Трогать запрещено - Алекс Коваль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я трезва, — парирую упрямо, понимая, к чему он клонит.
Богдан не отвечает. Подхватывает спинку стула, легким движением отодвигая его для меня. Смотрит молча и ждет. Глаза в глаза. Упрямство на упрямство. Откуда оно вообще во мне взялось, с учетом того, что десять минут назад я тряслась от неловкости, не решаясь выйти из ванной?
Я сдаюсь. Сажусь, подтягивая к груди ноги, обнимая их руками, уныло таращась на изысканные блюда. Даже если бы я перед этим вечером не ела неделю — сейчас все равно была бы неспособна запихать в себя и крошки.
Титов накидывает на плечи рубашку, отодвигает стул напротив и тоже садится. Мне в стакан «щедро» наливает… что это? Яблочный сок? Себе же плескает виски из графина. Смотрит на меня выжидательно.
— Ты сильно преувеличиваешь возможности моего желудка, — пытаюсь пошутить.
Еды тут столько, что смело можно с этим столом обратно в клуб. Всех его друзей накормить хватит.
— Я не спец в спортивных диетах. Не знаю, что тебе можно, что нельзя. Решил перестраховаться.
— Я правда не голодная, — говорю тихо. — Верней… — запинаюсь, кусаю губы, признаваясь, — вряд ли я сейчас смогу в себя что-то впихать.
Богдан хмурится. Но, хвала богам, больше есть не заставляет. Открывает по очереди пару тарелок и в конце концов двигает ближе ко мне фрукты, кивая.
— Хотя бы так, Юля.
На широком блюде выложены клубника, черешня и голубика. Все совсем не сезонное. И все такое аппетитное, что рот наполняется слюной. Ягоды огромные и сочные. Где, интересно, повара из местного ресторана достали такую красоту в разгар зимы?
Ладно, на такой компромисс я согласна. Цепляю пальцами клубнику, отрываю хвостик и закидывая ягоду в рот. Титов удовлетворенно кивает и откидывается на спинку стула, делая глоток виски.
Между нами устанавливается неловкое молчание. В воздухе витает легкое напряжение. Я боюсь поднять на мужчину взгляд. Богдан же совершенно беззастенчиво не сводит с меня своих глаз. Чувствую каждой клеточкой.
— Ты тоже пьешь, — замечаю, когда тишина становится просто невыносимой.
— Пью.
— И не ешь.
Титов усмехается. Выходит это как-то горько и резко.
Я вскидываю на него взгляд, отправляя в рот очередную голубику.
— Даже если бы я очень захотел, все равно сейчас не в состоянии напиться и забыться.
— Почему? — выходит тихо и хрипло. — Из-за меня?
— Юля, на кой черт я тебе сдался? — ошарашивает вопросом Богдан. — Серьезно, посмотри на меня и на красавицу себя? Зачем?
Я теряюсь, не зная, что на это ответить. Вопрос в лоб, сбивающий с толку. Я долго подбираю правильные слова, в итоге спрашивая прямо:
— А разве любят «зачем-то»?
— Я говорил тебе, что не верю в любовь, котенок, — качает головой Титов.
— Я помню. Ты сказал, что это ширма.
— Сказал. Вот и интересуюсь, что ты за этой «ширмой» прячешь.
— Какие у тебя варианты?
— Обычно это жажда власти, алчность или одиночество. Вот только проблема знаешь, в чем? Ни первого, ни второго, ни третьего в тебе нет. И я просто не понимаю, Юля. Зачем? Ты все мои теории на хер сломала, девочка.
— Наверное, потому что они были ограниченные и хрупкие. Теории эти.
Богдан улыбается, едва вздернув один уголок своих губ. Я бы очень хотела их поцеловать. Еще раз. Только уже по-настоящему. Хотела бы прижаться своими губами и ощутить, как яростно и ненасытно он ответит на мой поцелуй. Но…
Закидываю в рот очередную ягоду, отводя взгляд.
— Я не знаю, — пожимаю плечами. — Так бывает, и ты это не контролируешь. Ты не можешь ткнуть пальцем и сказать: «вот, в этого человека я влюблюсь, а вот в того не буду». Ты просто… — давлю вздох, — просто влюбляешься.
— Я — ужасный выбор.
— Я так не считаю.
— У тебя на все есть свое мнение, да? — новая улыбка.
— Разве это плохо?
— Сейчас мне сорок, тебе двадцать. Давай подумаем в теории, Юль, — упирает локти в стол Титов. — Через десять лет мне стукнет пятьдесят, я все еще буду тебе нужен? Поседевший, немощный и с кучей тараканов? У тебя будет самый расцвет, а тебя рядом будет держать такой «балласт». Это сейчас ты не понимаешь, но когда в тридцать тебе захочется смелости, драйва и жизни — я буду для тебя обузой.
Господи, ну, в пятьдесят мужчина прямо не мужчина, а букет проблем! Судя по словам Титова. Тогда почему же в нашем мире так много счастливых браков, где люди рука об руку доживают до глубокой старости?
— А еще через десять? Сорок и шестьдесят? — улыбается Богдан, явно войдя во вкус со своими подсчетами. — Ну и какая уже тогда любовь?
— Крепкая и проверенная годами! — парирую, не задумываясь, отзеркалив его позу. — Мне плевать на разницу в возрасте. Это все мелочи, если людям рядом хорошо. Какая разница: двадцать или сорок?! Да и почему мы сразу говорим о том, что будет «тогда»? Мы здесь и сейчас и глупо отказываться от чувств, потому что «потом, возможно», они пройдут! Сколько браков бы тогда в этом мире не случилось?!
— Наивная ты еще, котенок. Некогда мне размениваться на чувства. В моей жизни одна работа, — упрямо гнет свою линию мужчина. — Я не умею гулять. Я не умею ухаживать. Я не умею быть милым и романтичным. У меня сложный характер. И полное отсутствие времени на вещи, которые сейчас тебе кажутся неважными. Но через какое-то время ты начнешь ненавидеть меня за опоздания к ужину, за неотвеченные вызовы и еще кучу таких бытовых мелочей, которые Илона терпит годами. Я старый, Юль. У меня вагон забот и проблем. Зачем я тебе такой нужен?
— А я тебе?
— Что?
— Ты все время говоришь «зачем я тебе нужен», а я тебе… нужна? — спрашиваю, голос немного дрожит. — Потому что если «нет», то дальнейший разговор в принципе теряет всякий смысл, — плотнее кутаюсь в халат, замирая напротив Богдана в ожидании ответа.
Пульс учащается. Титов сбит с толку. Молчит. Долго. В конце концов отставив пустой бокал, поднимается и отходит к окну, заявляя:
— Не важно, что нужно мне, Юля. Мы сейчас говорим о тебе.
— Как это так?! — подскакиваю на ноги, топая за ним следом. За спиной у мужчины торможу, упрямо давя интонациями:
— Ну же, скажи правду! Ты же знаешь, что я сильная, Богдан! — едва ли не впервые обращаюсь к мужчине по имени. — Я приму любой ответ, только честный! Я тебе нужна? — ныряю под руку Титова, которой
