Мальтийская богиня - Лин Гамильтон

Поблагодарив Алекса за его лепту в наше детективное расследование, я вернулась к постели Роба. Табоне вскоре ушел, и я, пока Лучка дремал, мысленно составила каталог всех криминальных происшествий за последнюю неделю.

Галеа убили в Канаде. Мэрилин либо была виновна в убийстве мужа, либо сама стала жертвой преступления. Скорее всего, его убили в собственном доме, поскольку никакого другого возможного места для этого злодеяния я не представляла. Но кто-то приехал на его машине в аэропорт, припарковал ее, воспользовался его авиабилетом и документами и улетел в Италию.

Вторая жертва убийства — Эллис Грэм, искавший что-то, скорее всего, связанное с его документальным фильмом, причем с помощью металлоискателя и в тех местах, где я с ним сталкивалась. Но наиболее вероятный объект его поиска находится не на Мальте, а в неизвестном музее в третьей стране, чего, похоже, он не мог знать.

Иосиф Фарруджиа улетел в Рим по неизвестной причине, которую не раскрывает, однако он был в неведении относительно смерти Галеа, а Табоне его все еще немного подозревает лишь из-за своего упрямства.

Мы с Робом только что попали, как бы он сказал, «в столкновение с транспортным средством» прямо после того, как меня вышиб из Палаццо Галициа сам министр — человек тщеславный, с глупыми холодными глазами. Он также, согласно человеку по имени Ёжик, закадычный друг детства Мартина Галеа — факт, который он сам отрицает мне в лицо.

Все важные персоны были на приеме: министры иностранных дел разных европейских государств и множество военных чинов, и Галициа беседовал со всеми. Некоторые из этих людей должны будут завтра вечером прийти на спектакль в Мнайдре — месте, где тоже произошли странные события.

Получился испещренный событиями список, но он никуда особенно не приводил, и вскоре я заснула, свернувшись калачиком под одеялом у кровати больного. Время от времени я ворочалась с боку на бок, разбудила Роба, но затем мы оба снова заснули.

Марисса приехала на следующее утро и приготовила нам завтрак. Мы обсудили с ней первоочередные меры по уходу за раненым Робом, которые она согласилась взять на себя, ввиду того, что мне предстояло выполнить пару дел до начала вечернего представления в Мнайдре.

Но я решила сперва серьезно поговорить с Мариссой об Иосифе.

— Марисса, — обратилась я к ней, — уверена, вы очень рады, что Иосиф вернулся домой, но вы должны знать, что детектив Табоне все еще подозревает вашего мужа, поскольку тот отказывается рассказать о цели своей поездки в Рим.

— Я знаю, — вздохнула она. — Иногда он бывает таким упрямым. Я расскажу вам, что он там делал, при условии, что это останется между нами. А также мне нужен совет, как мне следует себя вести при сложившихся обстоятельствах.

Я согласилась на ее условия.

— Энтони, как вы знаете, очень хочет стать архитектором, а мы своему сыну желаем только добра. Но теперь, когда Галеа умер, получение образования становится просто заоблачной мечтой. Мы не можем себе этого позволить, — печально заключила Марисса. — Еще до того, как все случилось, мы ждали, что Энтони сам скажет нам об университете в Торонто и о школе искусств в Риме. Нам с Иосифом не следовало бы этого делать, мы знаем, что… но мы прочли его письма, когда он был в школе. В первом письме из Канады говорилось о приеме сына в университет. Вы же знаете, как мы переживали, что Энтони в этом случае будет жить у Марка. Мы скрыли от него это письмо в надежде получить подобный ответ из Рима. Но из Рима пришел отказ: Энтони не приняли. Этого мы боялись больше всего. Только один положительный ответ, и то из далекой страны, где Марк смог бы безраздельно влиять на нашего мальчика. Мы ничего не сказали Энтони, а мой муж продолжал перехватывать все письма. Сообщение из Рима лишило Иосифа покоя. Он не мог ни спать, ни есть — все переживал. В конце концов, он решил поехать в Рим и просить, умолять, если придется, принять Энтони. Мы с трудом наскребли нужную сумму на билет, но на отель денег не осталось. Иосиф провел ночь, сидя в кафе. Он с большим трудом нашел это учебное заведение, спасибо, добрый человек подсказал дорогу.

Я смотрела на Мариссу, и мне стало ее так жалко, что слезы навернулись на глаза.

