Венеция не в Италии - Иван Кальберак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жизнь накатила на меня, как волны на пляж, захлестнула, затопила. Я был весь заполнен водой, вычерпывать ее не имело смысла. Моя взрослая жизнь уже виднелась на горизонте, на том берегу океана, и это должна быть Америка, с ее невообразимыми возможностями, с ее неоновыми огнями и статуей Свободы, и у меня было странное ощущение, что я уже начал свой путь через Атлантику с большой вероятностью пойти ко дну, поскольку в моем корабле пробоины со всех сторон – для ранимых людей это большая проблема. Но до Америки еще будет Италия, и в этой маленькой палатке, где-то между Шамони и Миланом, в четыре или в пять утра, в эти несколько мгновений, которые я никогда не забуду, с девушкой, которую я не любил, с которой даже не был знаком, мне показалось, что я видел Венецию.
Воскресенье 15 апреля
Известно, что утро нередко бывает трудным. Нас разбудил громкий хлопок или очень сильный удар по стальному листу, как если бы кто-то швырнул огромный камень в наш трейлер. Когда я открыл глаза, Фабрис уже высунул голову из палатки. «О, черт!» – это был его единственный комментарий. Чуть погодя он добавил: «Эмиль, посмотри!» Наташа спрятала голову в спальник, твердо решив не просыпаться раньше времени, а я встал на четвереньки рядом с братом и выглянул наружу. Метрах в пятидесяти от палатки стояли двое очень элегантных мужчин с клюшками для гольфа. Я окинул взглядом окрестности, и передо мной предстала реальность, беспощадная в своей неопровержимости: сами того не зная, мы устроили привал на поле для гольфа.
Появился папа, одеваясь на ходу, и подобрал мячик, который только что попал в трейлер.
– Что за безобразие?! Вы не имеете права! – крикнул он итальянцам, которые невозмутимо глядели на него. Если бы они взяли автоматы и начали нас расстреливать, у них был бы такой же взгляд. Папа рассмотрел шишку, вздувшуюся на корпусе трейлера под самым окном, и взорвался: – Мы сейчас протокол составим, понадобится серьезный ремонт кузова, имейте в виду, вам это недешево обойдется! Надеюсь, у вас хорошая страховка!
– Вы говорите по-французски? – крикнул один из них с итальянским акцентом.
– О да, месье, на языке Мольера! – Не знаю, для чего ему понадобилось это уточнение: здесь оно никого не впечатлило.
– Так вы французы или румыны? – продолжал допытываться итальянец, на вид лет шестидесяти, хорошо воспитанный и явно с большими доходами: не то что мы, которые не могли похвастать ни тем ни другим.
– По-вашему, если у нас трейлер, значит, мы румыны?! Вы понимаете, что это сегрегация?
– Значит, французы?
– Да, и гордимся этим!
– Румыны так не скандалят, – согласился итальянец.
– Вы в меня стреляете, а потом еще говорите, что я скандалю?
– Вам надо уехать отсюда как можно сейчас, это приватная территория, – ответил итальянец. До этого он говорил на правильном французском языке, но теперь занервничал и стал делать лексические и грамматические ошибки.
– Конечно, мы уедем, нас ждут в Венеции. Но перед отъездом мы спокойно позавтракаем, нравится вам это или нет. Верно, дорогая?
Мама стояла в дверном проеме трейлера и с некоторым недоверием смотрела на действующие силы.
– Я поставила воду для кофе, может, ты предложишь этим господам по чашечке?
Она меня удивила: если однажды у моей матери обнаружат шестое чувство, это точно будет не инстинкт гостеприимства.
– Месье Джакомелли – член итальянского правительства, он министр, – сказал наш собеседник, представляя своего спутника.
– Не вижу связи, – буркнул в ответ папа, притворяясь, будто не понял, что ему угрожают.
– Связь очень простая, если вы сию минуту не уедете, здесь будут полицейские машины, много и всюду, и вы рискуете сильно опоздать в Венецию.
Услышав эту новость, я ощутил отчаяние и одновременно покорность судьбе.
– Папа, не надо задерживаться, ты же обещал, что мы успеем!
Но папа был непреклонен:
– Сначала я выпью кофе.
Мы были близки к катастрофе. Мама тут же принесла ему кофе и стала упаковывать остальные вещи.
Тем временем мой брат велел Наташе встать и начал быстро складывать палатку. Папа с любопытством уставился на красивую молодую женщину, появившуюся неизвестно откуда.
– Кто эта дама?
Фабрис взглянул на папу, на Наташу, потом опять на папу, и лицо его выразило крайнюю степень сдержанности и осторожности.
– Понятия не имею, – решительно заявил он.
– Ты что, издеваешься?
– Клянусь тебе, папа!
– Эмиль, кто эта девушка, которая была с вами в палатке?!
– Это Наташа.
– Добрый день, месье, – представилась она и протянула ему руку с ослепительной улыбкой, от которой, как от глобального потепления, могли бы растаять ледники обоих полюсов Земли.
– Добрый день, мадемуазель, очень приятно, я – Бернар.
Он не отпускал ее руку, так могло продолжаться два часа.
– Нашли время разводить церемонии, у нас легавые на хвосте! – грубо вмешалась мама. Сцена ревности после стольких лет, прожитых вместе, – это было очень трогательно.
Фабрис велел мне сложить палатку и спрятать в багажник, пока он будет прицеплять трейлер к машине и убирать из-под него башмаки. Итальянцы смотрели на нас таким взглядом, каким люди в зоопарке смотрят на зверей, скачущих в клетке.
– Я не боюсь министра, – бурчал папа, садясь за руль, – я уезжаю потому, что вы так хотите, а сам я остался бы, дождался бы, кого они там пришлют, хоть карабинеров, хоть армию, да, напустили бы на нас армию, вот мы повеселились бы!
– Армию не посылают против горстки людей, папа, – обиделся мой брат: надо вам сказать, он вообще легко обижается. – У армии есть дела поважнее!
– Правда? А чем же она занимается в мирное время помимо того, что сидит и ждет войны?
– Чушь! Мы не сидим и ждем, мы тренируемся!
– Прямо все-все? Не рассказывай мне, что у вас в казарме нет сачков, я не поверю.
– Конечно,