Куйбышев - Илья Моисеевич Дубинский-Мухадзе

расходы двести пятьдесят миллионов долларов великодушно ассигнует правительство США. Великобритания со своей стороны… «Мы привезли в Сибирь, — сообщает английский генерал Нокс, в поезде которого из-за рубежа был доставлен в Омск адмирал Колчак, — сотни тысяч винтовок, сотни миллионов патронов, сотни орудий и тысячи пулеметов, несколько сот тысяч комплектов обмундирования и снаряжения и так далее. Каждый патрон, выстреленный русским солдатом в течение этого года в большевиков, сделан в Англии…»

Ильич настаивает: «…поставить на ноги все, мобилизовать все силы на помощь Восточному фронту… там решается судьба революции». Снова, как и летом восемнадцатого, Восточный фронт — главный фронт Республики. Быть или не быть!.. Для подкрепления истощенных армий — мобилизации партийная, профсоюзная, комсомольская. В считанные дни сто эшелонов новых бойцов. В условиях общей разрухи и почти полного бездействия железных дорог. Непосредственный повод организации первого коммунистического субботника в депо Москва-Сортировочная — предельная необходимость отремонтировать паровоз для воинского состава, направлявшегося на Волгу… На заседании Совета Обороны доклад Ленина о производстве боеприпасов!

Куйбышев на митинге в Самаре: «По всей рабоче-крестьянской России раздался клич: «Все на Волгу!» Эта священная тревога дает нам уверенность в том, что Восточный фронт из фронта поражения будет превращен в фронт победы… Если мы опрокинем врага, Россия покажет образец устройства новой жизни».

Препятствие совершенно неожиданное. Ничем разумным не оправданное. Если заглянуть в бумаги Фрунзе, в свое время для печати не предназначенные…

«И требовались не только колоссальная воля, но и яркое убеждение в том, что только переход в наступление изменит положение, чтобы действительно начать таковое. В тот момент пришлось считаться не только с отступательным настроением частей, но и с давлением сверху, со стороны главного командования, бывшего тогда в руках тов. И. И. Вацетиса. Он стоял за продолжение отступления…»

Вацетис — полбеды. Свирепеет Троцкий. Спешит проучить виновных в дерзостном, непочтительном поведении. В категорическом отказе без нужды оставить Симбирск. Описывает живая свидетельница, Наталия Каменева, дочь Сергея Сергеевича Каменева, тогдашнего командующего Восточным фронтом:

«Такого нарушения дисциплины Троцкий не перенес. Он явился в Симбирск, окруженный свитой людей, одетых во все черное, с огромными парабеллумами на поясах, сам такой же кожано-черный. Буквально ворвавшись в кабинет отца, откуда тотчас же стал доноситься возбужденный разговор, перешедший в крик, Троцкий, не сдерживаясь, прямо угрожал отцу, затем, круто оборвав на высокой ноте, он так же стремительно выскочил из кабинета и почти бегом удалился со всей своей свитой.

Так началось их первое знакомство. И несмотря на то, что наступил несомненный перелом к лучшему… очень скоро пришло телеграфное распоряжение Троцкого снять отца…»

Сергей Сергеевич — генштабист. Сразу после Февральской революции избранный солдатами 30-го Полтавского полка своим командиром. Знаток военного искусства и полководец выдающийся. Каменев успевает разделить Восточный фронт на две достаточно самостоятельные группы. Армии к югу от реки Камы — 1-я, 4-я, 5-я, Туркестанская — переходят под командование Михаила Фрунзе.

Первый шаг командующего — обращение в Центральный Комитет партии: «Членом Реввоенсовета Южной группы обязательно должен быть Куйбышен В. В.». Желание обоюдное, для успеха необходимое. Фрунзе — огонь, темперамент. Куйбышев — спокойствие, внешне полное, уравновешенность.

В дневнике комиссара и писателя Дмитрия Фурманова:

«…Фрунзе в штабе диктует приказы, Фрунзе в бессонные ночи… тонкой палочкой водит по огромным полотнищам раскинутых карт, бродит в цветниках узорных флажков, остроглазых булавочек, плавает по тонким нитям рек… задержится на мгновенье над черным пятном большого города и снова стучит-стучит-стучит по широкому простору красочной, причудливой, многоцветной карты.

Около — Куйбышев, чуть «крепит» бессонные темные глаза, встряхивая лохматую шевелюру; они советуются с Фрунзе на лету, они в минуты принимают решенья, гонят по фронту, по тылу, в Москву — гонят тучи запросов, приказов, советов… Фронт почувствовал дыхание свежей силы. Вздрогнул фронт в надежде, в неожиданной радости… Перестроились смятенные мысли, полки остановились, замерли в трепетном ожидании перемен».

За два дня до удара, меняющего круто положение на фронте, письмо Куйбышева в красноармейской газете «Революционная армия». Возмущение предельное услугой воистину медвежьей.

«В «Коммуне» и в «Революционной армии» на днях была помещена беседа со мной корреспондента РОСТА о положении дел на Восточном фронте. Признаться, я был очень удивлен, что из нескольких фраз, брошенных мною… получилась целая статья, некоторые места которой были для меня совершенно новы. Но это было бы еще с полбеды, беда в том, что в «беседе» есть фразы и мысли, которых я не только не говорил, но и не мог сказать. Это прежде всего относится к общему тону «беседы».

В изложении корреспондента выходит так, что член Реввоенсовета Южной группы армий… полагает, что на «Шипке все спокойно», все обстоит благополучно. Если логически продлить общее настроение «беседы», то, естественно, напрашивается вывод, что излишня та священная тревога, которой проникнуты все честные рабочие и крестьяне Поволжья, ненужным является напряжение энергии на борьбу с Колчаком пролетариев Москвы и Петрограда. Одним словом:

— Спи, обыватель.

Почти так и кончает свою вымышленную беседу со мной корреспондент РОСТА. Его последняя фраза — буквально перл обывательщины:

«Самарцы могут быть спокойны: Красная Армия их в обиду не даст».

…Я сроднился с самарским пролетариатом, дорожу до вернем, которое он мне оказывает, но я совершил бы преступление против общей борьбы (и этого не простил бы мне сознательный самарский пролетариат), если бы я в своей деятельности руководствовался исключительно его спокойствием. «Самарцы могут быть спокойны…» Если тут имеется в виду обыватель, то я предпочел бы, чтобы он успокоение находил в приеме валериановых капель, но не из моих уст. Рабочие же Самары знают, что они должны разжечь в своих сердцах ярким пожаром священную тревогу за судьбу революции. Быть спокойным в момент, когда происходит решительная схватка с ожесточенным и напрягающим все свои силы врагом, — не удел пролетария. Бездеятельность в такое время недопустима, спокойствие преступно, и еще в десять раз преступнее звать к спокойствию и преуменьшать грозящую опасность… У корреспондента вышло так, что самарцы будут наслаждаться спокойствием, а Красная Армия будет не давать их в обиду. Милое распределение ролей. Самарский пролетариат уже показал, послав свои рабочие полки, что он единое целое с борющимися на фронте. И эта связь и слитность должны расти и укрепляться. И только в этом — залог грядущей победы…

Еще далека эта победа… Больше того, она не будет достаточно обеспечена и теми успехами, которые мы ожидаем в ближайшем будущем… Исход борьбы определится тогда, когда скажется результат напряжения революционной энергии рабочих и крестьян России, когда они ощетинят против Колчака штыки новых и новых рабочих батальонов, когда они придут всесторонне