Мертвая зыбь - Лев Никулин

- Прелестный уголок! - говорил Потапов. - Кстати, Лазенки воспел в своей поэме "Юмор" поэт Огарев: "Есть близ Варшавы дивный сад. Каштанов темная аллея..." Случалось и мне молодым офицером бывать здесь, когда служил в штабе Варшавского военного округа. Давно это было... Не хотите ли пройти к дворцу?

Господин с газетой был разочарован.

Потапов негромко говорил Якушеву:

- Сложная ситуация: Сикорский, Пилсудский, Грабский, Дмовский... Борьба за власть... Положение напряженное. В Лодзи забастовки, рабочим грозят локаутом, кругом - бедность, нищета. И тут же палацы титулованных особ... Контраст разительный. В правительственных кругах интриги. Пилсудчики ждут подходящего момента, чтобы захватить власть. Здравомыслящие не склонны ввязываться в войну, а французские шовинисты натравливают Польшу на Советскую республику. Второй отдел штаба - сплошь авантюристы, создают на границе опасную обстановку и все еще содержат савинковских бандитов и петлюровцев. Наших товарищей из полпредства травят в печати. В Польше осели подонки белой эмиграции. Проникнуть в их гнезда - задача нелегкая. То же надо сделать в Париже и Сербии... Да, в этом дворце жил Стась, последний король Станислав Понятовский... Надо признать - у него был вкус!..

Якушев понял причину изменения темы разговора: вблизи подозрительно шевелились кусты.

22 ноября 1923 года Александр Александрович возвратился в Москву.

Потапов через Париж держал путь в Сербию, в Стремске Карловцы, где находился штаб Врангеля.

36

Все эти дни, пока Якушев был в отъезде, Стауниц хотел показать "племянникам" высокий класс подпольной работы. Делал он это главным образом потому, что понимал значение их визита: если они хорошо отзовутся о "Тресте", можно рассчитывать на солидную денежную помощь.

В квартире Стауница, где сейчас жили Захарченко и Радкевич, появился Кузен. Такая кличка, как мы знаем, была у бывшего жандармского ротмистра Баскакова, скрывавшегося где-то близ Москвы на конном заводе. Затем пришел Подушкин - сторож при складе на Болоте, в своем брезентовом балахоне и кожаном картузе. Наконец заглянул и Ртищев. О нем Мария Захарченко сказала, что он хоть и камергер, но развалина. Подушкин произвел впечатление все-таки бывший чиновник департамента полиции, но особенно по душе Марии Владиславовне пришелся Баскаков: мрачный, долговязый, с абсолютно лысой головой, кипевший злобой и, по ее мнению, готовый на все. Не обошел гостей и Дядя Вася. Захарченко была от него в восторге.

Стауниц развил кипучую деятельность: зашифровывал письма, ходил на тайные свидания и в то же время занимался "коммерцией" - валютными операциями, скупал и продавал мануфактуру.

- Сударыня, - говорил он удивленной размахом его деятельности Захарченко, - прежде всего это дает мне положение: я коммерсант, занимаюсь частной торговлей, помогая таким образом Советскому государству. Отличная маскировка!.. Вот, например, Кузен и Ртищев на это не способны: один прячется в коневодстве, другой числится в какой-то бутафорской мастерской. А что им даст такая работа? Сейчас нужны деньги. И я их делаю, как могу. Вот и для вас надо будет найти амплуа. И найдем, смею вас уверить, иначе здесь нельзя, если не хотите очутиться в доме на Лубянке. Я с ним познакомился и не рекомендую этого знакомства.

Мария Владиславовна томилась, шагала из угла в угол, Радкевич попросил колоду карт и от скуки раскладывал пасьянс. Наконец Стауниц объявил супругам, что в восьмом часу к ним пожалует один из руководителей "Треста".

Якушев пришел в назначенный час.

Александр Александрович попросил "племянников" описать наружность Щелгачева и Бирка, спросил, нет ли письменных полномочий от Кутепова.

- Несколько слов на клочке полотна и подпись генерала нас бы вполне удовлетворили. Но на нет и суда нет.

- Разве пароля недостаточно? - с раздражением спросила Захарченко. - К чему эти предосторожности?

- То, что мы существуем, сударыня, объясняется именно такими, досаждающими вам предосторожностями. Мы отвечаем вдвойне - перед тем, кто вас послал, и перед нашей организацией. Начну с того, что вручу вам добротно сделанные документы: ваша фамилия теперь - Березовская, фамилия Георгия Николаевича - Карпов. Вам будет доставлена скромная, не бросающаяся в глаза одежда. Я еще не могу в точности сказать о той работе, очень важной, которую вам с мужем придется выполнять, - разумеется, она требует осторожности и сопряжена с опасностью...

