Твоя половина мира - Евгений Прошкин

— Здорово, — буркнул Козас. — Ну?.. Объясняй.

— Ты знал, что я приду?

— Видел, разумеется.

— А больше ничего не видел?

— А что я должен был?..

— Ясно.

Полицейский выразительно кашлянул и устроился в кресле у двери. Козас глянул на него с ненавистью и опрокинул в себя остатки коньяка.

— У них и ордер есть, представляешь? — промолвил он. — Пить будешь?

— Нет. И тебе не советую.

— А-а-а!.. — Козас тяжело поднялся, дошел до бара, но наливать больше не стал. — Значит, это ты их натравил... И, значит, ордер уже выдают на основании форвертс. Не решение прокурора, а чье-то предчувствие... Славно. Движемся к какой-то диктатуре инсайта.

— Ордер... — глухо повторил Тиль. — Полушина убили.

Помолчав, Козас вернулся к дивану.

— Жаль старика. Что еще сказать.

— Ничего. Следующий — ты.

— Во как... Почему же мне этого не видно?

— Полушин тоже не видел.

— Твой Полушин был слепой, как крот! — заявил Козас. — А я — нет, — добавил он умиротворенно.

— В том-то и дело. Что у тебя с терминалом?

— Я его отключил. Ложные вызовы, один за другим, с самого утра. Наверно, сбой на сервере.

— И часто у тебя эти сбои?

— Первый раз.

— И как будто ничего странного?..

Козас равнодушно хмыкнул.

— А конкурс? “Москва хлебосольная”, стомиллионный турист... Ты в курсе, кто выиграл твой приз?

— Нет, конечно. Там все честно.

— Сестра, — коротко произнес Тиль.

— Кто?.. Сестра?!

— Да, Ульрих, да. Одна из ста миллионов. Чудесное совпадение, не правда ли?

— Ты к чему клонишь?

— Нас кто-то ведет, тебе не кажется? Хотя... тебе ничего никогда не кажется, я понимаю. Но это так. Кто-то хочет от нас избавиться.

Полицейский в кресле беспокойно пошевелился и, закинув ногу на ногу, уставился на Тиля.

— Меньше книжек дурных надо читать, — заметил Козас.

— Я вообще не читаю. Даже газеты. Тиль мог бы добавить:

— Зачем это мне? Я и так все знаю. А ты — не все. Тебя глушат, Ульрих.

— Чего ты от меня хочешь?

—Во-первых, спасти тебе жизнь. Во-вторых, мне нужна твоя помощь. Он сильнее нас, но мы можем с ним справиться.

— Чем я тебе помогу? Если ты видишь дальше...

— Он... думаю, он не способен контролировать всех сразу. Он переключается. Вот сейчас он держит тебя. Возможно, еще кого-нибудь. А меня — нет.

— Может, наоборот? И кто этот он, в конце концов?

— Не знаю. Но он существует. Точно.

—А по-моему, точно другое. Утомился ты, Тиль. Герр Хаген. Набегался, попрятался. Для нервной системы это не полезно.

— Я не понял. Ты не веришь мне?

— Верю. Верю, что ты сошел с ума, дорогой родственник.

Охранник подошел к бару и налил себе минералки.

— Ульрих, я не спятил, я... — Тиль осекся. Вокруг начиналось движение — ощутимое, как ветер. — Что видишь? — резко спросил он. — Через полчаса... Что ты видишь?!

— Ничего. Ты уйдешь, эти останутся до ночи.

— А ты? Что будет с тобой?

— Займусь делами... — ответил Козас, уже не так уверенно, и посмотрел на полицейского.

Тот стоял вполоборота и неторопливо, маленькими глотками, пил воду.

— Ульрих?.. — подал голос Тиль.

— Да... Теперь я понял.

Щеки у Козаса мгновенно посерели и ввалились. Бледные губы дрогнули, но сказать он ничего не смог. В глазах у него метался ужас — похоже, он никогда еще не подпускал к себе смерть так близко.

