Неземная девочка - Ирина Лобановская

— И больной выздоровел? — спросила, выслушав все с огромным интересом, Тамара Дмитриевна.

— По-моему, нет.

— Как нет?!

— Он, кажется, умер, если я не ошибаюсь… Да какая разница! Я тебе рассказываю, какая была уникальная операция, какие оказались замечательные врачи, а ты спрашиваешь, что там с больным произошло!

Мать посмотрела на Нину с нехорошим вниманием:

— Ты — будущий врач и говоришь такое?! Стыдно даже слушать! При чем тут операция, когда речь должна идти прежде всего о жизни человека! Это и есть главное, а не уникальность ваших методов! Неужели ты не понимаешь столь простых вещей?!

Нина смутилась. Мать была совершенно права.

Однажды она спросила, вновь пристально разглядывая Нину:

— Ты меня извини… Но разве за тобой в институте никто не ухаживает? А ты замкнулась на школе, на этих юношеских воспоминаниях… Может, тебе стоит уже от них отказаться? Забыть все?

Нина вздрогнула:

— Да, ухаживали. Но школа… Не знаю, как тебе объяснить… Почему-то мне кажется, что она для меня стала самой главной. Словно это она — моя жизнь, а все остальное — лишнее, всякие мелочи, чепуха, прикладное…

Мать помолчала.

— Борис… — тихо сказала она. — И Надежда… Это все они… Это они вдвоем тебя присушили. — И неожиданно вышла из себя: — Какое-то проклятье на твою голову! Тебе нужно жить дальше, выходить замуж, детей рожать, а ты все вспоминаешь да вспоминаешь! Когда это кончится, наконец?!

Никогда, подумала Нина. Но отвечать ничего не стала.

О Дусе и Борисе Нине доложила вездесущая Марианна, поторопившись сообщить свежую новость.

— Леня так старался, так бился… Очень долго. Ты ведь знаешь, — не сдавалась Нина, глядя Борьке прямо в глаза. — И потом, Боб… Еще одна немаловажная деталь. Рост…

Она выдала самое сокровенное, тайну, которую все скрывали друг от друга. Леонид был очень маленького роста, ему подходили далеко не все девушки. И вот как раз крохотная Дуся…

— Трагическая история отношений Черномора и Головы — еще одно подтверждение пагубности далеко зашедшего комплекса Наполеона, — лениво изрек Борис.

— Перестань! — крикнула Нина. — Так нельзя! Прибери к рукам свой характер!

— Вопрос можно? Ты знаешь, как льзя? И вот, главное, все суются, лезут, спрашивают… Все учат — ты не так живешь, надобно вот так! А кому известно, как надо жить именно мне для моего счастья? Пускай каждый живет как хочет, без принуждения. И кстати, Шурупыч, почему это твоя любимая Надежда не приехала на Женькины похороны? Прости, что лезу в душу, но это взаимно.

Нина смутилась. Она сама позвонила Надежде Сергеевне и все рассказала. Та заохала, но сразу сказала:

— Ниночка, ты прости, не смогу. Иначе у меня не будет потом сил жить, вести уроки, растить Люсю…

— Да, я понимаю, — прошептала Нина, но впервые в жизни она любимую учительницу не поняла. И даже в глубине души осудила.

Надежда Сергеевна не так давно родила, и Люське было всего около двух лет. Правда, сильно ее дочка не обременяла: чаще всего с малышкой сидели девочки из школы, которым нравилось возиться с ней.

Учительница не стеснялась просить о помощи и Нину, и других своих выпускников.

— Надо помочь, — всегда говорила мать. — Бабушка полежит одна.

И Нина ехала сидеть с Люсей, тревожась за бабушку, пока Надежда Сергеевна проводила в школе свои излюбленные поэтические вечера.

Незаметный дядечка, муж Надежды Сергеевны, постоянно работал и, видимо, стал уже довольно заметен, потому что купил машину и всюду теперь возил жену. Правда, одеваться она продолжала в жуткое старье, и Борька всегда зло иронизировал по этому поводу.

— Пускает пыль в глаза, — говорил он. — Чтобы не подумали ничего лишнего. Тартюф в юбке.

После Женькиных похорон мать, которая по сей день сохранила с Надеждой хорошие отношения — они часто перезванивались, — позвонила и со слезами рассказала, какая Женька была красивая в гробу.

— Она лежала прямо прекрасная, волосы распущенные, ресницы длинные-длинные, — плача, говорила Тамара Дмитриевна. — И такое лицо…

— Ну что ты, Тамара?! — с каким-то озлоблением воскликнула Надежда Сергеевна. — Разве могут быть красивыми мертвецы?! Ты сама подумай!

Мать осеклась…

— Жизнь, полная ошибок, — повторила Нина Борису. — Это я о своей…

Он хмыкнул:

— Шурупыч, не надо больше о Дусе…

Больше она в его жизнь не вмешивалась. Зато потом, когда начались выборы в Мосгордуму и любимая учительница решила попытаться поиграть в политику…

Глава 15

В очередной раз поселив жену в квартире Шуруповых, Борис привычно сразу исчез. И Нине пришлось, как обычно, занимать крымчаночку.

В то время они уже окончили институты. Нина работала в районке и мечтала куда-нибудь перейти, чтобы получать хоть немного больше. Борис после МИЭМа почти сразу начал писать в городскую газету, увлекся и вскоре устроился туда в штат. Он привычно посмеивался:

— Раньше я работал инженером на оборонном предприятии. А теперь — тружусь в газете. Ха! Сменил, так сказать, штык на перо.

Борька был постоянно занят.

— Кругосветка! — лениво и важно говорил он. — Постоянная работа… Это особь статья.

Нина отлично понимала, что дел у него полно, но как же Зинаида? А та тихо, скромно, безмолвно сидела на диване, ожидая, когда, наконец, позвонит любимый Борька. И помогала Нине кормить бабушку.

В конце концов Нина стала звереть.

— Только люди, не имеющие никаких занятий, кажутся по горло занятыми! — ляпнула она Борьке, когда тот возник через два дня. И то лишь по телефону. — Тебя жена ждет, грустит и скучает! Ты что, Боб, совсем охамел?

— Какое у тебя нынче ругачее настроение… Мне нужно привезти своим с рынка картошку, — сказал Акселевич. — А уже потом я смогу подъехать.

— Картошку?! — возмутилась Нина. — Больше некому?

— Шурупыч, ты ведь прекрасно знаешь, что некому. Отец болеет, мать не в силах. Алку заставлять? Сейчас возьму БМВ и поеду…

— Ты купил машину? — изумилась Нина.

— Об что речь? Это моя сумка на колесах так зовется в просторечии. А вообще, мне приятно думать, что у моей матери не появилось ни одной морщинки по моей вине, не прибавилось ни одного седого волоса из-за меня.

— Ну и думай! — раздраженно крикнула Нина.

Зиночка безмолвно и тихо сидела в комнате, словно ничего не слышала.

«Борис ненадежен, — думала Нина, глядя на нее. — Ненадежен во всем, хотя мне всегда казалось наоборот. Я ему доверяла… Но кто раз обманул, обманет снова. А среди всех нас одни — обидчики, другие — обиженные. Иначе не может быть. Зачем эта Зинаида вышла за него замуж? Любит, наверное…»