- Иначе я не представляю себе нашу работу.

- Прекрасно. Дисциплина у нас железная. Отговорок и возражений не терпим. Мы работаем, действуем в очень опасной обстановке, все зависит от нашей организованности и умения конспирировать. Теперь позвольте вас ознакомить с положением дел. Мы придаем огромное значение связям с эмигрантами и ради этого были вынуждены установить деловые отношения с польскими соседями: сейчас мы подошли вплотную ко второму отделу польского генерального штаба. Связь с Берлином и Парижем будет осуществляться через Польшу; на польско-советской границе создано "окно", как на эстонской. Дело не только в хорошо организованной связи. Мы добиваемся на территории Польши получения специальных лесных участков в приграничной полосе. На этих участках мы постепенно сосредоточим ударные отряды РОВС под видом рабочих-лесорубов. Как видите, замыслы у нас обширные.

Захарченко слушала в оцепенении. Наконец сказала:

- Я восхищена! Я не верю ушам! Вы действительно удивительные люди. Мы не имели понятия о том, что у вас делается. Поверьте, мы не гастролеры, располагайте нами, мы останемся на год, если нужно - на два...

- Мы так и думали. Программа наша известна: царь всея Руси самодержец всероссийский; на престоле - Николай Николаевич. Никаких парламентов; земля государева... Тщательная подготовка смены власти; никаких скоропалительных решений; действовать только наверняка.

- А терроризм?

- Это не исключается, но так, чтобы не насторожить врага. Хотя терроризм сам по себе ничего не даст.

- Нет! Я не могу согласиться с вами!

- Пока мы решили не прибегать к террористическим актам.

- Запретить жертвенность, подвиг... Наши люди рвутся в Россию именно для этого!

- Чем это кончается, вам известно? Полковник Жуковский, гардемарин Бурхановский погибли. Не зная обстановки, местных условий, эти безумцы летят сюда и сгорают, как бабочки на огне, а мы ничего не можем сделать для них.

- Однако...

- Нет и нет! Мы отвечаем только за тех, кто прибывает сюда с нашего ведома и подчиняется нам.

- Слушаюсь! - сквозь зубы процедила Захарченко. Радкевич молчал и с тревогой смотрел на нее.

Якушев простился, сказав, что устал с дороги.

Вечером Артузов, выслушав сообщение о том, что происходило в Варшаве, заговорил о "племянниках":

- Вы, Александр Александрович, имели случай убедиться в том, что представляет собой супружеская пара, которую вам навязал Кутепов. Их надо нейтрализовать, и, мне кажется, на первое время то, что придумал Старов, имеет смысл: Стауниц должен снять для них ларек на Центральном рынке. Захарченко и ее муж будут изображать сидельцев, торгующих сахарином. На самом же деле этот ларек будет передаточной инстанцией, сюда будут сдавать пакеты в адрес "Треста" сотрудники польского посольства и получать вашу почту в Берлин и Париж... На первых порах супруги будут довольны столь доверительным поручением. А там придумаем что-нибудь другое.

Когда Якушев сообщил об этом плане Стауницу, тот пришел в восторг:

- Александр Александрович, я еще раз повторяю, вы гений! То, чего вы добились в Варшаве, - великолепно! Откуда это у вас?

Якушев не верил комплиментам Стауница, но тот действительно был поражен ловкостью и изобретательностью "гения". Стауниц не имел представления о том, что все эти действия были плодом коллективного ума Артузова, Пилляра, Старова и самого Якушева.

Колесников (Косинов) в этот период отошел от дел "Треста". Он вернулся к участию в операции значительно позже.

37

Николай Михайлович Потапов - в Париже. Он восстанавливает старые знакомства. Посетил генералов Миллера и Хольмсена, они приняли его уважительно, памятуя близость Потапова ко двору в прежние годы.

Потапов не настаивал на аудиенции у великого князя Николая Николаевича. Его не могла не помнить "черногорка" Стана - супруга великого князя. Она не забыла, что в Черногории Потапов не позволял ее отцу, князю Негошу, залезать в государственный карман России.

Николаю Михайловичу нанес визит Климович. Они были немного знакомы раньше, и теперь Потапов убедился, что бывший директор департамента полиции, пожалуй, утратил нюх полицейской ищейки.

Климович, правда, расставил Потапову несколько капканов. Интересовал его главным образом вопрос, как это Николай Михайлович свободно катается по Европе и что, собственно, он делал в Варшаве?

Потапов рассмеялся и, слегка хлопнув ладонью по колену собеседника, сказал: