Рокоссовский - Сергей Егорович Михеенков

– А ну-ка, Иван Павлович, вставай. Пусть видят… – И первым встал на бруствер.

Генералы стояли на гребне земляной отсыпки и смотрели в бинокли на ту сторону, где готовились к атаке немецкие танки и пехота. Противник уже почувствовал успех.

Одна из бегущих к лесу групп неслась прямо на НП. Солдаты увидели генералов. Побежали медленнее. Послышались голоса:

– Ты куда бежишь, сволочь такая!

– А ты?! Ты ж вперёд меня несёшься!

– Погрелись! Давай назад!

Генералы переглянулись. Рокоссовский засмеялся. Над головой посвистывали пули. Сказал Камере:

– Повернули. Но каковы орлы! Только и оставалось им крикнуть: «Заманивай, ребятушки, заманивай!»

А ведь этот поступок – без всякой иронии – из суворовских заветов: последний мой резерв – я сам…

– Пора, Константин Константинович, и нам в окоп. А то наблюдатели, видать, уже засекли наши командирские фуражки…

Рокоссовский ещё раз посмотрел на поле и спрыгнул в окоп. Солдаты уже добежали до своей траншеи и растекались по ней, готовясь к бою. Перетаскивали пулемёты. Командиры отделений расставляли гранатомётчиков. Паники как не бывало.

Через несколько минут танковая атака началась. Но тут же захлебнулась под огнём противотанковых пушек. Стрелки дружным винтовочным и пулемётным огнём отсекали пехоту, укрывавшуюся за танками. Загорелся один танк, другой… Генерал Камера ликовал. Он передавал приказы своим артиллеристам. Но те уже действовали в привычном режиме, зная своё дело и без генеральской подсказки.

О другом подобном случае Рокоссовский с мягким юмором рассказал в своих воспоминаниях: «Среди бегущих оказался бывалый солдат-усач, из тех, кто воевал ещё в первую империалистическую. Он-то и не растерялся в трудную минуту. Бежит и покрикивает:

– Команду подай!.. Кто команду даст?.. Команда нужна!..

Бежал, бежал да сам как гаркнет:

– Стой! Ложись! Вон противник – огонь!»

Спустя годы бывший командир 3-й танковой группы генерал танковых войск Гот[35], чьи боевые машины горели перед позициями 16-й армии, размышлял в своих мемуарах: «Окружение и разгром многих дивизий противника под Смоленском не обеспечили 3-й танковой группе свободы оперативного манёвра в восточном направлении, как это произошло под Минском.

…Под Минском со стороны русских не предпринималось сколько-нибудь серьёзных попыток оказать окружённым дивизиям помощь извне; русские ограничились тем, что создали новый рубеж сопротивления несколько сотен километров восточнее Минска, за Днепром и Западной Двиной. Иначе было под Смоленском. Наши передовые части, продвигавшиеся на восток, уже под Ярцевом и на реке Вопь натолкнулись на сопротивление сосредоточившихся остатков частей противника, избежавших окружения; вскоре противник, подтянув свежие силы, предпринял ряд ожесточённых атак с целью восстановления связи с окружёнными войсками».

Герман Гот был талантливым танковым командиром, достойным противником. Мемуары его отличаются той же строгостью суждений, обдуманностью, солдатской прямотой и лаконизмом.

Гот отдаёт должное не только генералу Рокоссовскому и другим командирам и командующим, удерживавшим своими войсками оборону на линии Рославль – Ельня – Ярцево – Духовщина – Андреаполь – Селигер, но и командованию Западного фронта. Штаб маршала Тимошенко сделал почти невозможное: организовал устойчивую оборону на новых рубежах и основательно застопорил «блицкриг» на дальних подступах к Москве.

Тимошенко время от времени подбрасывал Рокоссовскому резервы. Танковые батальоны, маршевые роты, коммунистические отряды, артиллерийские дивизионы, гвардейские миномёты, противотанковые батареи.

