Сильнее ветра 2. Горизонт свободы - Лия Аструм

второй – пошёл на более показательные меры: пригласил в дом Белль под предлогом составить мне компанию за игрой в приставку на очень большом телевизоре. Мейс был восторге. Он до сих пор не знает, какой Руис страшный человек. Он всё ещё думает, что я выиграл билет в лучшую жизнь, и все те бесконечные дни, которые я под капельницами и гипсами рыдал от боли, он искренне верил в легенду об отдыхе на Сицилии.

Виктор пошёл на шантаж, потому что боится, что я сорву бой. Бой, в котором он поставит против меня. Я подслушал его разговор с Карлосом. 

Эта новость забила последний гвоздь в крышку моих наивных надежд. 

Уткнувшись носом в подушку, я до боли прикусываю щеку. Ощущая дрожь в пальцах, я стараюсь выровнять дыхание, подавить приступ неконтролируемой астмы. Что мне делать? Рассказать Мейсу? Это небезопасно. 

Мужику, записанному в графе «отец»? Он пригладит свои сальные патлы, почешет жирное брюхо и попросит сходить за бутылкой.

Маме… Я больше ничего не могу рассказать маме. Потому что она умерла от передоза. Всего лишь месяц назад. Я не был на её похоронах. Мне не сообщили. Но позже Карлос показал мне фотографии, на которых она валялась на полу с пеной у рта. С посеревшим лицом и впалыми глазами. Некрасивая. 

Тогда я кинулся на него… Думал, он сделал это с ней. 

Но нет. Она сама. Вот так просто… Оставила меня.

Прямо сейчас за одно «мой маленький воин» я простил бы ей всё.

Я вцепляюсь зубами в ребро ладони, пытаясь сдержать слёзы. 

Ревут только девчонки, и я зарываюсь носом глубже в подушку, чтобы никто не узнал. Под одеялом не слышно. Держусь из последних сил, но откуда-то изнутри рвётся истерика, грозящая в любой момент перерасти в потоп с унизительным всхлипыванием.

Чтобы не разбудить Мейса, я тихо откидываю одеяло, опускаю ступни на тёплый пол и на цыпочках пробираюсь в ванную. Включаю свет, подхожу к зеркалу и смотрю на раскрасневшееся лицо. 

«Ты стал настоящим мужчиной, mi chico». – В мыслях всплывает лицо Виктора, без сожалений разглядывающего моё зажившее после реабилитации тело.

Меня тошнит. От его голоса, взгляда, высоких фраз о семье. Меня тошнит от него. 

Касаюсь подушечкой зажившего шрама над левой бровью и, резко одёрнув руку, со всей силы впиваюсь пальцами в угол столешницы. 

– Я не смогу, – отчаянно шепчу своей копии. – Я не смогу выйти туда вновь.

Столько глаз, ртов и голосов. Они смеялись, пока я кричал. Этот смех до сих пор звенит в моих ушах. Раздражает и отравляет. 

Перелом руки, носа, рёбер, травма головы… я не сдавался до последнего. Но разрыв селезёнки…

Виктор сказал: «Нельзя сдаваться».

Он считал это позором, а увидеть разочарование на лице человека, заменившего отца, было для меня самым страшным наказанием.

Кривлю уголки губ. Оказывается, самому разочаровываться в людях намного страшнее.

Соперник был старше меня на три года и гораздо опытнее. Чистое избиение. Которое он позволил.

«Они должны считать тебя слабым, – делился своей тактикой Виктор, сидя у моей койки на следующий день. – Чтобы в нужный момент дорого заплатить за эту ошибку». 

Бабки. Всё и всегда упирается в бабки.

Тяну разбитую улыбку и, подавшись корпусом ближе к зеркалу, задеваю пальцем что-то холодное. Взгляд невольно падает на лежащий возле раковины нож-бабочку, подаренный Мейсону его приёмным отцом. Друг практически никогда не выпускал оружие из рук и постоянно упражнялся с ним в опасной близости от моего лица, хвастаясь приобретёнными навыками.

Я смотрю на острое лезвие клинковой формы и не могу отвести взгляда.

Мысль приходит сама. Необдуманная, странная. Я хочу отогнать её прочь, но вместо этого беру нож в руку и, пройдя несколько шагов вперёд, присаживаюсь на край ванны. Прикладываю идеально заточенную стальную линию к вздувшейся вене. Металл холодит кожу. Пускает мурашки по озябшей коже. Трясусь. И будто не дышу. Внутри груди раздувается невидимый шар. Он давит на рёбра, вызывая болезненное жжение в лёгких. 

Так нельзя, но одно движение… И никаких проблем…  никаких сожалений…

Мёртвые не сожалеют.

Карлос точно не будет по мне скучать.

А Виктор? Скорее всего, нет. Он ненавидит слабаков. Венков от него ждать не стоит. 

Орган зрения отказывается подчиняться и снова наполняется противной солью, смазывая голубой, пульсирующий страхом рисунок. Так сложно решиться…

– Велл, у меня живот болит.

Вздрагиваю и расширенными глазами впечатываюсь во взлохмаченного в дверном проёме Мейса. Друг стоит в одних трусах и сонно трёт кулаками веки. Промаргивается, привыкая к яркому свету, и смотрит на меня в ответ. Непонимающе хмурится и спускается взглядом к моей руке.

Лезвие всё же царапнуло кожу, и я отрешённо, будто это и вовсе не моя часть тела, разглядываю вылезшую из тонкого пореза набухшую каплю. Она трогается с места и, медленно прокатываясь по запястью, срывается вниз.

Я ничего не успеваю понять, как что-то с разбега врезается мне в грудь. Улетаю назад и со всей силы прикладываюсь головой о твёрдый борт. Мозги в кашу, из глаз сыпятся искры, и я, ослеплённый черепными салютами, жмурюсь и издаю невнятный хрип. 

 – Ты что творишь?! – громкий визг оглушает. – Ты что творишь, твою мать?! – Мейс хватает меня за ворот футболки и резко дёргает на себя. Продолжает орать и трясти как ненормальный.

У меня стучат зубы, и я цепляюсь пальцами за его плечи, осознавая, что в моей руке больше нет ножа. 

Ножа, которым я мог…

На меня огромным комом наваливается осознание всего дерьма, и я пытаюсь уйти от чужих прикосновений, убежать, испариться. Но Белль не отпускает, кричит и тянет меня на себя за края футболки. Ткань трещит по швам.

Я безумно хочу свалить, чтобы не видеть весь ужас ситуации в глазах самого близкого человека, и, не придумав ничего лучше, на автомате бью его в лицо. Лотнер валится на пол, закрывая рукой сочащийся кровью нос. Густая жидкость брызжет во все стороны, окрашивая красными пятнами белый пол. Но Мейсу плевать. Он тянет руку за ножом и, крепко прижав его к груди, волком смотрит на меня исподлобья. В глазах полных отчаяния и злости так и читается упрямое «не отдам».

А мне и не надо.

Чувство вины захлёстывает с головой. Не выдерживаю этих сумасшедших эмоций и выбегаю из комнаты, а затем из спальни. С дикой скоростью несусь вниз, перепрыгивая через ступеньки. Вылетаю на улицу и кидаюсь к единственному стоящему во дворе внедорожнику Карлоса.

Попадаю в салон и, наплевав на все последствия угона,