Первое правило королевы - Татьяна Устинова

– Я позвоню вашему мужу и скажу, что вы гостите у меня.

Катя отвела глаза и опять уставилась в потолок.

– Нет.

– Почему нет?

– Я не хочу, чтобы он сюда приходил.

Инна нетерпеливо вздохнула – Катин муж ее не слишком интересовал, и вообще ее всегда раздражало, когда женщина не могла за себя постоять.

– Я не стану сообщать ему пароли и явки.

– Что?

– Катя, вы пока отдыхайте, а там посмотрим.

Катя помолчала.

– Спасибо. – И Инна поняла, что своего добилась.

Кате не хотелось «на войну» – выходить из убежища, принимать сложные решения, брать на себя проблемы, решать их, тащить на хребте ответственность. Ей нужна была передышка, и Инна такую передышку предлагала. Ей нужно было как следует прочувствовать свое горе, чтобы принять его и смириться с ним – Иннин теплый и глухой кабинет был лучшим местом для этого.

Кроме того, Катя почти не помнила, что делала вчера, и ее это пугало. С тех пор как сознание стало отлетать от тела и Катя как будто видела себя со стороны и немного сверху, она ни разу не задумалась, что именно происходило, когда сознание существовало отдельно? Где она была, что делала, что видела?..

А теперь вот задумалась.

Ночью она пришла в себя на незнакомом диване, в незнакомой темной комнате и перепугалась, и вскочила, и хотела бежать, уверенная, что наконец-то все поняли, что она сумасшедшая, и отправили ее в сумасшедший дом, но тут завозился теплый шерстяной ком у нее в ногах и остроухая небольшая кошка, подняв голову, строго посмотрела ей в глаза.

Катя была уверена, что именно эта кошка вернула ей рассудок – хотя в этой мысли было гораздо больше безумия, чем во всех предыдущих.

Кошка смотрела не мигая – словно в самую середину мозга. И как пыль со старого зеркала, неясные и расплывчатые образы стали пропадать, меняться, и Катя все вспомнила – маму, обледенелые доски, собачий лай, огромного человека в капюшоне и теплой куртке, машину, похожую на сарай, Инну Селиверстову.

Кошка не отводила глаз, пока картинка не сложилась вся, целиком, и Генка в ней оказался, и фиолетовая Илона с зелеными ягодицами, и питерская квартира с видом на Дворцовый мост, и пьяненький Митька, и закрытый гроб, в котором хоронили отца, – все беды и несчастья ее, Катиного, сегодняшнего существования.

И еще она вспомнила, как решила убить Генку, и вспомнила свой бред о том, что видела, как убивали маму.

Кошка все не отводила глаз – и не дала сознанию трусливо уползти из тела.

Нет. Это только твое, тебе и нести.

Ты можешь спрятаться, конечно, за свое отлетающее сознание, но твое время еще не пришло. Ты остаешься здесь и должна жить в соответствии со здешними законами, как бы они ни были жестоки, – так Катя поняла остроухую кошку.

Потом та отпустила губернаторскую дочь, очевидно решив, что пока достаточно, – моргнула, повела головой, смачно зевнула и перевалилась на другой бок.

Катя взялась рукой за лоб.

Лоб был горячий. Она потрогала свои щеки и волосы – будто чужие, – воротник свитера, шею. И еще немного подумала про мужика в капюшоне и про Инну Селиверстову, которая оставила ее в своем доме, – не вызвала санитаров, не позвонила Якушеву или Генке.

А потом Инна пришла.

Катя посмотрела на нее. Очень красивая, очень взрослая, очень уверенная в себе. С такой не пропадешь. Она не бросит ее в беде, не оставит одну, что-нибудь придумает.

Господи, какое замечательное выражение – что-нибудь придумает! Это значит, что выход всегда есть, и эта беловолосая женщина знает, как его найти, даже если Кате кажется, что его не найти никогда!

– Я напишу на бумажке мой мобильный номер, – сказала Инна негромко, – и вы сможете мне позвонить. И мы договорились, да? Вы побудете здесь до моего возвращения.

– Да, – согласилась Катя.

– Ну и отлично.

Она поднялась, всколыхнув вокруг себя запах неброских утренних духов, и вышла, не оглянувшись.

Верный Осип был уже на посту – в окно Инна увидела машину. Ей не хотелось, чтобы он вошел и обнаружил Катю, поэтому она сунула ноги в туфли – некогда было возиться с сапогами, велела Аделаиде «закругляться» и выскочила на крыльцо.

Осип как раз всходил на крылечко.

– Доброе утро, Инна Васильевна.

– Доброе утро, Осип Савельич.

– Как сама?

– А сам как?

Осип хмыкнул и поддержал ее под локоть.

– Сам лучше всех.

– Ну, и я так же.

