрите назад вдоль дороги, – приказал Тио, и оба без раздумий подчинились, хотя и не понимали, что должны там увидеть.

До кучки строений, примостившихся на холме, – мили три-четыре. Домики кажутся такими крошечными. Ничтожными и не стоящими еще одного взгляда. Так и было задумано. Большое и величественное привлекло бы внимание. Теперь внимание привлек дым, поднимающийся из строения с краю. Тио взял телефон, бросил последний взгляд на свой дом и ткнул пальцем в красное пятно на экране.

По земле прокатился рокот, словно от грозы под землей, почва затряслась, и холм со всеми окрестностями вздыбился в клубах пыли и огня. Все мины сработали одновременно.

Мигуэль и Сердо взяли автоматы на изготовку и инстинктивно шагнули ближе к боссу. Землю сотрясла вторая серия взрывов, и вся верхушка холма скрылась в облаке пыли и обломков. Тио подождал, пока оно осядет, чтобы удостовериться в полноте разрушения. Весь мир Тио за последние восемь лет унесся прочь от нажатия чего-то, даже не бывшего кнопкой. Вот и все, что оставил на земле Тио.

– Поехали, – приказал он и сел в машину.

Они поехали прочь и по знаку свернули на трассу пятнадцать, уходящую на север, к границе Аризоны.

Тио не оглянулся ни разу.

46

Холли Коронадо вышла из «дома Придди» на яркое послеобеденное солнце с желанием кого-нибудь ударить. А точнее – Моргана.

Ее продержали в комнате допросов целый час, а потом робкий парнишка в форме просунул голову в дверь и сообщил, что заявлять на Холли не будут и она вольна идти домой. Морган так и не показался.

Подгоняемая злостью, Холли заспешила по улице. С тех пор как умер Джим, Холли не выходила из дома, не желая видеть местную публику и ее сочувствующие взгляды. А сейчас Холли было наплевать. Уж наверное Моргану с присными лучше, если она будет держаться в сторонке, крепко закрыв рот. Именно потому Холли решила делать строго обратное.

Когда она ступила в стерильный коридор больницы, то ощутила странную, почти праздничную атмосферу, возбужденный гомон, эйфорию, принесенную теми, кто встал против пожара и победил. Холли увидела торжество на лице медсестры в приемной. Но когда та обернулась и заметила вдову, радость мгновенно испарилась.

– Как мне запросить копию отчета коронера? – спросила Холли, и в лице медсестры промелькнула жалость.

Она сняла трубку, нажала кнопку, сказала: «Минутку, пожалуйста» – таким тоном, что явственно прозвучало: «Я сочувствую вашему горю». Холли отвернулась, пока женщина говорила с кем-то. Как это мерзко, когда горе становится открытым для всех. Холли ведь даже не представилась, но медсестра и не думала спрашивать, о ком нужен отчет.

Из-за двери послышался смех, и в приемную ввалились двое веселых медбратьев. Странно видеть больницу такой счастливой. У Холли с ней было связано много скверного. Она лежала здесь после выкидыша. Больничный запах всегда вызывал в памяти последние месяцы жизни мамы. Страшное, черное время. Холли тогда вернулась в Сент-Луис и днями вдыхала больничную вонь, глядя, как рак заживо съедает маму, которой было всего шестьдесят семь.

Когда родилась Холли, родители давно оставили молодость за спиной. Дочь стала их последним шансом обзавестись семьей, после того как жизнь была потрачена на карьеру. Родители всегда были старше всех, кто встречал детей у ворот школы, старше всех на выпускном – и умерли они первыми. В семьдесят шесть лет сердце отца, судебного адвоката и трудоголика, отказалось продолжать работать на кофе и сигаретах.