История нового имени - Элена Ферранте

— Ты читал Федерико Шабо?

Я назвала это имя потому, что у меня была книга этого историка о государстве, из которой я успела прочесть всего несколько страниц. Я ничего не знала о его взглядах, но школа научила меня с видом всезнайки рассуждать о вопросах, в которых я откровенно плавала. Ты читал Федерико Шабо? Нино — в первый и единственный раз за нашу встречу — поморщился от досады. Я поняла, что он понятия не имеет, кто такой Шабо, и испытала щекочущее чувство довольства. Я начала было пересказывать то немногое, с чем ознакомилась, и тут же поняла, что знания и навязчивое стремление блеснуть ими перед окружающими составляли и силу Нино, и его слабость. Если он владел темой, то производил впечатление сильного, если нет — сдувался на глазах. И правда, он помрачнел и резко перебил меня, заговорив об областях Италии, о необходимости автономизации и децентрализации, о плановой экономике, основанной на региональных особенностях, то есть о вещах, в которых я не смыслила ровным счетом ничего. Шабо был забыт; я уступила Нино поле боя. Мне нравилось слушать его и видеть, как загораются страстью его глаза.

Мы гуляли около часа. Вокруг шумела толпа; все говорили на диалекте, и до нас то и дело долетали грубые словечки и выражения, но мы чувствовали себя обособленными — только он, и я, и наш литературный итальянский, и разговоры, понятные лишь нам двоим. Что это было? Спор? Подготовка к будущей полемике с теми, кто владеет словом не хуже нас? Обмен сигналами, свидетельствующий о том, что у нас есть основа для дальнейшей прочной дружбы? Искусственная ширма, скрывающая сексуальное влечение? Не знаю. О себе я могла сказать одно: никакой особой тяги к подобным предметам, к реальным проблемам реальных людей я не испытывала. У меня не было ни привычки, ни навыка вести дискуссии на эти темы, мною двигало обычное желание не ударить в грязь лицом. В то же время мне было хорошо — нечто похожее я чувствовала, изучая в конце учебного года объявление с итоговыми результатами и находя напротив своей фамилии отметку: «Переведена». Но я понимала и другое: эта беседа не имела ничего общего с теми яростными спорами, которые мы когда-то вели с Лилой и от которых у меня порой вскипал мозг, а по телу прокатывалась волна возбуждения, как от электрического разряда. С Нино все было иначе. Я догадывалась, что должна внимательно его слушать, старательно скрывая, с одной стороны, что чего-то не знаю, а с другой — что знаю что-то, чего не знает он. Так я и делала, гордясь тем, что он делится со мной своими мыслями, как вдруг случилось нечто неожиданное. Нино воскликнул: «Ладно, хватит!», схватил меня за руку и потащил за собой со словами: «Сейчас я покажу тебе кое-что незабываемое». Мы пошли к пьяцца Соккорсо; наши пальцы переплелись, и я, ошарашенная его порывом, следовала за ним, не видя вокруг себя ничего, даже темно-синей морской глади, дугой огибающей остров.

Я была вне себя от волнения. Раз или два он выпускал мою руку, чтобы отбросить волосы со лба, но тут же снова за нее брался. Я на минуту задумалась: почему он так себя ведет, ведь он же встречается с Надей, дочерью профессора Галиани. Или в этом нет ничего особенного, просто он считает, что мужчину и женщину вполне могут связывать чисто дружеские отношения? Но тогда чем объяснить тот поцелуй на пороге книжного магазина? Или он тоже ничего не значит — другие времена, другие нравы? Кроме того, это ведь не был настоящий поцелуй — так, легкое касание. И вообще, чем ломать себе голову, лучше радоваться настоящей минуте — разве не о таких каникулах я мечтала? Вскоре все это кончится; я потеряю Нино; его судьба никогда не будет моей.

Я настолько глубоко погрузилась в эти тревожные мысли, что не сразу услышала треск мотора и голоса, выкрикивающие мое имя. Нас обогнали два мотороллера, впереди сидели Рино и Стефано, сзади их жены. Они замедлили ход, ловко развернулись и подъехали к нам. Я выпустила руку Нино.

— А где твой друг? — спросил Стефано, останавливаясь.

— Сейчас подойдет, — ответил Нино.

— Передавай ему привет.

— Передам.

— Хочешь, прокати Ленуччу, — предложил Рино.

— Нет, спасибо.

— Да прокати, ей понравится.

— Я не умею, — смутился Нино.

— Да тут и уметь нечего, как на велике.

— Знаю, но я не любитель.

— Рино, отстань от него! Он не по этой части, — засмеялся Стефано.

Я никогда не видела его таким веселым. Лила сидела позади него, обеими руками обнимая его за талию.

— Поехали, не то на паром опоздаете, — поторопила она мужа.

— Да, нам пора, — согласился Стефано, — завтра на работу. Нам загорать да купаться некогда. Пока, Лену! Пока, Нино! Смотрите, ведите себя хорошо.