Он распахнул перед ней заднюю дверь.

– В администрацию?

– Нет, Осип Савельич. Давай для начала в редакцию.

– В какую?..

– Давай в «Белоярские вести».

– А чего? – спросил любопытный Осип. – Вчера вроде не собиралась?

– Вчера не собиралась, а сегодня собралась.

– Нагоняй будешь давать? Инна промолчала.

– Губернаторская дочь куда-то подевалась, – сообщил Осип. – Я сегодня утром машину мыл с Володькой, водителем Сергея Ильича Якушева. Так он говорит, вчера пропала с самого утра, и нет ее. А она не в себе.

– Что значит «не в себе»? – уточнила Инна, глядя в окно.

– Значит, умом девка тронулась от горя. Володька сказал, что они там считают, что она мать и… того. – Чего?..

– Ну… того. Ты, Инна Васильевна, когда мы на Ленина были, не видала ее там? Дочку-то?

– Нет.

– А Володька говорит, Сергей Ильич за одну ночь аж поседел. Разговаривать не может.

– Он мне звонил утром, – отчеканила Инна, – и разговаривал вполне… успешно.

Осип посмотрел на нее в зеркало заднего вида и ничего не сказал.

Телефон зазвонил в кармане шубы, и Инна вытащила нагревшуюся трубку.

Звонил Юра. Он был озабочен изменениями в Иннином графике и слегка пенял ей, что не поставила его в известность.

Инна покаялась – по привычке все и всегда делать самой, она часто забывала о помощнике.

– Инна Васильевна, данные по газетам я собрал, как вы просили. Звонили из Приангарска, там какой-то фестиваль, спрашивали, будете вы или нет. Еще звонили из…

– А я должна?

– Что?

– Быть в Приангарске на фестивале?

Юра застеснялся и заюлил – наверное, наобещал чего-то, в известность ее не поставил и теперь хочет навести ее на решение, которое выгодно ему.

– Инна Васильевна, вообще-то мы посещаем такие мероприятия, и, как правило…

– Бросьте, Юра, – перебила Инна, – когда это мы посещали фестивали? Еще совещания какие-нибудь – я понимаю, а фестивали!..

– Инна Васильна, это хорошее мероприятие. Кстати, деньги на него дали хозяин лесопильного завода и председатель совета директоров тракторного.

Инна вздохнула.

– Вы хотите, чтобы я у них попросила и для нас?

– Ну, если это возможно… Кроме того, это вообще хороший повод, чтобы повстречаться с местным бизнесом.

На этих словах Инне все стало ясно.

Он наобещал кому-то ее присутствие – скорее всего, знакомство с ней понадобилось приангарским начальникам для того, чтобы заручиться ее поддержкой «в смысле прессы». Если Инна правильно все помнила, на весну там были назначены выборы. Кандидатам в местные приангарские цари, так же как и кандидатам в цари белоярские, непременно понадобятся журналисты, а они стоят дорого, особенно если покупать их в розницу, а не оптом.

Начальники решили оптом купить их у Инны – все-таки она была своя, с ней казалось проще договориться.

– Юра, – сказала она весело, – ничего у вас не выйдет. В Приангарск я сейчас не поеду. Если вы там кому-то что-то пообещали, позвоните и передоговоритесь на другое время, когда будет поспокойнее.

Юра молчал, и в молчании его было все на свете – насмешливое раскаяние, уважение к начальнице, что она так быстро и так правильно все поняла – не проведешь на мякине, даже если мякина «высшего сорта»! – и некоторая снисходительность, означавшая, что рано или поздно помощник все-таки заставит начальницу плясать под свою дудку!

Инна улыбнулась в свою телефонную трубку. Юра улыбнулся в свою.

– Когда вас ждать?

– Думаю, часа через полтора.

Главный редактор «Белоярских вестей» был чрезвычайно говорлив. Инна уповала на то, что в такой ранний час его не будет на месте и она быстро получит необходимые ей сведения.

«ЗГ» – вот кто интересовал ее больше всего.

Хотелось бы знать, имеют эти таинственные инициалы хоть какое-то отношение к тайне губернаторской смерти или она все придумала неправильно.

Осип плавненько причалил к «Белоярским вестям» и осведомился, ждать или провожать. Инна велела ждать.

По холодной лестнице со стенами, выкрашенными до половины зеленой масляной краской, она поднялась на второй этаж и потянула на себя скрипучую дверь. Застарелый табачный дух, смешанный с дешевыми духами и запахом кофе, витал в низком коридоре. Инна знала, что от этого духа в скором времени у нее непременно заболит голова – тяжко, на весь день.

Ей нужна была предпоследняя дверь справа, там, где сидели главный редактор и его заместитель. Костяшкой согнутого пальца Инна постучала и, не дождавшись ответа, распахнула дверь.