Рокоссовский - Сергей Егорович Михеенков

Судьба многих смоленских городов оказалась схожей. Они переходили из рук в руки, от улиц и домов оставались руины и пепелища. Бойцы окапывались в огородах, выдалбливали в фундаментах сгоревших домов амбразуры, танковые траки крошили горячие кирпичи, превращая их в пыль, которая тут же поднималась в небо от разрывов артиллерийских и миномётных снарядов. Рудня, Ярцево, Ельня, Рославль, Спас-Деменск…

Местные хроники свидетельствуют: «С 22 июля по 2 августа железнодорожная станция Ярцево восемь раз переходила из рук в руки и в конце концов осталась за бойцами 38-й дивизии. За эти дни перед фронтом Донской дивизии враг потерял 3570 солдат и офицеров убитыми и ранеными, 16 человек пленено, уничтожено пять танков, 15 орудий, 50 автомашин, шесть мотоциклов, 34 миномёта и 48 пулемётов, сбито пять вражеских самолётов».

Штаб Западного фронта укреплял Группу Рокоссовского как мог. Левый фланг надёжно закрыл 44-й корпус комдива В. А. Юшкевича[32]. На переправах через Днепр в районе села Соловьёва положение продолжал контролировать сводный отряд полковника Лизюкова.

Переправа и была горловиной мешка, в который угодили армии, пытавшиеся удерживать позиции в районе Смоленска. Немцы всячески старались перехватить горловину и затянуть мешок. Но отряд Лизюкова не позволял им поставить точку в масштабной операции, тщательно разработанной в немецких штабах.

Эта старинная переправа в истории войн и набегов на русские земли известна ещё с XV века. Через Соловьёв перевоз переправлялись войска литовских князей. Путь их в московские волости лежал через эти мели и пологие песчаные берега, весьма удобные для переправы как большого количества повозок, так и пешей и конной рати. Здесь же переправлялись и польские войска. В 1812 году нахлынули французы, а с ними германцы, итальянцы, поляки и вся остальная Европа. «Казаки Платова и отряд генерал-майора Юрковского, – читаем в местных хрониках, – атаковали арьергард главных сил противника на Соловьёвой переправе. Посланные вперёд отборные стрелки Первого егерского, Московского драгунского и казачьего полков обезвредили французские посты на левом берегу Днепра и, рассыпавшись в цепь, открыли огонь по переправе.

В замешательстве, вызванном внезапным появлением казаков, егерей и драгун, французские солдаты теснили друг друга, падали с узкого моста, тонули в реке. Вовремя подоспевшие к месту боя артиллеристы метким огнём своих орудий разрушили укрепления на правом берегу Днепра и нанесли большой урон силе противника. На Соловьёвой переправе враг потерял несколько сот солдат и офицеров убитыми, тысячу пленными, 21 орудие и большой обоз».

Тогда вместе с русскими войсками из Смоленска уходила через Соловьёву переправу и надвратная Смоленская икона Божией Матери «Одигитрия». Перед отправкой в глубину России с иконой обошли весь город. Во время молебна постоянно произносили евангельское: «Пребысть же, Мириам с нею яко три месяца и возвратися в дом Свой…» И она через просимый народом срок – три месяца – в освобождённый Смоленск вернулась.

Днепровская вода смыла и литву, и ляхов, и армию всей просвещённой Европы. И вот пришёл новый враг. Ему переправу отдавать было нельзя – на свой, восточный берег предстояло переправить войска первого эшелона, отходившие из района Смоленска.

Бои на ярцевских рубежах запомнились маршалу на всю жизнь. Даже спустя годы, сев за мемуары, он мгновенно вспомнил всю диспозицию и основные события: «Наша оборона по необходимости носила линейный характер. Второго эшелона не было. В качестве резерва я мог использовать два полка 101-й танковой дивизии, расположенные несколько уступом влево. Мотострелковый полк этой дивизии оборонял справа Дуброво, слева – Городок, Лаги; на его участке был поставлен противотанковый артиллерийский полк. Уступом вправо юго-западнее Замошья располагался 240-й гаубичный полк. Таким образом, автострада и железная дорога были надёжно обеспечены в противотанковом отношении. А это немало!.. 38-я стрелковая дивизия оборонялась восточнее Ярцева по берегу реки Вопь. Танковые полки 101-й танковой дивизии занимали выгодное положение для контратаки в случае прорыва немцев вдоль автострады».

В масштабах войны и даже Западного фронта ярцевская оборона представляла собой сравнительно небольшое тактическое построение. Но для солдат и офицеров, которые составляли это построение, их судьба и судьба всей войны решалась именно здесь. Так внушил им командир. Этим духом были наполнены и он сам, и его надёжный штаб.

Свой штаб Рокоссовский начал сколачивать именно здесь. На основе штаба 7-го механизированного корпуса и группы офицеров, с которой прибыл сюда, на Вопь и Днепр. С этим ярцевским штабом Рокоссовский пройдёт через всю войну до Вислы и только там расстанется, оставив его маршалу Жукову, назначенному Ставкой на 1-й Белорусский фронт и берлинское направление.

Ощетинившись штыками и артиллерией, Рокоссовский смог создать в районе Ярцева такой монолит, такой дот, который противник так и не смог сокрушить ни танковыми атаками, ни артиллерией, ни авиацией. Ни хитростью, ни силой.

В ночь на 29 июля по приказу Ставки войска 16-й армии покинули осаждённый Смоленск. Начался марш на выход. Весь этот поток устремился к горловине «мешка», к Соловьёвой переправе. На оставляемых позициях продолжали драться заслоны. Они держались вплоть до 10 сентября. Судьба многих из них оказалась трагичной.

Атмосферу выхода из окружения через Соловьёву переправу весьма точно передал в своих воспоминаниях бывший военврач одного из артполков 16-й армии Борис Иванович Феоктистов: «Наш организованный отход был вскоре нарушен бесконечными налётами самолётов, затем распространилось известие, что немцы высадили десант, и мы оказались не то в “клещах”, не то в окружении.

Единственным местом, где не было немцев, оставалась понтонная переправа через Днепр в районе деревни Соловьёво. Вот на эту переправу устремились все. Это уже не было организованным отходом, это было бегство. Вперёд, т. е. назад, рвались, обгоняя друг друга, машины, повозки, верховые, пешие. Среди машин и повозок много санитарных – с ранеными. Подгоняемые страхом, уже никто не уступал им дорогу, все рвались к переправе. Когда мы подъехали на своей повозке к переправе, то увидели море людей и всевозможного транспорта. Самой переправы не было видно, к ней не подступиться. Образовалась пробка, пропустить которую “ниточка” понтонного моста была не в состоянии. Немецкие самолёты безнаказанно бомбили и обстреливали скопище возле переправы. Это был кошмар. Вой сирен, взрывы бомб, крики раненых и людей, обезумевших от страха. Люди бегут, раненые ползут, таща за собой окровавленные лоскуты одежды, длинные полосы бинтов с соскочивших повязок. Я не полез в гущу толпы к переправе и к моменту налёта авиации был на краю скопления. С налётом авиации я упал в небольшое углубление, напоминающее отлогий окоп, и там увидел знакомого врача, Фишера, он был старшим нашей группы на сборах в Иркутске. Встреча не принесла нам радости, каждый из нас высматривал, куда бы отползти подальше от этой жуткой картины,