Девочка и тюрьма. Как я нарисовала себе свободу… - Людмила Владимировна Вебер

полюбезнее. «Вежливость – лучшее оружие вора!» – я воочию убедилась, что это работает. И взяла себе это на заметку. И при коммуникациях с людьми в погонах тоже стала применять всяческие «извините, пожалуйста».

Такая «работа»

Когда я попала в 120-ю камеру, Тамара находилась на стадии ознакомления с материалами дела. Она ходила на «следку» почти ежедневно и называла это работой. «Завтра мне на работу», – говорила она. Конечно, шутя, но в этих словах было гораздо больше смысла, чем могло показаться поначалу…

Ведь все попадают в тюрьму достаточно взрослыми, будучи в прошлом кем-то в социальном плане, с занятиями и профессиями, в которых можно расти… И неважно – работа эта где-то в офисе или же работа домохозяйки и мамы. Главное – ты что-то делаешь и видишь плоды своих трудов. Ведь все человеческие занятия на воле – это все же созидательная деятельность. И нормальному человеку это необходимо как воздух! В тюрьме все оказываются в положении, когда ты лишен возможности жить созидательно, деятельно, осмысленно. Единственное, что ты можешь делать – это сидеть и терпеть страдания. Это все!

Едва попав за решетку многие пытаются учить права и законы, штудируют уголовный и процессуальный кодексы. Пишут горы судебных бумаг – с надеждой как-то повлиять на ход своего дела. Но после пары судов по мере пресечения, после череды чужих обвинительных приговоров, наблюдаемых ежедневно, после сотен горестных драм вокруг – очень быстро приходит понимание, что как бы тщательно ты ни изучил уголовное право ты ни на что не повлияешь! Поэтому большинство забрасывают кодексы подальше и берутся за любовные романчики. И единственный выход – принять свое пребывание в тюрьме как новое место работы, где ты… работаешь заключенным.

Я так и сказала себе: так вышло, что мне приходится «работать» заключенной в СИЗО. Есть должностные обязанности: будь бесконечно терпеливым, предельно вежливым и вообще следи за каждым своим словом. Будь всегда настороже, ни к кому не лезь, избегай общения с людьми в форме. Занимайся только тем, что нужно тебе, но не мешай при этом другим… И да: не верь, не бойся, не проси… И я старалась делать эту «работу» по возможности максимально хорошо.

В свои «рабочие» дни Тамара просила кого-либо дежуров разбудить ее часов в семь: «Василий, вы же не забудете про меня? Разбудите?» И Вася да, ровно в семь тихонечко ее будил. Дальше Тамара завтракала, причесывалась, красилась, наряжалась в «парадные» одежки, собирала сумку. То есть следовала тем же ритуалам, что и сотни тысяч свободных женщин, собирающихся на работу в приличных платьях, на высоких каблуках, с яркой помадой на губах. И когда Тамара, вся такая «начипуренная», благоухающая, возбужденная, выскакивала из камеры под звук лязгающей двери, возникало ощущение некого сюра.

Да и позже, видя здесь, как какая-нибудь девчонка наряжалась и делала супер-прическу – словно ей идти на свадебный банкет – я так же испытывала стойкий когнитивный диссонанс. Слишком абсурдное получалось сочетание. Накрашенная расфуфыренная женщина с локонами, декольте и на шпильках – и вот эти камеры, решетки и наручники. Все это никак не монтировалось! Иные женщины натягивали каблуки и неудобные юбки, делали укладки и красили ногти – чуть ли не ежедневно, с каким-то ломовым упорством. Но с другой стороны я очень понимала их такое женское цепляние за все эти штучки и финтифлюшки. Чтобы просто вопреки всему и вся!..

Тамару приводили со «следки» под вечер. Хоть и уставшей, но очень довольной. Тогда как по выходным, без этих актов социализации, она грустнела и скучнела.

После «следки», раздеваясь, умываясь и особенно стараясь намыть руки, Тамара делилась своими впечатлениями. Руки она отмывала от въевшейся копоти. Именно копоти. Дело в том, что в конце 2015 года произошел пожар в здании ГСУ МВД, где выгорели два этажа и несколько отделов. И тома Тамариного дела тоже горели. Да не сгорели, а только обуглились. Просто поразительно! Я сама видела эти обгоревшие тома, когда однажды зашла в Тамарин кабинет поздороваться. Подержала в руках обугленный пухлый том, ощутила запах гари, полистала обожженные по краям страницы. Подивилась – почему же эта бумага не сгорела? Вообще-то это была не привычная обывателям бумага А4 плотностью 80 г/м2, а намного плотнее и тверже, что ли. Видимо, это давняя сложившаяся практика – распечатывать уголовные дела на специальных листах, чтобы в огне не горели и в воде не тонули…

Так или иначе, Тамара не раз сетовала, что мол жалко, что тома ее дела не сгорели полностью. Полагая, что тогда и дело бы развалилось, и ее бы отпустили.

Тамара описывала свой «рабочий день», а мы, соскучившись по новостям, преданно слушали. Она возмущалась по поводу беспредельностей, обнаруженных в своих документах. Надуманных и нелепых несостыковок, положенных в доказательную базу. Говорила, что такое дело нельзя допускать в суд, что все сфальсифицировано! Но суд все же был назначен, и Тамара стала к нему готовиться. Она уже знала, какой выматывающей историей это будет и стала набираться сил. Спать, есть и отдыхать впрок.

– На суд придется ездить два-три раза в неделю – и так почти год!

– Не может быть! – восклицали мы, новички, не в силах вообразить такие громадные сроки.

– Может! – авторитетно говорила Тамара и приводила в пример дела по аналогичным статьям. А длительность судебного процесса в принципе можно было вычислить по количеству томов дела, по числу фигурантов, эпизодов и тому подобному.

В конце лета Тамаре пришло обвинительное заключение. Аж в двадцати томах! В каждом томе – листов по триста. Это была адова куча бумаг форматом А4, загруженных в несколько офисных коробок из-под ксерокса. И для того, чтобы передать их Тамаре, дежур был вынужден отпереть дверь камеры – так как коробки не пролезали в корму.

Но самый главный подвох был в том, что весь текст был распечатан двусторонним способом. Шрифтом то ли «9», то ли вообще «8» – то есть очень и очень мелко. Тамара стала листать свое «обвинительное» и схватилась за голову: «Как это читать? Через лупу? Я же посажу последнее зрение!» Однако если бы все было распечатано обычным способом, то коробок было бы раза в четыре больше.

Встал вопрос – где все это хранить? Камера и так была забита под завязку. В итоге Тамара соорудила из томов обвинительного что-то вроде прикроватной тумбочки, встречающей немым укором всякого входившего в камеру сотрудника. Личные вещи полагалось куда-то прибирать и распихивать, но против материалов дела – возразить было нечего. Мы даже стали подумывать – а не соорудить ли из этих томов какой-нибудь уютненький пуфик?

Но потом, когда Тамара ознакомилась с