Мертвая зыбь - Лев Никулин

Дыхание суровой зимы входило вместе с народом в траурный зал. Все, что было честного, светлого, благородного, соединилось в те дни у гроба Ленина, а кто был вдали от Москвы - находился там мысленно. Глухо доносились взрывы на Красной площади. Мерзлая земля не поддавалась кирке и лопате, ее приходилось взрывать, в лютую стужу строили временный Мавзолей. Москва не спала в эти ночи, люди шли к Дому Союзов, отцы, матери несли на руках закутанных в платки детей. Пройдут десятилетия... Дети запомнят ночь, когда отец или мать поднимали их высоко, чтобы они увидели Ленина в его простой одежде, с красным эмалевым флажком на груди.

Не стало Ленина.

Не стало того, к кому часто обращался за советом Дзержинский, того, чей разум был путеводной звездой в трудном деле, когда интересы революции требовали немедленных и смелых решений. Ленин знал, кому доверить охрану советского строя и революционной законности.

Не стало Ленина, но в сердцах людей еще тверже укрепилось стремление отстоять созданное Лениным социалистическое государство.

А по ту сторону границы смерть Ленина пробудила новые надежды на реставрацию капитализма.

На XI съезде партии, последнем, которым руководил Ленин, он сказал:

- Никакая сила в мире, сколько бы зла, бедствий и мучений она ни могла принести еще миллионам и сотням миллионов людей, основных завоеваний нашей революции не возьмет назад, ибо это уже теперь не "наши", а всемирно-исторические завоевания.

Враги не оставляли попыток сокрушить социалистическое государство. Борьба с контрреволюцией продолжалась. И в этой борьбе проявились искусство и решимость верных сынов партии Ленина, воспитанников Дзержинского, сотрудников ВЧК-ОГПУ.

40

Еще в первую свою поездку за границу Якушев обратил внимание на эмигрантскую молодежь. Он заметил ее скептическое отношение к "старикам" из Высшего монархического совета, заметил, что эта молодежь претендовала на самостоятельную политику в "белом движении". Операции "Треста" развивались успешно, но возникала проблема привлечения новых людей, преданных советской власти, которых следовало ввести в белоэмигрантские круги. Артузову потребовался человек для связи с эмигрантской молодежью за границей. Такой человек должен был разбираться не только в политике, но и в различных течениях реакционной философии, обладать соответствующей эрудицией. В случае необходимости ему следовало прочитать нечто вроде реферата, словом, представлять собой интеллектуальную личность, способную спорить с путаниками, создавшими в эмиграции так называемое евразийское течение. В то же время требовалось, чтобы такой человек был молодым военным, играл роль командира, разочаровавшегося в революции.

Артузов отличался умением разбираться в людях и подбирать им дело по силам и способностям. Он решил снова обратиться к кадрам Красной Армии, как и в случае с Потаповым. На амплуа "молодого" члена "Треста" был привлечен Александр Алексеевич Ланговой - сын известного в Москве профессора медицины. Александр Алексеевич вступил добровольцем в Красную Армию, участвовал в гражданской войне и был награжден орденом Красного Знамени. Сестра Лангового - Наталья Алексеевна Рославец - еще раньше была направлена на работу в Чека Яковом Михайловичем Свердловым.

Александр Ланговой получил задание отправиться в Варшаву и договориться об организации еще одного "окна" недалеко от Вильны.

Ланговой должен был играть роль штабного работника "Треста", внешне выглядеть скромно, но иметь при себе деньги и поддерживать марку "Треста".

Он пробирался к польской границе один, имея при себе небольшой чемодан, "шел по направлению к двум соснам, затем, обойдя хутор, где был пограничный польский пост, взял вправо, надеясь выйти к железнодорожной станции"*. Дорога была трудная, шел по пояс в снегу, едва хватало сил, и дошел только до ближнего хутора. В первой же хате, куда пришел и постучался, Ланговой застал свадебный пир. Он сказал на ухо отцу невесты, что ему нужно в Варшаву, в "отдел други штаба генерального", и просил проводить на станцию.

______________

* Из докладной записки Лангового, представленной после возвращения в Москву.

Лангового приняли хорошо, попросили выпить за здоровье новобрачных.

Потом разговорились: оказалось, что жизнь польского крестьянина, в особенности белоруса, далеко не свадебный пир.

