Венеция не в Италии - Иван Кальберак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какие у тебя странные волосы у корней… Ты их обесцвечиваешь? – тихо спросила она.
Я спустился с небес на землю, и это была авиакатастрофа! Такого я не ожидал. Я отрицательно помотал головой, не зная, что соврать в ответ, вид у меня, наверно, был жалкий: все рухнуло, как взорванный дом на телеэкране – двадцатиэтажная громадина, которая вдруг оседает, превращаясь в груду бетона.
– Но они у тебя светлые, а корни темные, как бывает у девушек, которые их обесцвечивают.
«Это так бросается в глаза?!!» – взревел я про себя, но вслух, естественно, не издал ни звука. Если это бросается в глаза, моя жизнь превращается в фильм ужасов. Тогда мне лучше забраться в гроб, и пусть меня похоронят заживо. Другого решения я не видел.
– Они выгорели на солнце, – выдавил я из себя наконец.
– На солнце? А где ты живешь?
– В Монтаржи, в Центральном районе.
– И что, там так много солнца зимой, в Центральном районе?
– Ну да, вообще-то здорово припекает.
– Так сильно, что волосы выгорают?
Трудно было рассчитывать, что она сразу поверит в такое чудовищное вранье; на самом деле бельгийцы совсем не такие идиоты, как в анекдотах, которые про них рассказывают.
– Понятия не имею, я в этом не очень-то разбираюсь.
– Я тоже был блондин, когда был совсем маленький, – вмешался папа, обернувшись к нам с водительского места. Он все слышал, хоть и не подавал виду, и захотел помочь: это не предвещало ничего хорошего.
– Вы были блондином? – удивилась Наташа.
– В точности как Эмиль, когда был в его теперешнем возрасте! А с годами волосы стали темнеть.
– А сейчас у него волосы на солнце выгорают? – не унималась мадемуазель. Она стала казаться мне какой-то слишком уж упрямой: не могла же не понимать, что идет по минному полю! Цвет волос – это очень личная тема, которую не затрагивают в случайном разговоре, не задают нескромных вопросов. Наверно, она не отдавала себе в этом отчета, потому что была исполнена благих намерений – которыми, как известно, вымощена дорога в ад.
– Мы немножко помогаем им посветлеть, – неожиданно призналась мама. Это меня доконало. Ни в коем случае не следует признаваться, иначе потеряешь шанс на оправдание за недостатком улик, и судья даст тебе максимальный срок. Наташа посмотрела на меня – и этот взгляд я буду помнить всю жизнь. В нем были одновременно удивление, смущение, сочувствие и отвращение. Никогда не повторится то, что было между нами в палатке, этим не занимаются с крашеными блондинами, что-то сломалось и восстановлению не подлежит.
– Вы красите вашему сыну волосы? – удивленно спросила она, слегка даже повысив голос, словно речь шла о какой-то дикости, о чем-то немыслимом и в то же время преступном. Наступила мертвая тишина. Никогда еще нам не задавали этот вопрос вот так, напрямую. Мама почувствовала в нем осуждение, быть может, даже угрозу.
– Он сам об этом просит, – ответила она с улыбкой, и по ее тону было ясно, что она хочет сменить тему. Но выкрутиться оказалось не так-то просто.
Наташа глядела на меня широко раскрытыми от изумления глазами: это была настоящая пытка.
– Ты просишь, чтобы тебе красили волосы?!
– Осветляли, – поправил папа.
– Да, осветляли, это то же самое.
– Не совсем, – заметила мама.
– И правильно делает, светлые волосы ему больше идут, – заявил папа.
– Так это твоя идея, Эмиль?!
– Нет, идея была наша, но потом он понял, что это в его интересах, и теперь сам просит об этом… Но все это вас не касается, и у нас нет причин оправдываться, словно мы плохие родители, – сказала мама, потеряв терпение.
– Когда у вас будут дети, вы поймете, как с ними бывает нелегко, – добавил папа.
– Ну что вы, я не осуждаю вас…
– Неправда, осуждаете, – перебил папа, – мы прекрасно это поняли. Знаете, мы даем нашим детям все. Абсолютно все. Мы экономим на себе, чтобы оплачивать им занятия теннисом, поездки за границу для изучения языка, репетиторов по математике и физике, и это еще не всё… Как вы думаете, много найдется родителей, готовых пойти на такие жертвы?
– Не знаю, – осторожно ответила Наташа.
– То есть как не знаете? По-вашему, таких родителей, как мы, готовых на все ради своих детей, на свете сколько угодно?! – Его тон становился очень агрессивным.
– Ну, наверно, нет, – нехотя признала она.
– Разумеется, нет! Когда моя жена была беременна, я прочел массу замечательных книг по воспитанию, мы подготовились как следует! Все наши действия продуманы и являются частью определенного плана.
– И окрашивание волос тоже?
– Да она обнаглела! – не выдержала мама. – Хотите, чтобы мы вас высадили на следующей заправке?
– Извините, пожалуйста, я просто пытаюсь разобраться, я не хотела вас смущать.
– Мы и не думали смущаться! Ты смутился, Эмиль? – Нет. – Я не лгал: то, что я испытывал, было совсем не похоже на смущение, я чувствовал себя деревом, которое рубят под корень, и каждая фраза была как удар топора.
– Никто не смутился! – завопила мама, и от этого вопля проснулся Фабрис. Можно было подумать, его разбудили в пять утра.
– Что вы так кричите, не видите – я сплю!
– Спишь, так спи! – не унималась мама. Фабрис посмотрел на нее с оторопелым видом, словно на него, спящего, набросились с кулаками.
– Кругом психи, – подумал он вслух и после этого озарения пристроил голову между дверцей и подголовником.
– Это наши семейные, личные дела, – смягчившись, стал объяснять Наташе папа. – Это никого больше не касается, понимаете?
– Очень даже понимаю.
– Тогда я попрошу вас проявить такт и больше не касаться этой темы, договорились? – продолжал он с решимостью, в которой чувствовалась угроза: так разговаривают главари мафии.
– Да, месье, – согласилась Наташа. – Я больше не буду, даю вам честное слово, – заявила она несколько высокопарно, вероятно желая успокоить его и прекратить спор, который становился неприятным для всех. «Честное слово – это меня устраивает», – было написано на лице у папы, однако чувствовалось, что он не вполне удовлетворен.
Наташа взяла меня за руку с таким видом, словно говорила мне: бедный мальчик, я и не знала, что тебе приходится выносить,