Блокадные будни одного района Ленинграда - Владимир Ходанович

Но то – цены в денежном эквиваленте. В реальности же оплата услуг в парикмахерских (и в иных «точках обслуживания») была совсем в иной «валюте». А оттого – ни очередей, ни порой клиентов вообще.

А отчетные показатели района по количеству восстановленных пунктов «бытового обслуживания» сносные, неплохие: «как по городу», «не плетемся в хвосте», количество рабочих мест увеличивается (как и продовольственных карточек категории «рабочий»).

«Почему установлена такая расценка, что если хочешь сделать маникур, – неси 200 грамм хлеба, если хочешь подстричься – неси 200 грамм хлеба. Почему это? Потому что мы на это не обращали внимания! Потому что нас обманывают!» – проговорился первый секретарь Кировского РК ВКП(б) перед участниками пленума[598].

Глава райжилуправления на том же пленуме поведал:

«Есть у нас ходячий анекдот про мастерские.

– Носили чинить часы?

– Носил, но не принимают.

– Ты не умеешь это делать!

– А как?!

– Ты приди и скажи: возьмите, что хотите, но почините, – и тебе сразу починят!

То же самое получается и с сапогами. Без хлеба нигде ничего не починить! Кто имеет продукты, хлеб, тот ходит в зачиненной обуви <…>»[599].

«В Зубопротезной мастерской принимают заказы „с керосином заказчика“» (из дневниковой записи)[600].

Решением райисполкома к 10 февраля 1942 г. намечалось восстановить работу парикмахерской по Нарвскому проспекту, дом № 24. Обслуживать шесть кресел должны были работники артели парикмахеров № 2[601].

5 февраля 1942 г. в помещении «бывшей прачечной» дома № 54 по проспекту Газа Кировский райисполком распорядился «оборудовать примитивную баню, для помывок проживающего населения»[602].

29 ноября того же 1942 г. парикмахерская № 6 (Нарвский пр., 24) вошла в список дежурных на осенне-зимний период 1942–1943 гг. – то есть стала работать удлиненный рабочий день – с 8 часов до 21 часа 30 минут (обычные парикмахерские работали с 9 до 17 часов)[603].

Об этой парикмахерской сохранились воспоминания.

«На четной стороне Нарвского, там, где сейчас магазин „Товары для школы“, была парикмахерская. В блокаду их быстро восстановили. Зашел как-то офицер побриться, сел в кресло. А тут начался обстрел. В дом попал снаряд. Раненый офицер, в сердцах: „Три года на фронте – ни одной царапины! А тут, на тебе, угораздило!“» (Ю.Е. Давыдов).

В этом же доме на середину марта 1942 г. работала одна из двух на весь Ленинский район чайных. Столовая же располагалась совсем неподалеку от нее, в доме № 43/45 по проспекту Газа[604].

Эта столовая, по мнению работников районной прокуратуры, содержалась «в надлежащем санитарном состоянии». В отличие от магазина № 59 на Лифляндской улице, где отмечалось „грязное содержание всех помещений магазина. Работники магазина имеют грязный, неряшливый вид. Спецодежда от грязи ломается». В итоге, заведующего магазином оштрафовали на 50 руб., а одну из продавщиц – на 25 руб.[605].

На Нарвском проспекте в доме № 16 работал с 9 до 18 часов, с часовым обеденным перерывом, приемо-сдаточный пункт «открытого типа» механической прачечной с выходным днем в четверг[606].

Всего в 1942 г. в Ленинском районе функционировали 150 домовых прачечных, три районные бани, механическая прачечная, 7 парикмахерских, 11 мастерских по починке обуви и 14 по починке верхней одежды и одна дезинфекционная камера[607].

На август 1942 г. работающей оставалась аптека на проспекте Газа (дом № 43)[608].

О том, рабочие и служащие каких учреждений Ленинского района оставались в блокадном городе, можно судить по сведениям (спискам) о выдаче продовольственных карточек на март месяц 1942 г. «на предприятия и учреждения, входящие в 1-е Учбюро» [609].

В списке на март четыре графы, две последние – «количество рабочих, получивших I категорию» и «количество служащих, получивших II категорию».

Парк имени 1 Мая – 11 рабочих и двое служащих, стадион «Каучук» – 11 рабочих и один служащий, Троицкий колхозный рынок – 11 рабочих и двое служащих (Бумажного колхозного рынка в этом списке нет), баня № 4 на Бумажной улице – 6 рабочих и 32 служащих.

