Молчание пирамид - Сергей Алексеев

Прискакал Алексей Спиридонович, но где искать, не знает, бор-то огромный, и в обе стороны от проселка эдак верст на десять, а в глубину так до самой Тарабы. Тут и взрослые-то часто блуждали, поскольку кругом увал на увале и все одинаково, а бывало и пропадали люди, так что народ из окрестных деревень сюда редко заглядывал, только по острой необходимости.

Пошел он дорогой и стал звать:

— Ящерь! Ящерь!..

И чует, после каждого крика будто ветер пробегает, деревья колышутся. Громче крикнет, и сильнее ветер — странное природное явление! Глядит, а к нему со всех ног бежит Ящерь и руками машет. Подбежал и шепчет:

— Не кричи, дядя Алексей. Бурю поднимешь. Нельзя здесь шуметь.

Алексей-то Спиридонович обрадовался, что так скоро приемыш нашелся, взял его на руки, посадил на коня, и домой поехали. По дороге спросил мальца, почему это он за отцом в Горицкий бор побежал. Ящерь же так серьезно отвечает:

— Я здесь в первый раз отца нашел. И во второй раз найду. Он сюда все время будет приходить, его это место.

— Сегодня-то не нашел?

— Не пришел он сегодня. А должен был. Видно, что-то помешало.

— Почему именно сюда?

— Да тут, в Горицком бору, врата божьи, — говорит эдак просто. — Разве ты не знаешь, дядя Алексей?

— Какие врата? — изумился и отчего-то устрашился Алексей Спиридонович.

— Божьи, — преспокойно говорит Ящерь. — Можно зайти далеко-далеко. И выйти здесь.

— Поэтому и кричать нельзя?

— Ну да. Бог тишину любит.

— Мы здесь лет десять назад учет делали, так кричали, — будто взрослому сказал Алексей Спиридонович. — Целый месяц в бору жили, мужики-то ругались. И ничего.

— Не на всякое слово божьи врата отворяются, — сказал Ящерь со знанием дела. — Не на всякое земля расступается…

— А она что, расступается?

— Бывает… И тогда летят в Тартарары деревья, люди и целые увалы.

— Тартарары это что? Преисподняя?

— Нет, дядя Алексей. Преисподняя на земле, а под землей град божий. Он и называется Тартарары.

Алексей Спиридонович запомнил этот разговор и стал смотреть на приемыша совсем не так, как прежде, — с уважением, словно на зрелого человека. Иногда спросит серьезно:

— Может, в Горицкий бор пора? Отца встречать?

— Нет, — твердо ответит Ящерь. — Еще не скоро. Я скажу когда.

И еще заинтересовали Алексея Спиридоновича слова Ящеря про то, что земля расступается и уходят в Тартарары целые увалы. Когда он делал учет лесных запасов Горицкого бора, то внимание обратил, что площадь его не совпадает со старой, царской еще, съемкой. Не хватает полверсты в ширину и почти версты в длину. А вроде не рубили, ни старых, ни новых пней не видать. Сделал он запрос в главный лесной архив, и приходит оттуда бумага с еще более старым учетом, который когда-то при Екатерине делали. Екатерина-то хотела отдать этот бор казачьим заставам в Тарабе, где лесу нет, а куреня ихние ставить надо и крепости рубить. Так вот и обнаружилась несбойка с Николаевской, то есть при Екатерине Горицкий бор был больше на полверсты во все стороны!

Вот те на! Царица почему-то отказала казакам, не позволила рубить, на что ее распоряжение было. А это значит, бор сам по себе уменьшается. На ошибку землемеров не свалишь, они раз могут ошибиться, но не три подряд!

Алексей Спиридонович взял мужиков и еще раз перемерял, и вышло, что за десять прошедших лет Горицкий бор еще уменьшился на семь десятин…

Что хочешь, то и думай…

Они с женой решили, подержат Артемия с Любой годик и выпустят, не велико и прегрешенье, да слух прошел, будто все, кто раскулачивал, один по одному внезапно заболели и умерли до конца лета. Про председателя сельсовета так точно знали: кровью захаркал, а еще зачесался, взялся коростами и прямо из своего сельсовета отправился в Горицкий бор.

Говорили, от того, что жарким днем в ледяном озере искупался и простудился.

А осенью следователь из органов пожаловал и давай расспрашивать про Сокольниковых, мол, как они жили, занимались ли всяким мракобесием или, может, яд дома хранили. В общем, стало ясно, что скоро Сокольниковых не отпустят, если отпустят вообще. Алексей Спиридонович хотел сразу пойти в сельсовет к новому председателю и записать детей на свою фамилию, потому как его припугивать стали, дескать, дети чужие у вас, отнимем и в детский дом отправим, да Анна попросила повременить: вдруг вернутся? Артемий обидеться может, что поспешили схоронить его.

В начале зимы человек пять военных сразу наскочило.

— Где Сокольников Артемий? Где этот враг народа? Приходил? Видали?

И оставили засаду. Алексей Спиридонович понял, что Артемий сбежал, и еще понял, что детей врагов народа теперь уж точно отнимут. Как только засаду сняли, пошел в сельсовет, поставил магарыч председателю, которого из уезда назначили — образованного, и стал записывать Никитку и Ящеря на себя и Анну, то есть усыновлять.

Председатель хоть и выпил, но голова работала.

— Я щерь, это что за имя? — спрашивает. — Не слыхал я таких, и в списке имен нету. Давай по-другому запишем.

Алексей же Спиридонович и сам имени дивился, понаслышке историю, откуда взялся Ящерь, знал, да опасался обидеть его расспросами и решил, коли дали родители, значит, знали, зачем.

— Погоди, я спрошу.

Вышел на улицу, где дети ждали, и стал самого Ящеря пытать, откуда имя такое.

— Мамка так назвала, — говорит парнишка. Свояченицу Василису Алексей Спиридонович знал как женщину простую, деревенскую — не могла она выдумать такого имени.

Если не она давала, значит, и мать у него другая…

— Может, правильнее тебя Ящер называть?

— И так можно. Одно и то же. Ящерь в старину называли.

— А что означает, знаешь?

— Конечно, знаю, — легко так отвечает. — Земной пророк.

От непонятного предчувствия Алексей Спиридонович аж захолодел весь. И будто опять впервые увидел мальчишку: ведь и верно, не простой он ребенок, и начиная с его появления до объяснения имени, все странно, загадочно, непривычно. Но больше ничего спрашивать не стал, вернулся к председателю и говорит:

— Пиши — Ящер.

— Ящер — это понятно, змей значит, — блеснул тот ученостью. — Только стыдно ребенка змеем-то называть.

— А кто, кроме тебя, в Рощупе знает? Никто!

— Это да… Ну, ладно, так и запишем.

Дома Алексей Спиридонович с Анной свои размышления обсудил, жена и говорит:

— Я тоже заметила, он ведь как ангел. Сказывать тебе не смела… Пошли мы с ним корову искать на луга. Он и говорит: не туда мы идем, назад нужно. Почему? А корова, говорит, за озером в тюпе. Не поверила, прошли все луга — нет. Вернулись, заходим в тюп — там и стоит, родимая… В другой раз спрашиваю: Ящерь, где наша коровушка? Он в точности место называет, будто за две версты видит. А сама-то придет, спрашиваю. Сегодня придет…