— Приятно было познакомиться, — вежливо добавил Рино.

Они укатили. На прощанье Лила помахала Нино рукой и крикнула:

— Не забудь, проводи ее до дома.

С чего это ей вздумалось строить из себя заботливую мамашу, с раздражением подумала я. Считает себя взрослой, а меня ребенком?

Нино снова взял меня за руку.

— Рино — симпатичный парень, — сказал он. — Но зачем Лина вышла замуж за такого придурка?

46

Вскоре нас нашел друг Нино, Бруно Соккаво — невысокий парень лет двадцати, с низким лбом и черными курчавыми волосами, довольно симпатичный, несмотря на следы подростковых прыщей на лице.

Они проводили меня домой. Мы шли вдоль берега; багровел закат, и море постепенно исчезало в наступающих сумерках. Нино больше ни разу не взял меня за руку, хотя Бруно старался оставить нас наедине — то уходил далеко вперед, то сильно отставал, словно не хотел нам мешать. Со мной Бруно не сказал ни слова, и я тоже молчала — его робость не добавляла мне смелости. Мы уже прощались, когда он вдруг неожиданно спросил:

— Увидимся завтра?

Нино поинтересовался, где мы обычно загораем, и подробно расспросил, как туда пройти. Я объяснила.

— Вы ходите на пляж утром или после обеда?

— И утром, и после обеда. Лине прописали морские купания.

Он пообещал, что обязательно нас найдет.

По лестнице я поднималась бегом, сгорая от счастья, но едва переступила порог, как наткнулась на насмешливый взгляд Пинуччи.

— Представляешь, мама, — сказала она Нунции, когда мы сели ужинать, — Ленучча встречается с сыном поэта. Длинный такой, тощий, патлатый… Он считает, что мы ему не чета.

— Неправда!

— Правда-правда! Мы видели, как ты ходишь с ним за ручку.

Нунция не услышала в ее голосе издевки и с присущей ей серьезностью принялась выпытывать у меня подробности.

— А кем он работает?

— Он студент.

— Тогда вам придется подождать.

— Нечего ждать, синьора Нунция, мы просто друзья.

— Даже если вы обручитесь, — гнула она свое, — тебе придется ждать, пока он закончит учебу и найдет работу, а сразу хорошую разве найдешь? Нескоро вы сможете пожениться.

— Она намекает, что ты успеешь состариться, — засмеялась Лила.

— Не говори так, — упрекнула ее мать. И, чтобы меня утешить, добавила, что сама вышла за Фернандо только в двадцать один год, а Рино родила в двадцать три. Затем повернулась к дочери и без всякого осуждения, просто констатируя факт, сказала: «А ты, наоборот, вышла замуж слишком рано». Это замечание разозлило Лилу, она ушла к себе в комнату и закрылась. Когда Пинучча собралась ложиться спать и постучала к ней, Лила крикнула из-за двери: «Оставь меня в покое! У тебя своя комната есть!» Говорить о том, что Нино и Бруно обещали навестить нас на пляже, в подобной обстановке вряд ли стоило. Придут — хорошо, подумала я, а не придут — так и говорить не о чем. Нунция попросила невестку не обижаться на Лилу и предложила ей переночевать в ее комнате.

За ночь настроение у Лилы не улучшилось. Она проснулась еще более раздраженной, чем была вечером. Нунция предположила, что она скучает по мужу, но мы с Пинуччей в это не верили. Очень скоро мне стало ясно, что злится она на меня. По дороге на пляж она заставила меня нести ее сумку, но не успели мы расположиться, как погнала меня домой — сначала за шарфом, а потом еще раз — за маникюрными ножницами, которые ей срочно понадобились. Я запротестовала, и она напомнила, что платит мне деньги. Она хотела добавить что-то еще, но остановилась — так человек замахивается, но не наносит удар, рассчитывая, что кто надо поймет его и так. И правда, я прекрасно ее поняла.

День был очень жаркий, и мы не вылезали из воды. Лила училась держаться на воде и требовала, чтобы я ее страховала. При этом она без конца ко мне придиралась и называла себя дурой за то, что доверилась мне: как я научу ее плавать, если сама не умею. То ли дело Сарраторе — вот у кого настоящий талант! Завтра, сказала она, надо опять пойти на пляж Маронти. Между тем, действуя методом проб и ошибок, она явно достигла прогресса. Она мгновенно запоминала каждое движение. Благодаря этому своему таланту она освоила сапожное ремесло, научилась ловко нарезать салями и проволоне и еще ловчее мухлевать с весами. Так уж она была устроена: она могла просто наблюдать за работой ювелира, а потом повторить его действия и даже превзойти его в мастерстве. Вот и сейчас она прекратила попусту тратить дыхание, а вместо этого сосредоточилась на точности жестов, как будто рисовала по прозрачной морской глади своим телом. Она спокойно и ритмично двигала в воде тонкими и длинными руками и ногами, не взбивая пену, как Нино, и не красуясь, как папаша Сарраторе.