Однако СОП при бане на 31 марта 1942 г. не функционировал. «Не работает водопровод», – отмечалось в сводке о состоянии стационарных средств МСС-МПВО Ленинского района. Был назначен срок «исправления» – до 1 мая. Но и 25 мая СОП не заработал[610].

Не работала баня и на Ушаковской ул., 3[611].

«Открыли на Балтийской баню[612], и мы пошли. Страшно было смотреть, но все были такие. Все исчесанные, наверное, чесотка была…»[613].

«По талонам нам давали хозяйственное мыло по 1 куску на человека. На Балтийской улице у Кировского райсовета открылся один класс в бане. Мылись вместе мужчины и женщины. Но никто на это не обращал внимания, – все были настолько истощены»[614].

Закончилась весна, прошло лето, наступила осень, и 20 сентября 1942 г. заведующий районным коммунальным отделом (РКО) довел до сведения Исполкома, что «вследствие тяжелой зимы и отсутствия давления в городской водопроводной сети, а также халатности отдельных руководителей в районе перестали работать все бани». Для исправления положения были приняты меры в лучших традициях бюрократической системы – сменены директора двух бань и директор банно-прачечного треста, «что послужило коренным переломом в улучшении работы ведущих предприятий системы РКО[615].

А баня на Бумажной улице в годы блокады так и не заработала. В июне 1944 г. в ней продолжался ремонт (с участием бойцов батальона МПВО). По отчету, в здании к этому времени была «проделана большая работа. Отремонтировано 7 водоразборных котлов, 3 душа, разобраны водомеры и др. работы»[616].

Учитель географии одной из ленинградских школ в феврале 1942 г. дал объявление о желании приобрести у фотолюбителей старые негативы с видами Поволжья и Сибири – через два дня имел «беседу» в отделении милиции, а затем трехчасовой допрос в органах НКВД. В мае того же года он записал в своем дневнике:

«Как жаль, что нельзя фотографировать. Какую ценную серию снимков можно было бы составить»[617].

Из воспоминаний А.А. Шмидта, в декабре 1941 г. – десятиклассника одной из ленинградских школ:

«– Ведешь личный дневник?

– Да.

– Занимаешься фотографией? Ходил в Ленинградский дом пионеров?.. <..>

После всех вопросов он сказал: <…> „И еще привезешь свои дневники и фотоаппарат“. Так я и сделал. Дневники, полетели в печку <…> а фотоаппарат „Любитель“ он сунул себе в сумку, сказав: „После войны заберешь“. Но я ему отдал только один фотоаппарат.

Подарочный „Фотокор“ я зажилил и очень переживал, что меня разоблачат и накажут»[618].

«Первое блокадное кино я посмотрел в феврале 1942 года. Тетя Аня сводила меня в один из начавших действовать кинотеатров. Это был кинотеатр „Новости дня“. Там сразу шли два фильма: „Разгром немцев под Москвой“[619] и мультфильм „По щучьему веленью“. <…> Специфика коротких кинохроник позволяла после каждого сюжета зажигать свет и впускать новых зрителей. <…> Следующий фильм я видел несколько раз.

„9 июля в кинотеатрах осажденного города началась демонстрация фильма «Ленинград в борьбе»“, – сообщалось в книге того же названия издания 1994 года. Этот фильм был удостоен Сталинской премии[620]. <…>

Среди всех сеансов мне запомнился один. Нет, я не помню ни названия фильма, ни даже был ли он американским подарком или советским шедевром, но я запомнил этот сеанс на всю жизнь. Мы посмотрели фильм до половины, когда за стенами послышались характерные звуки артобстрела [621].

Из кинобудки нам предложили перейти на лестницу, где мы и просидели до конца артобстрела. По окончанию артналета мы досмотрели фильм.

Достойным завершением главы про кино будет следующий сюжет. Как известно, кинофильмы шли тандемом. Сначала показывали кинохронику, а потом непосредственно фильм.

Сюжет был посвящен подписке на государственный заем 1942 года[622]. Кинокамера не позволяла производить синхронно съемку и запись звука, поэтому на немые кадры в студии был наложен поясняющий текст, а для „оживляжа“ звуки артобстрела.

Самым неожиданным был главный герой, командир части, который выступал перед солдатами, – это был мой отец. Позднее он привез отдельные кадрики кинопленки, которые ему подарил на память кинооператор….»[623].