Трогать запрещено - Алекс Коваль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Богдан
Виски сегодня залетает, как вода. Ни один градус ни в одном глазу не задерживается, и это, сука, бесит! Я пью, пью, пью, но не пьянею. Голова все еще ясная. Ноги все еще держат. И мне все еще хочется сдохнуть. Впервые за все свои четыре десятка лет желание уснуть и не проснуться. Даже в самые тяжелые времена я всегда находил выход. Из любой ситуации. Сейчас же — тупик.
За грудиной болит так, будто ребра в щепки. Сердце в клочья. Я чувствую себя правильным, но отменным дерьмом. Еще и это Юлькино: «Никогда бы не подумала, что такой сильный и взрослый мужчина может быть таким трусом…» — на повторе в ушах снова, и снова, и снова. Да, котенок, именно трусом.
Иначе, кроме как трусостью, все случившееся сегодня не назовешь. И кто бы знал, как я люто себя ненавижу! За приезд. За чувства такие неуместные к такому неподходящему человеку. И за слабохарактерность, которая не позволила оттолкнуть ее сразу, дав девчонке подобраться слишком близко.
Сука!
Снова наливаю виски. Снова опрокидываю в себя. Глотку обжигает. Морщусь. Все еще дышу — херово. Повторяю. Не знаю, на каком по счету бокале я слышу стук в дверь. Открываю чисто рефлекторно. На пороге Данилов.
Первая мысль — пздц, Юля все рассказала. Вторая — она гораздо смелее меня, и что-что, а папе жаловаться точно бы не побежала.
— Занимательный мальчишник, Титов, — ухмыляется Степан, кивая с намеком на мою распахнутую на груди рубашку, красные глаза и потрепанный вид. — Пригласишь? Или будешь дальше в одиночку напиваться вдрызг?
Молча отступаю, позволяя другу пройти в номер.
— Присоединяйся. Нажремся вместе. Вечеринка в клубе закончилась?
— Парни гудят. Но знаешь, без «гвоздя программы» как-то не заходит.
— Как нашел меня? — прохожу, возвращаясь к столу и своему скромному «ужину». Ноги едва-едва заплетаются, но это не мешает мне снова схватиться за бутылку.
— Костян сказал, где тебя искать. О-о, смотрю ты тут вовсю развлекаешься, — хлопает по плечу Степыч. — Ну так?
— Что?
Данилов скидывает пальто и усаживается напротив. Туда, где примерно пару часов назад сидела его дочь. Смотрела на меня такими же, как у бати, зелеными глазами и признавалась в любви. Дочь, на которую я на доли секунды посмел посмотреть не просто как на девчонку, а как на женщину. Потенциальную. Мою. Женщину.
Посмотрел — нутро обожгло. Где я, а где она со своей порочной невинностью, блть!
— Титов, прием.
— Да, задумался.
— Или допился. Я спрашиваю: что происходит? В честь чего траур?
— Так свободу мою хороним сегодня, ты забыл? — ухмыляюсь, салютуя другу бутылкой.
— Да, что-то мне кажется, далеко не по этой причине ты глушишь вискарь, — выхватывает ее у меня Данилов, наливая себе в стакан. Обычный. Тот, в котором Юлька сок пила.
Юлька, Юлька, Юлька, кругом тут Юлька!
— Как думаешь, любовь существует, Данилов?
— О-о, Титов, — ржет Степыч, — я смотрю, это уже далеко не первая бутылка? Чтобы ты да у меня такое спросил? Чудеса. Куда же делась твоя философия практичного циника?
— Не ржи. Я серьезно.
— Не думаю, а знаю, что да, — без шуток кивает друг. — Я женат был, забыл? На самой лучшей в мире женщине. Восемнадцать лет счастливого брака, на протяжении которого я ни разу о нем не пожалел. Поэтому да, — бьет свои бокалом по моему Данилов. — Определенно.
Самая лучшая в мире женщина. Да.
И дочь у вас самая лучшая в мире получилась.
А я, мудак, посмел на нее засматриваться.
Пздц, идеальный «жених» — бес в ребро, седина в бороду. Никогда не понимал мужиков, которые себе в любовницы и жены баб, годящихся им в дочери, выбирают. Считал это чистой прихотью богатых извращенцев. Ха. Смешно, правда?
— А если, чисто в теории, женщина, на которую запал, ну никак не годится тебе в жены, что бы ты сделал, Степыч? Забил или боролся?
— Что значит «не годится в жены»? — заламывает бровь друг. — Кто сказал, что она «не годится» и где прописаны эти «критерии отбора»? Что за дебильная формулировка? — слышу возмущенные интонации Юльки. Вот, значит, откуда ноги растут. Вся в отца.
— Она по возрасту вдвое младше меня. Такая формулировка пойдет?
Смотрю на друга, у того по лицу тень удивления проходит. Правда, скорее не от возраста «избранницы», а от самого факта, что тот Титов, которого он знает со школьных лет, умудрился залипнуть на девчонке.
Да, увы, и такое бывает. Жизнь, мать его, забавная карусель.
Данилов, наверное, последний, с кем стоило бы обсуждать эту тему. Но едва ли не единственный в моем окружении до мозга костей порядочный семьянин. Точно единственный, к мнению кого в вопросе отношений я бы реально прислушался. И сейчас Данилов задумчиво вертит в руке бокал, не особо торопясь с ответом. Хотя уже заминку можно расценивать, как предельно честный ответ человека, у которого такого возраста есть дочь.
Собственно… о его же дочери и говорим. И если однажды он об этом узнает — голыми руками мне шею свернет. Клянусь, я даже не буду сопротивляться. Заслуженно. Я бы тоже свернул.
— Вот поэтому и пью, — выдаю я многозначительно. — Дерьмо какое-то.
— Знаешь, как отец, я бы сказал тебе, что это крайне нездоровая херня. Не знаю, как бы сильно я бесился, если бы Юлька себе в мужья моего ровесника нашла, — сам того не зная, режет без ножа Данилов. — А как мужчина, который в свое время без памяти влюбился, я бы сказал, что надо бороться. Отпустить реально «твое» почти нереально, уж прости за тавтологию.
Вот это номер.
Поднимаю взгляд, Степан задумчиво затылок чешет:
— Сложно судить сразу с двух сторон, — ухмыляется, пригубив виски. — Иногда все еще забываю, что у меня взрослая совершеннолетняя дочь, которая вот-вот приведет в дом жениха. Пздц, Титов, никогда детей не заводи! Их потом так страшно во взрослый мир из-под крыла выпускать.
— Мало кому такой зять, как я, понравится.
— Как ты? Знаешь, не самый плохой вариант, — качает головой. — По бабам, сколько тебя знаю, не таскаешься. Любовницы все постоянные. Леваки тоже не твоя тема. При деньгах и принципах. Далеко не урод. Так что, Титов, бывает и похуже, — смеется Данилов. — Родители перебесятся, если чувства взаимны.
Ага,