— Они вели себя с Иосифом ужасно, вежливо, безусловно. Но он знал, что они смеялись над ним за его спиной, над его внешним видом, несмотря на то что он надел свой единственный костюм. Они пренебрежительно фыркали, слушая его плохой итальянский, и презирали за отсутствие манер. Он не вписывался в их круг и прекрасно понимал это. — Она перевела дух и продолжила: — Они не изменили своего решения. Я с самого начала понимала, что дело безнадежное, но Иосиф не признался бы себе в этом. Он думал, если он им все объяснит, они поймут и решат вопрос положительно. Иосиф по-своему гордый человек. Унижение, которому он подвергся в Риме, оставило очень глубокий след в его душе. Он мне-то с трудом все рассказал, когда вернулся прошлой ночью, и запретил говорить об этом.

Марисса посмотрела на меня, стараясь найти в моих глазах понимание и, я бы сказала, сострадание.

— Я знаю, что надо обо всем рассказать полиции. Иосиф ни в чем не виноват. Он, наивный, верил, что все обернется к лучшему, но вышло наоборот. И он не посмеет рассказать кому бы то ни было о том унижении, которое пережил. — Марисса горестно вздохнула. — Самое главное, что мы еще ничего не сказали Энтони. Марк ушел из жизни, и наш сын знает, что сейчас уже нет никакого шанса поехать в Канаду, но все равно ежедневно проверяет почту, возможно для успокоения души. Я понимаю его: он все еще надеется. Я разрываюсь на части и не знаю, что мне делать. Что вы посоветуете?

— Энтони поедет в Торонто, если пожелает. Вы, наверное, еще не знаете, что Мартин оставил ему очень крупную сумму, которой хватит на все. Скоро вы услышите об этом от адвокатов. Уверена, это хоть как-то сгладит тот неблаговидный поступок Галеа по отношению к вам. Энтони получит сто тысяч долларов.

Марисса была ошеломлена.

— Столько денег! — Она чуть не задохнулась от избытка смешавшихся в одну минуту чувств радости и недоверия.

— И да и нет, — ответила я. — Что касается меня, я вообще считаю эту сумму ничтожной в свете тех страданий, на которые Галеа обрек вас. Так или иначе, а рассказать Энтони придется обо всем. Думаю, что в завещании есть какая-то ссылка на то, что Энтони — сын Мартина.

— Я понимаю, что вы имеете в виду. Боюсь, эта новость убьет Иосифа. У него крепкое сердце — сердце рабочего человека, но оно не насколько крепкое, чтобы все это пережить, — зарыдала Марисса.

— Вам и не нужно приступать к разговору немедленно. Дайте Иосифу время осмыслить происходящее по-своему, — посоветовала я.

Мы еще долго говорили, и мне некоторым образом удалось успокоить несчастную женщину.

Затем я перешла ко второму пункту своего плана. Сначала я проверила, есть ли в холодильнике пиво, и обрадовалась, найдя упаковку из шести бутылок — охлажденных и готовых к употреблению. Я загрузила пиво в машину и понеслась через остров в Меллиху, чтобы еще раз поговорить с Ёжиком.

Я нашла старика на том же самом месте и в том же самом шезлонге, но он посмотрел на меня так, будто видел впервые. Ёжик был сильно озадачен моим появлением, но остался доволен моим угощением и предложил присесть.

— Несколько дней назад я приезжала к вам с другом, — начала я. — Мы из Канады.

— Разве? — смутился он.

— Я расспрашивала вас о Марке Галеа, — сказала я, вспомнив о здешнем произношении имени.

— Да-а? — высказал он свое изумление.

У меня тут же засосало под ложечкой от мысли о бессмысленности этой поездки, но я решила не сдаваться.

— Может, я не о том спрашиваю? — зашла я с другого края.

— Возможно, — согласился старик.

— Я бы хотела поговорить о Джованни Галициа.

— Это можно, — ответил Ёжик.

— Вы помните Галициа? — терпеливо забросила я удочку в омут его памяти.

— Конечно, помню, — с раздражением ответил он. — Это вас я не помню, а прошлое у меня отчетливо стоит перед глазами. Оно одновременно и благословенное и проклятое.

— А в случае с Галициа?

— Проклятое. Я вынужден сказать: проклятое. Выпейте со мной пива! — вдруг приказал он и протянул мне бутылку. — Терпеть не могу пить в одиночку.

Старик блаженно сделал длинный глоток из горлышка, затем посмотрел, как я отпила немного из своей бутылки.

— Вы ведь не из рабочих? — спросил он меня.

Я покачала головой, а он внимательно присмотрелся ко мне. Видимо, удовлетворенный, Ёжик приступил к повествованию:

— Что-то творится с людьми, окружающими Джованни Галициа, я бы сказал, что-то очень нехорошее.

Старик на время умолк. Я ждала. Я знала, что каким-то образом эта беседа сыграет свою роль в собственном суждении Ёжика.