- Ах, пан поручик... Вы с той стороны, не вижу в вас гонора, вы сидите с нами за столом, как простой человек. А мы не слышим доброго слова от наших панов, вот только когда красные наступали три года назад, палы были ласковы с нами. Работаем от зари до зари, а едим такое, что и собака не хочет в рот брать. От панов слышим одну ругань и угрозы...

Но старик, видимо, испугался своей откровенности и замолк, больше не проронил ни слова.

А дед невесты вспомнил польское восстание 1863 года, "когда хлопы не поддержали шляхтичей, хлопам не за что было драться..."

Ланговой слушал и думал, что именно этим воспользовалось тогда царское правительство и сравнительно быстро подавило восстание. Велика все-таки пропасть между паном и хлопом. Паны исчезнут лишь после такой революции, какая произошла у нас.

Ланговой вынужден был целый день провести на хуторе. Затем его доставили в полицейский постерунек* на станции. Здесь встретили негостеприимно и хотели направить в тюрьму, в Молодечно. Но Ланговой держал себя так внушительно, что поручик растерялся и даже выдал литер на проезд до Варшавы. Особенное впечатление на поручика произвели белые выше колен валяные сапоги Лангового. В Польше таких не носили.

______________

* Участок.

У Лангового была явка к Артамонову. Тот верил в "Трест" и его силу. Артамонов представил Лангового Таликовскому, плутоватому и надменному офицеру генерального штаба, а затем полковнику Байеру.

Для создания нового "окна" на границе пришлось поехать в Вильно. Там Лангового познакомили с хорунжим Вагнером - специалистом по организации перехода границы. Второе "окно" было создано. Ланговой все время чувствовал, что за ним следят, но ничего подозрительного агенты дефензивы* не обнаружили. Через новое "окно" Александр Алексеевич вернулся на родину. Его встретил Иван Иванович, на самом деле Михаил Иванович Криницкий сотрудник ОГПУ. Впоследствии он встречал не одного представителя белой эмиграции, в том числе и переправлявшегося через границу Шульгина.

______________

* Польской тайной полиции.

Когда Якушев и Потапов во второй раз переправлялись через границу, на польской стороне их встретил хорунжий Вагнер. Инсценировка тайного перехода через границу столь важных особ была придумана Старовым. Все было вполне правдоподобно.

Якушев, как ведающий иностранными делами, изображал человека не весьма осведомленного в военном деле и ссылался на авторитет Потапова. Тот обладал искусством сочинять все материалы так, что они принимались польским штабом без всяких сомнений. Вместе с тем "Трест" старался посеять недоверие к материалам, получаемым из других источников. "Мы должны внушить им представление о большой мощи и высокой боеспособности Красной Армии", говорил Дзержинский. И это делали Потапов и Якушев. Делали очень искусно.

Потапов, будучи работником Генерального штаба Красной Армии, в прошлом человек, близкий ко двору, с точки зрения 2-го отдела польского генштаба, представлял собой ценнейшего информатора. В его монархических убеждениях не сомневались.

Николай Михайлович имел большой военный опыт. Это был человек тонкого ума и знал, что с польскими господами надо изображать себя далеко не мудрецом. Таликовский в своих донесениях характеризовал его как карьериста, типичного "момента", воспитанника Академии генерального штаба, которому льстит внимание к его особе.

После ультиматума Керзона, этой откровенной угрозы войной Советскому Союзу, все милитаристы в пограничных государствах от Черного до Белого моря встрепенулись. Их интересовала прежде всего боеспособность Красной Армии; они возлагали надежды на территориальные войска, на то, что в них вольются сыновья кулаков и поднимут восстание против советской власти; интересовало настроение командного состава после введения единоначалия.

Потапов вел тонкую игру, изображая себя отъявленным белогвардейцем. Он умел создать впечатление у слушателей, что командный состав Красной Армии по-прежнему на высоте, что революционный дух бойцов нисколько не ослабел, что в отношении военной техники сделано очень много, а настроение народа ясно проявилось в ответе на угрозу Керзона, когда советские люди добровольно собрали средства на постройку эскадрильи самолетов "Ультиматум". И все это было правдой.

Об этом и сообщали более или менее добросовестные разведчики польского генштаба своим правителям. Полковник Таликовский докладывал:

"Генерал Потапов преуменьшает боеспособность Красной Армии. Но так как он - светский говорун и небольшого ума, то из его слов можно заключить, что перед нами, в случае военного конфликта, будет весьма серьезный противник. Что касается Якушева, то этот бюрократ спит и видит Россию в границах 1914 года".