Артиллерия утвердила себя поистине богом войны именно на ярцевских высотах.

Генерала Камеру вскоре отозвали в Москву, он получил новое назначение и стал командующим артиллерией Западного фронта. Начальником артиллерии 16-й армии назначили генерал-майора В. И. Казакова[36]. Он прибыл под Ярцево в составе всё той же штабной группы 7-го механизированного корпуса. Артиллерист, как говорят, от бога, с прекрасным академическим образованием. Так же как и генерал Малинин, он прослужит рядом с Рокоссовским почти всю войну. Кроме последних месяцев, когда Рокоссовского в должности командующего войсками 1-го Белорусского фронта сменит маршал Жуков.

Пожалуй, пора сказать и о том, что Рокоссовский кроме полководческого таланта обладал ярко выраженным даром руководителя, организатора, умеющего в самое короткое время создать коллектив профессионалов, способных выполнить задачу любой сложности.

Все, служившие в разные годы рядом с Рокоссовским и под его началом, вспоминали о нём с неизменной теплотой. Их отзывы однозначно комплиментарны. Но стоит заметить: изначальным было всё же уважение по отношению к ним самого командующего. Как говорят: за добро – добром…

«Мне нравилось, – напишет он после войны, – что мои помощники, люди образованные и влюблённые в военное дело, умели отстаивать своё мнение. Приходилось иногда подумать над предложением. Прикинешь и скажешь: “Правильно, я упустил, давайте сделаем тут по-вашему…”». Очень характерная черта. Ведь и сам умел отстаивать своё мнение. При всей кажущейся мягкости и уступчивости в какой-то момент становился твёрдым как скала. Тюрьма закалила, сделала его ещё прочнее и твёрже.

Маршал В. И. Казаков, оставивший обширные мемуары, в одной из книг пишет: «Глубокой ночью 22 июля 1941 года… штаб 7-го механизированного корпуса, начальником артиллерии которого я был, получил приказ войти в подчинение Рокоссовского и составить штаб группы войск, которой он тогда командовал.

Немало поплутав по окрестным лесам в районе Ярцева, мы наконец разыскали своего нового командующего в расположении 58-й стрелковой дивизии. Нельзя сказать, чтобы Рокоссовский очень заботился о своих удобствах. Мы застали его спящим в своей легковой машине ЗИС-101.

Первая встреча с Рокоссовским оставила у нас какое-то двойственное впечатление. Константин Константинович был сдержан и уравновешен. Выводы о создавшейся обстановке он делал ясные, определённые и неопровержимые по своей логике. Высокий, стройный и подтянутый, он сразу располагал к себе открытой улыбкой и мягкой речью с чуть заметным польским акцентом.

Но первое наше впечатление испортил не очень радушный приём. В разговоре с ним мы уловили настороженность и даже признаки недружелюбия. Сначала было непонятно, в чём дело, но вскоре всё объяснилось. Рокоссовский ждал, что к нему пришлют штаб 44-го стрелкового корпуса, и сомневался, сможет ли штаб механизированного корпуса справиться с управлением войсками. Но его опасения были напрасны. Не боясь показаться нескромным, могу сказать, что штаб нашего корпуса был хорошо подготовлен, слажен и имел достаточный опыт в управлении даже общевойсковыми соединениями. В новых условиях он сразу начал чётко работать и за короткий срок завоевал прочный авторитет в войсках и симпатию Рокоссовского.

Моё мнение имеет убедительное подтверждение. Группа войск Рокоссовского просуществовала недолго, а сам он в августе был назначен командующим 16-й армией, членом Военного совета которой был генерал А. А. Лобачёв. Армия уже участвовала в боях и, естественно, имела свой штаб. Однако Рокоссовский добился назначения представителей нашего штаба на основные руководящие должности. Так, начальником штаба 16-й армии стал полковник М. С. Малинин, начальником оперативного отдела – полковник И. В. Рыжиков; я был назначен начальником артиллерии, а