Охранник поставил пустой стакан и начал поворачиваться.

Отрешенный, словно не принадлежащий самому себе, с пустым взглядом сломанной куклы, он плавно заводит ладонь под полу пиджака, достает штатный “з-мерш”, трогает большим пальцем панель на рукоятке — предохранитель выключен, можно стрелять — и медленно, как на дуэли, поднимает ствол.

Козас перекатывается в сторону — массивный диван неожиданно легко проезжает по лакированному полу и толкает полицейского в колени. Тот, взмахнув руками, заваливается вперед, и Козас, вновь удивляя своей реакцией, стреляет ему в макушку. Пуля выходит из затылка, охранник валится на диван уже мертвым, локоть бьется о низкий столик, и из ладони вылетает...

Портсигар. Не пистолет, а обычная плоская коробка. Сигареты рассыпаются по столу, Тиль смотрит на них долго и зачарованно, будто пытается сосчитать... Потом до него доходит.

— Нет!.. Ульрих, нет!!!

Козас выстрелил в полицейского и рывком перевел пистолет на Тиля.

— Ты не спасать меня пришел, родственник, — произнес он, задыхаясь. — Ты пришел, чтобы помочь ему.

— Опомнись...

— Хотел заболтать?.. Надеялся, я не замечу!..

Сигареты покатились по столешнице и с сухим цоканьем стали падать на паркет. Козас по-прежнему смотрел вперед и видел не портсигар, а то, что ему внушили. Ложный форвертс.

“Можешь говорить все, что угодно, — пронеслось у Тиля в сознании. — Твой брат услышит не тебя, а меня”. “Да...”

“И что он с тобой сделает, зависит тоже от меня”. “Ты прав...”

“Если я пожелаю, он тебя пристрелит”. “Но тебе нужно не это”. “Естественно”.

— Гнида... — процедил Козас, глядя куда-то сквозь Тиля.

“Тебе интересно, что он сейчас воображает?” — снова проклюнулся голос.

“Нет”.

“Врешь”.

Тиль увидел, как открывается дверь, — до этого момента оставалось несколько секунд.

В комнату заходит еще один охранник.

— Вас вызывает старший следователь Ефимов. — Он протягивает терминал, и Тиль внезапно догадывается, что для Козаса это не трубка, а все тот же “з-мерш”.

Ульрих отскакивает за диван, и полицейский натыкается взглядом на убитого напарника. Он выхватывает пистолет, но Козас успевает ранить его в ногу. Расстояние небольшое, промазать сложно, однако Тиль догадывается, почему Ульрих не попал. Охранник валится на пол и отвечает — сквозь спинку, надеясь прострелили, Козасу правое плечо, но тот уже сдвинулся с места, и пуля разрывает ему шейные позвонки. Тиль поднимает с пола трубку.

— Николай... Пришли сюда врача и носилки. И... еще двое носилок.

— Что там у вас?

— Все...

— Что “все”? Тьфу... Дай мне сержанта!

— Конечно. Сержант?.. — Гиль подходит к раненому полицейскому, протягивает трубку, но в последний момент бьет его по ребрам и откидывает “з-мерш” подальше. — Николай, я не виноват. Слышишь? Это не я сделал.

— Не понял! Где сержант? Вы... уже встретили кого-то?

— Никого не будет. Можешь снимать посты. Тиль оставляет терминал возле бара, подальше от полицейского, и, взяв в коридоре фикус, тащит его к лифтам. Две кабины оказываются прямо на этаже. В одной Тиль расклинивает кадкой двери, вторую отправляет вниз, а сам выходит на лестницу...

Тиль вздрогнул. Внизу, под прозрачным колпаком, проплывали запруженные машинами улицы. Мягкий стрекот винта убаюкивал, — можно было подумать, что последние минуты ему пригрезились. Тиль осмотрел правую ладонь — жесткие листья оставили на коже след, небольшой и не слишком болезненный. Всего лишь царапина. Чтобы помнить. И не надеяться, что это сон.